— Но… почему?! — По мере моих восхвалений Райвель, «Ле Фэй» постепенно начала несмело улыбаться, всё больше и больше пунцовея от смущения, однако последние мои слова её изрядно встряхнули, проявив даже некую затаённую злость. — Почему сразу «невозможно»? Если дело всего лишь в инбредной депрессии…

— «Не открывай наготы их, ибо они — твоя нагота». — Прикрываю я глаза, вроде как устало. — …Ричард Докинз. «Эгоистичный ген». Ну или Эдварда Вестермарка почитай на досуге, если интересно. Психология сиблингов, особенно с точки зрения гораздо более старшего из них — сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Чем дольше сиблинг знает, например, сестру, тем большее в нём имеется подсознательное сексуальное отторжение с ней в качестве объекта приложения соответствующих действий.

— И тем не менее, брак близких родственников у высших демонов из Столпов — обычное дело! — Распалилась «Ле Фэй» в своём несогласии. — …Всего один ритуал, и можно не бояться смешения крови! Как-то же они все преодолевают отторжение? Я убеждена — нужно лишь один раз попробовать, пересилить себя, и тогда… тогда…

— Я знал Райвель с самого её детства. — Грустно улыбнувшись, продолжаю я своё пояснение. — Помню, как мама кормила её грудью. Райвель выросла, прошла все пройденные ею этапы, и превратилась в лишь начинающую свой жизненный путь девушку — всё это на моих глазах. Я просто не могу о ней так думать. Жаль, что сестрёнка вбила себе в голову иные причины моего «неприятия», вроде кучи тех же якобы «конкуренток».

«Ле Фэй» обиженно нахмурилась, и притихла. Делаю глоток из бокала с вином. Жду развязки… которая не заставила себя ждать. Собравшая волю и храбрость в кулак, «Пендрагон» подняла на меня пылающий взгляд, и требовательно задала однозначный вопрос, в предполагаемом ответе на который нельзя будет скрыться за цитатами, именитыми авторами, теориями, и прочим «посторонним»:

— Райзер…сама. Вы любите Райвель?

Улыбаюсь «Ле Фэй» — чувствую, что это получается у меня, пожалуй, естественнее, чем когда-либо. Наклоняюсь к девочке-подростку, и… снимаю с её причёски незаметную, ничем не примечательную заколку.

— Да. Я люблю тебя… сестрёнка.

И только сейчас сам понимаю, как двузначно это прозвучало, несмотря на то, что я хотел как можно более акцентировать внимание конкретно на слове «сестрёнка», то есть что я люблю её именно как сестру.

…Внешность лже-Ле Фэй в отсутствии поддерживавшего личину артефакта старой работы быстро меняется: вмиг «отросшие» волосы спадают с плечей знакомыми до боли «дрелями» чуть другого оттенка, а брови заостряются. Одежда, что характерно, остаётся той же: короткая чёрная юбочка, лёгкий бежевый жакет с белой блузкой и мини-галстуком, синий плащ с цветочным орнаментом и декоративным меховым воротничком с круглой фибулой-брошью с изображением креста и двух стилизованных пятиконечных звёзд. Бережно уложенная на соседний пустой стул широкополая остроконечная шляпа, будто вышедшая из карикатурной комедийной человеческой пьески про ведьм, также, разумеется, никуда не делась. А ведь Райвель идёт этот прикид Ле Фэй. Вот же ж хитрюги — сговорились! Такой план придумали! Но я почему-то ужасно рад, что Райвель тоже скучала по моему обществу, и решилась на такой ход, пусть даже под чужой личиной.

Сестрёнка перехватывает взглядом заколку у меня в руке (интересная вещица: наводимая внешняя материальная иллюзия, плюс имитация «ауры», «аромата» магии младшей Пендрагон, даже чувство душ как-то обманывает), её глаза расширяются, девочка недоверчиво проводит рукой по причёске… и лишь после этого удостоверяется, что я её раскрыл. И к моему величайшему неудовольствию, её взгляд резко становится холодным, а лицо замирает. Будто и не мы с ней только что вели относительно непринуждённую, гармоничную беседу, которая сорвалась на такую неприятную тему как горизонтальный инцест лишь под самый конец.

— …Как и следовало ожидать от вас, уважаемый старший брат. — Отвернувшись, процедила Райвель. — Что меня выдало? Или… онейромантия? И как давно в… как давно ты узнал?

