Мы с Роландом переглянулись. По сравнению с кораблём Дитера Зальцигхкнда выглядело как-то… простовато, что ли.
— Что, благородные риттеры, — спросил Отто, заметив наши взгляды, — не показалась моя старушка? Кузен Дитер поди вдоволь понадсмехался, не так ли?
— Да как сказать, — протянул я, скребя ногтями трёхдневную щетину.
Обижать кормчего, явно неравнодушного к своей посудине, не хотелось, но и врать тоже.
— Говорите как есть, герр де Лонэ, или ничего не говорите, — усмехнулся Отто. — А то я своего кузена не знаю… Смеялся, конечно. Да только хорошо смеется тот, кто придёт в гавань первым и с полным грузом. Хольк Зальцигхунда — посудина хорошая, спору нет. Для моря хорошая. Тут моему «Благословению» не сравниться, это да. Так я в море и не лезу, зачем бы оно мне сдалось? На большой реке, вроде Рейна или Дуная, хольк ещё неплох. А вот в приток уже далеко не всякий зайдёт. Не то что моя старушка. Мало найдётся рек в долине Дуная, по которым я не смогу подняться до верховьев. Не под парусом, так на вёслах, не на вёслах — так на бечеве.
Что ж, наверное, Отто прав, недаром он столько лет ходит по Дунаю. Да и осадка у этого плоскодонного корыта явно небольшая, пройдёт даже там, где глубина человеку по грудь. Пока шёл этот разговор, наши слуги и оруженосцы завели на борт лошадей, с помощью матросов разместив их рядом с семью мулами. Вещи занесли в каюту в надстройке. Затем и мы поднялись на борт. Отто отдал команду на швабском наречии, и «ло́дья», отчалив, устремилась вниз по Дунаю, забирая к середине реки.
— Ветер наш, — заметил стоявший на носу Отто. — Течение нынче тоже быстрое, не иначе в Альпах дожди прошли, или ледник подтаял. До Эстергома дойдём быстро.
Тем временем из каюты в надстройке появились несколько человек. Наши попутчики, как я понял, и судя по всему — хозяева тех самых мулов. Это были пять парней в возрасте от пятнадцати до девятнадцати-двадцати лет, и две девушки-подростка лет четырнадцати, Судя по похожим чертам — родственники, скорее всего братья и сёстры. Парни довольно рослые, худощавые и жилистые, с тёмными волосами и синими глазами, девушки, понятно, более миниатюрные и фигуристые, несмотря на юный возраст, в нужных местах всё что надо уже оттопырилось, да и на лицо тоже более чем недурны. Глаза у обеих большие, как у кукол Барби, и такие же синие, как у братьев, а волосы, видневшиеся из-под расшитых платков, прихваченных обручами и заплетённые в косы, цвета мёда. Только не того искусственного убожества, что продают в магазинах моего прошлого-будущего, а похожего на липец из приволжских краёв, которым меня когда-то угощал армейский дружок. Одеты бедновато, но чисто. Девушки понаряднее, хотя платья из простеньких тканей.
Роланд сразу сделал стойку на девчонок. Вот же неутомимый кобелина, мало ему «Розового Сада»! Парни заметили его взгляды и нахмурились, встав перед сёстрами и поглаживая рукояти мечей, намекающих на их принадлежность к дворянскому сословию. Гляди ты, какие мы грозные! Правда, только у одного, самого старшего, натуральный рыцарский меч, а у прочих железки куда поплоше. Конечно, не полный отстой из рук деревенского кузнеца, по шесть-десять денье, но и ничего примечательного, абсолютно рядовой ширпотреб, если такое понятие применимо к XII веку. Конечно, мы вшестером наверняка справимся, но к чему доводить до смертоубийства с людьми, которые нам ничего плохого не сделали?
Шепнув Роланду, что девушки явно благородного происхождения, и что рыцарь должен вести себя куртуазно, я попросил Отто представить нас. Парни и девчата и правда оказались одной семьёй. Гаспар, Рамиро, Хоакин, Луис и Роландо де Аргуэльяс, и их сёстры Йоландита и Инес. Мы сообщили, что догоняем армию крестоносцев. Как выяснилось, братья и сёстры де Аргуэльяс направлялись туда же. Постепенно мы разговорились, и ребята поведали свою историю.
В Ульм они попали из города Ливорно в Италии, точнее в Тоскане, хотя родом были из Испании. Вернее, из королевства Кастилия, так как Испания появится на карте только через три с лишним века. Родные места им пришлось покинуть после того, как большая часть их семьи была убита. В Средневековье убивает не какой-то отморозок, не придумавший более умного способа забрать ваш айфон и драгоценности, либо желающий прославить свою никчёмность в соцсетях. В XII веке убивают враги, а их у рода Аргуэльяс оказалось слишком много, и были они слишком сильны.
