В загоне были привязаны три лошади, из которых только две, его собственные, были приучены к саням. На не очень крупной, но весьма выносливой пегой лошади по имени Холорук планировал ехать сам Сыромят, а третью он одолжил на время у родственника. На ней можно было ездить только верхом. Четвертая лошадь была у Данила и тоже могла ходить с санями. Завидев хозяина, Холорук заржал, вскидывая голову, как бы спрашивая что-то. Обе лошади Сыромята были упитанные, и даже на морозе без движения их шерсть заиндевела; лошадь родственника была уже старой и ходила только под седлом, зато была спокойна как удав. Эту лошадь Сыромят планировал дать Терентию, как самому беспокойному и неусидчивому, да и весом особо не вышедшему. Он ее взял под слово, что не заездит и вернет хозяину в целости и сохранности, хотя при этом и он, и родственник понимали, что такая договоренность с Сыромятом – излишняя. Вторая его лошадь была молодой и крепкой. Ее он планировал под Колю, располневшего в последнее время не в меру. При этом он, представляя своего друга, лезущего на лошадь или слезающего с нее, в душе посмеивался.
Мороз к обеду немного отпустил. Вообще, осень в этом году затянулась. До последнего стояли теплые дни, морозы за сорок пришли только к середине ноября. На свои угодья Петр обычно выезжал только по морозу. Не любил он начинать охоту рано, лишь только первый снег ляжет и озера покроются льдом. Зато шкурки соболей у него всегда были как на подбор – зрелые, пушистые и с густым подшерстком. Да и дома по осени забот хватает. Вот и в этом году решил дождаться морозов. С этим вначале категорически не соглашался его новый напарник Данил, полагавший, что они упустят время и соболь перекочует, но, не имея своих угодий, Данил был вынужден согласиться с Сыромятом. Когда он соглашался охотиться в этом сезоне вместе, он, конечно же, знал, что Сыромят каждый год выезжает на угодья позже всех, но тут было одно «но». Каждый из них не признавал технику, любили они охотиться на лошадях. Оба полагали, что снегоходы, которых ныне развелось множество, распугивают дичину, поэтому принципиально не покупали их и по старинке ходили или пешком, или на лошадях. В деревне таких «древних», как про них говорили, осталось только двое, вот и решили они в этом году охотиться совместно, хотя Данил возрастом был на десять лет младше Сыромята.
Друзья приехали после обеда и довольно долго и подробно объяснялись, из-за чего задержались, хотя все их объяснения, скорей всего, были нужны более им самим, нежели Сыромяту или Данилу. Ведь, по сути, деревенские всегда жили неспешно, никуда никогда не торопились. Это только в городе подсчет времени идет на минуты, а в деревне время считают от рассвета до полудня, а затем до заката, или считают от дойки до дойки, от полива до полива, а на сенокосе – от одного перерыва до другого.
Вечер прошел оживленно. Испробовав городских гостинцев, долго сидели и вспоминали былые времена, друзей. Порой хохотали до упаду, порой грустили по ныне уже ушедшим друзьям, планировали охоту. Когда Сыромят или Данил начинали рассказывать про угодья и свои приключения, сами возбуждаясь от своих рассказов, а может, немного и похваляясь, но, наверное, в большей степени желая подбодрить друзей и разбудить в них притупленные городской жизнью охотничьи инстинкты, все замирали и чуть ли не в рот залезали рассказчику, разными способами выражая в самые ключевые моменты рассказов свои эмоции. А может, на самом деле Сыромят да Данил были хорошими рассказчиками? Этого после нескольких рюмок горячительного и не разберешь ведь. Данил, приглашенный в компанию для знакомства, освоился и, соблюдая деревенскую степенность, зажав свой характер в кулак, никакой нетерпимости по поводу опоздания не выказал. Терентий и Коля были выходцами из деревни, хотя жили и работали в городе, поэтому все деревенское им было не чуждо, однако определенные тонкости жизни в деревне все-таки у них поутратились.
Рассвет застал друзей уже в дороге. Застилавший деревню морозный туман остался позади и с каждой минутой стоявший сплошной темной стеной лес начинал обретать зримые очертания.