Райвель я когда-то просветил насчёт своих способностей. На удивление, её не особо впечатлило, и она никогда не пыталась вызнать будущее, даже своё. Она — одна из немногих не из свиты, кто в курсе об онейромантии, даже отец с мамой ещё не знают.

— С момента, как ты спросила, нравишься ли мне как девушка. — Честно и с улыбкой признаюсь я сестре.

Лицо последней посмурнело ещё больше, и молодая демоница, скорее чтобы хоть как-то занять руки, элегантным жестом подхватила ножку своего полупустого бокала, который ранее отставила после еды и сменила на чашку с английским чаем.

— Значит… всё это было лишь мини-спектаклем для меня, да? — Ровным тоном спросила Райвель, ничуть не выдавая ту наверняка бушующую в ней бурю из смущения и какой-то необоснованной злости.

Тщательно подбираю в голове ответ… и не успеваю ответить: Райвель, вдруг, резко кидает бокал в стену, и тот разбивается на сотни мелких осколков. Самое сложное в этой ситуации — это то, что оборачивается она обратно ко мне с лицом, на котором изображён отнюдь не гнев (это было бы легче понять и принять), а эдакое ленивое презрение. Как к какому-нибудь мужлану, что пытается играть с невинными девичьими сердцами.

Мда, слишком долго думал как ответить, и, похоже, сестрёнка восприняла само молчание как ответ.

— Это не так! — Пытаюсь как можно спокойнее, но тоном повыше, объяснить ей свою позицию. — Ты ведь знаешь, что я не стану тебе врать, тем более в таком вопросе!

Взгляд Райвель слегка размягчился… но не намного.

— …Ты действительно крайне симпатичная молодая девушка. Со множеством положительных черт, которым остаётся лишь завидовать. Но… ты всё же пока слишком молода… и «слишком сестра» для меня.

Райвель грустно опустила голову, а предательский румянец на её щеках, как не сходил всё это время из-за смущения и злости, так и никуда и не сошёл, скорее даже слегка усилился из-за моего последнего признания.

— Почему же ты не можешь перешагнуть через такое незначительное «препятствие»? — Прошептала, скорее для самой себя, дорогая мне разумная. — Неужели это так сложно сделать… для меня…

Но, разумеется, я услышал.

— Райвель. Ты же знаешь, что я всё готов для тебя сделать. По крайней мере, всё, что укладывается в рамки приличия и здравого смысла. Всегда был готов.

Сестра на это не ответила. Лишь встала, и ничего не говоря, направилась на выход. Перехватываю её, сделав пару шагов и положив ладони на талию, для чего мне пришлось слегка наклониться… но так даже лучше, ведь появилась возможность прижаться к щеке мелко подрагивающей сестрёнки. Ах, Райвель, прости меня за то, что я такой непутёвый и ненадёжный брат…

— Готов сделать всё, значит? — Неожиданно перестала трястись сестра. — А ведь «рамки приличия» — довольно растяжимое понятие. В нашем демоническом обществе простой, например, приветственный поцелуй не считается неприличным даже между родственниками. Как и родственный брак, но ты даже поцелуй не осилишь. Не так ли, брат? Ну же, поцелуй меня, раз ты «готов сделать всё»?

Ехидный тон, возрастающая злость, презрение. Она не верит в то, что я поддамся на провокацию. А я… а что я? Я ведь… не могу? В конце концов, взбаламученное моими же необдуманными действиями по отношению к Куроке будущее ещё пока не совсем определено, и Райвель вполне может и понравиться этот, как там его…

Ну не могу я принять роль её любимого! Как бы самому больно от этого ни было, от знания как больно сестрёнке. Или… мне больно не только от этого? Откуда во мне эта ревность, и только ли она братская? Не может быть…

— Я так и знала. — Выждав минуту, с грустным превосходством прошептала Райвель. — Вот он, предел твоей любви.

Стоим, молчим. Она по какой-то причине не спешит выбираться из моих объятий. И почему всё моё красноречие в такие моменты, как назло, покидает меня?

— Отец обговаривает с Гласиа-Лаболасами мою помолвку. — Разорвала тишину Райвель наигранно безразличным тоном, в котором лишь при изрядной доли работы воображения можно было бы услышать потаённое желание, выражаемое в так и не прозвучавшем прямо крике души «спаси меня, брат!».