Не особо состоятельный и не сильно могущественный род кастильских кабальерос, ревниво оберегавших свою честь и независимость, ухитрился сцепиться сразу с несколькими грандами, а до кучи ещё и с богатым королевским городом. Отец ребят был младшим сыном, но после гибели старших родичей оказался главой семьи. Правда, это ему совсем не помогло. Он мстил и гадил как мог, но силы были слишком неравны. Кончилось тем, что соединённые войска врагов взяли штурмом и сожгли его замок, перебив всех, кого там нашли. Чудом спасшийся кабальеро, написав дарственную Церкви на свои, захваченные врагами земли, чтобы напоследок отравить их торжество, лишив львиной доли добычи, вынужден был покинуть Пиренейский полуостров и бежать в Италию, в Ливорно. Куда ещё раньше, понимая, к чему всё идёт, отправил беременную жену-француженку (которую привёз несколькими годами ранее из Парижа, где был с королевским посольством), с пятью маленькими сыновьями (дочери родились уже на итальянской земле), под защиту местного епископа, приходившегося ему отдалённой роднёй. Сам он стал работать писцом и счетоводом в епископской канцелярии, благо уровень грамотности позволял. Точнее, служить, как он всегда заявлял. Тут большое различие. Дворянин не может на кого-то работать, это несовместимо с его честью. Но вполне может служить тому, кто стоит выше. И получать за службу «почётное вознаграждение» (gonorarum) — никакой заработной платы! Так повелось ещё со времён Рима.
Его дети росли в трехъязычной среде, разговаривая с отцом по-испански (точнее по-кастильски, в разных частях будущей Испании сейчас в ходу свои наречия), с матерью по-французски, а от окружающих постигая тосканское наречие, из которого в будущем образуется итальянский язык, а также другие итальянские диалекты, поскольку в Ливорно хватало выходцев из других частей «сапога». Да ещё и латынь выучили, знали немного по-гречески, по-арабски и по-провансальски. Ну и по части грамоты родители их натаскали, обучив также и счёту. Кроме способностей к языкам, у ребят оказался отличный музыкальный слух и красивые голоса, особенно у сестёр, а также талант к игре на разных инструментах. Так что братья Аргуэльяс с детства подрабатывали пением и музыкой на свадьбах и прочих празднествах. Сёстрам же отец позволял петь только в церкви, где их очень хвалили, говоря, что благородным девицам невместно шляться по дворам. А благородным юношам, выходит, вместно? Странные всё же понятия в этом Средневековье!
Хотя я где-то читал, что в средневековой Европе вроде как встречались девушки-менестрели. Или они позже появятся? В общем, беженцы из Испании в Ливорно жили — не сильно тужили. Не шиковали, конечно, но и не нищенствовали. Родители смогли дать ребятам благородное воспитание. Причём без свойственной большинству аристократов заносчивости. Выросшие среди простых людей братья и сестры Аргуэльяс научились оценивать окружающих не по происхождению и состоянию. Вот только, здоровье сеньоры Аргуэльяс так и не восстановилось после многочисленных родов и пережитых потрясений. Она прихварывала всё больше, и три года назад умерла. Смерть жены подкосила и отца семейства. Он тоже стал сильно сдавать, и недавно скончался, успев договориться с епископом, что тот возьмёт подросших сыновей на службу. На беду, епископ пережил отца ребят всего на неделю, а у нового епископа хватало собственных родственников.
В общем, обсудив сложившуюся ситуацию, младшее поколение семейства Аргуэльяс пришло к выводу что в Ливорно им ничего не светит, да и в других городах Италии вряд ли будет лучше. В родную Испанию возвращаться было опасно. Судили-рядили, пока не пришли к решению присоединиться к армии крестоносцев, в надежде на удачу и возможную встречу с родичами с материнской стороны. Правда, братья не хотели тащить с собой сестёр в опасный поход, и предлагали пристроить их в монастырь. Но двойняшки Йоландита и Инес с малолетства были девушками с характером, и становиться Христовыми невестами не пожелали, решив сопровождать братьев. Те не без гордости заметили, что девушки владеют лёгкими клинками, кинжалами, пальмами, метательными ножами и дротиками, а также луками и арбалетами. Такой была прихоть их отца, который, видимо, под влиянием своего бурного и драматического прошлого решил, что его дочери должны уметь постоять за себя не хуже сыновей.
