-- А почему сразу нельзя было поговорить? -- удивилась Гермиона.

   -- Дамблдор велел нам подъезжать потихоньку. Пусть, мол, видят, что мы держим слово. "Завтра придем еще с одним подарком", -- и приходим с еще одним. Производит хорошее впечатление, поняла? А они пока что первый испробуют, поймут, что вещь хорошая, и еще захотят. В общем, великаны вроде Каркуса, если их мозги чересчур нагружать новостями, они тебя убьют, чтобы думать было проще. Короче, откланялись мы, нашли себе уютную пещерку для ночлега, а наутро пришли обратно, и на этот раз Каркус уже сидел, ждал нас прямо с нетерпением.

   -- И ты поговорил с ним?

   -- Ну да. Сперва мы поднесли ему ладный боевой шлем, ну, гоблинской работы, непрошибаемый, а потом сели потолковать.

   -- Что он сказал?

   -- Немного. Больше слушал. Но признак хороший. Про Дамблдора он слышал, слышал, что Дамблдор был против того, чтобы убивали последних великанов в Британии. И вроде Каркусу было интересно, с чем к нему пожаловали гонцы от Дамблдора. И еще сколько-то ихних, в особенности которые знают по-английски, подошли и тоже слушают. Так что уходили мы в тот день обнадеженные. Обещали назавтра прийти, опять с подарком. А ночью все поломалось.

   -- Почему же? -- спросил Рон.

   -- Я же говорю: они не приспособлены жить сообща, -- грустно сказал Хагрид. - Такой большой компанией. Не могут с норовом своим совладать -- у них прямо смертоубийство. Мужчины друг с другом дерутся, женщины друг с дружкой дерутся, остатки старых племен стенка на стенку идут -- и не то чтобы харч не поделили, или костры какие получше, или место для ночлега. Казалось бы, коль весь род твой почти перевелся, ну не долби ты друг друга, так нет же... -- Хагрид грустно вздохнул. -- В ту ночь завязалась драка. Мы сверху видели, из пещеры. И час за часом дерутся, шум невообразимый. А когда солнце встало -- снег кругом красный, голова его на дне озера.

   -- Чья голова? -- ужаснулась Гермиона.

   -- Каркуса, -- внушительно произнес Хагрид. -- И у них новый гург, Голгомаф. Мы-то не ждали, что будет новый гург -- два дня только, как с первым в дружелюбные сношения вошли, -- и чувствуем, этот Голгомаф не так уж захочет нас слушать. Но деваться некуда.

   -- И вы пошли с ним говорить? -- изумился Рон. -- После того, как на ваших глазах он оторвал голову другому великану?

   -- Пошли, конечно... Что же мы в такую даль тащились, и через два дня на попятный? Пошли с подарком, который Каркусу приготовили. Я еще рта не успел открыть, а понял уже, что толку не будет. Он сидел в шлеме Каркуса, а как подошли, оскалился. Здоровущий, из самых больших там. Черные волосы, зубы им в тон и ожерелье из костей. Частью вроде бы человеческие. Я, однако, попробовал: протягиваю большой рулон драконьей кожи и говорю: "Подарок гургу великанов..." Оглянуться не успел, как повис вниз головой: двое его приятелей меня за ноги держат.

   Гермиона закрыла ладонями рот.

   -- Как же ты от них освободился? -- спросил Гарри.

   -- Да без Олимпии ни за что бы. Вынула палочку -- такой быстрой волшебной работы я сроду не видел. Чудо, иначе не скажешь. Обоих, что держали меня, стеганула по глазам заклятием Конъюнктивитус, и они меня сразу выронили. Но теперь совсем беда -- против них магию употребили, а они за это и ненавидят волшебников. Пришлось удирать, и обратно к ним на стоянку нам теперь ход заказан.

   -- Дела, -- прошептал я.

   -- Почему же вы так долго добирались домой, если пробыли там всего три дня? -- спросила Гермиона.

   -- Мы не три дня там были! -- с негодованием ответил Хагрид. -- Дамблдор положился на нас!

   -- Но ты же сам сказал: пути обратно не было.

   -- Днем не было, верно. Пришлось заново все обдумывать. Дня на два притаились, сидим в пещере, наблюдаем. И то, что увидели, нам не понравилось.

   -- Он еще кому-то головы отрывал? -- скривив лицо, спросила Гермиона.

   -- Нет. Похуже.

   -- Это как?

   -- Увидели, что он не против всех волшебников настроен -- только против нас.

   -- Пожиратели смерти? -- догадался Гарри.

   -- Да, -- угрюмо подтвердил Хагрид. -- Парочка их каждый день к нему ходила, таскали подарки гургу, и вверх тормашками он их не вешал.

   -- А как вы поняли, что они Пожиратели смерти? -- спросил я.

   -- Я узнал одного, -- прорычал Хагрид. -- Макнейра помните? Его прислали казнить Клювокрыла. Форменный маньяк. Убивать любит не меньше Голгомафа; немудрено, что они поладили.

   -- Значит, Макнейр уговорил великанов присоединиться к Ты-Знаешь-Кому?

   -- Придержи своих гиппогрифов, я еще не кончил! -- рявкнул Хагрид. Притом, что вначале он совсем ничего не хотел рассказывать, сейчас явно получал от этого удовольствие. -- Мы с Олимпией обсудили и решили: если гург благоволит Сами-Знаете-Кому, это не значит, что остальные тоже. Надо потолковать с другими, которые не хотели Голгомафа в гурги.

   -- А как вы поняли, которые из них? -- спросил я.

   -- Да их же измордовали, -- терпеливо пояснил Хагрид. -- А у кого немного соображения в голове, те от Голгомафа убрались подальше, отсиживались в пещерах вокруг долины, как мы. И мы решили сунуться к ним ночью -- не удастся ли кого уговорить.

   -- Ночью лазили по пещерам, искали великанов? -- с благоговением спросил Рон.

   -- Мы не великанов больше опасались. Мы больше беспокоились насчет Пожирателей смерти. Когда собирались, Дамблдор велел не связываться с ними, если можно без этого обойтись, но в том беда, что-они про нас знали -- Голгомаф, я думаю, рассказал. Ночью, когда великаны спали и мы хотели полазить по пещерам, Макнейр и другой шастали по горам, нас разыскивали. Насилу удержал Олимпию, чтобы на них не бросилась, -- сказал Хагрид, и видно было сквозь косматую бороду, как поднялись у него углы рта. -- Прямо рвалась... это надо видеть, когда ее рассердят, Олимпию... Огонь... Верно, французская кровь сказывается.