Вначале проявились отдельные деревца, затем прогалы и поляны, а после восхода солнца все вокруг засияло и засверкало. Снег и изморозь на ветвях деревьев, отражая свет белого северного солнца, засверкали ярким сиянием. Снег под копытами неподкованных лошадей и под полозьями саней отчаянно скрипел, лошади время от времени всхрапывали, выдувая из ноздрей замерзающий иней. Это были единственные звуки, слышимые в морозной тишине, все остальное словно вымерло. Вот попытался было, завидев обоз, каркнуть ворон, словно обращаясь к проезжающим, но и у него, видно, язык примерз к небу, так что вместо обычного карканья вырвалось что-то несуразное. Ворон сидел, взъерошившись и втянув голову в плечи, на вершине сухостоя, будто там ему было теплее, чем на живом дереве. Мороз давил по-серьезному.
Выехав на лед реки, друзья остановились. Коля, как самый старший по возрасту, хотя разница в возрасте друзей исчислялась дня ми, очистив лед реки от снега, по якутскому обычаю повернулся лицом к солнцу, разложил заранее заготовленные женой дома оладьи в круг по ходу солнца, а в центр положил кусок сливочного масла. Он попросил у духов хорошей дороги. Прочие опрокинули по чарке горячительного и продолжили путь.
Сыромят, сидя на санях и покачиваясь в такт движению, вспомнив, как они все вместе утром усаживали Колю на лошадь, крикнул:
– Коля, как тебе? Лучше, чем в кресле тойона?
– Ну-ну, пользуйся моментом, поиздевайся. И мое время придет. Приедешь ты в город.
– Сыромят, Коля у себя в кабинете два кресла развалил. Смотри, и седло развалит, – заржав, что лошадь, во весь голос прокричал Тереха. – Уже есть, что вспоминать. Называется – погрузка или водружение Николая Николаевича в седло. Ха-ха-ха! Ох и посмеемся же мы потом, животы надорвем.
– Ничо-о, Коля приноровится. Главное для него на эти две недели, чтобы пень недалеко был. Чтоб потолще да потверже. Ха-ха-ха!
Общение с друзьями было радостным и обещало быть таким же в течение всех дней в лесу. Путь до избы был неблизкий и занял весь день и вечер.
Промерзшая изба встретила хозяина и гостей радостным скрипом дверных петель и густым, зависающим в воздухе паром от выдыхаемого воздуха.
Как всегда, первые дни были заняты обустройством и подготовкой к промыслу. Если дрова и лед были успешно заготовлены в первый же день, то подготовка приманки заняла некоторое время. Изба Сыромята была, как и он сам, сложена крепко. Сооружена из толстых сосен, со струганными досками и так называемыми евроокнами. В хозяйстве имелась маленькая банька и каркасный, обтянутый материалом от рекламного щита, гараж или сарайчик с небольшой печуркой. Сама изба была светлая с деревянными нарами вдоль стен и большим столом в центре под окном и, как выяснилось, хорошо держала тепло, что было весьма даже немаловажно. В общем, друзьям и Данилу хозяйство Сыромята очень понравилось.
За эти дни Коля несколько раз пытался приноровиться самостоятельно залезать на своего «скакуна», как он называл лошадь, но – бесполезно. То, задрав ногу, не мог перекинуть ее через лошадиный круп, из-за чего валился назад; то, излишне сильно закинув на седло тело, переваливался через лошадь и зарывался с головой в снег. Поэтому в конце концов решили, что сподручнее будет научить Николая запрягать лошадь в сани и пусть себе катается в свое удовольствие. Что и было сделано. Коля научился быстро запрягать и распрягать лошадь. Посмеиваясь, друзья это проделали несколько раз «на время», вспоминая солдатскую утреннюю побудку, с чем Коля с удовольствием соглашался.
Первые дни вылазки сразу стали удачливыми. Разбившись на две группы – Сыромят с Колей, а Данил с Терехой – стали устраивать соревнования. И соболя и боровой дичи было достаточно, да и собака работала хорошо, затем и капканы начали работать. А морозы с каждым днем все крепчали.
По прошествии десяти дней активной ходовой охоты Сыромят, подсчитав добытое, остался очень доволен. Год как никогда удачный и качество шкурок отличное. В основном был соболь темного окраса и с сединой. Светлые шкурки попадались единично. Видать, откуда-то перекочевал соболь в этом году, раньше было по-другому. Городские понемногу освоились и порой сами, без сопровождения местных, совершали недалекие вылазки. Колю больше интересовали глухари и тетерева, так как на санях в лес он заехать не мог. Ездил вдоль речек, по краю леса, по местам скопления кустарников. А Тереха, как всегда горячий и неусидчивый, все выспрашивал о наличии сохатого. Порой, завидев следы, призывал тропить, но Сыромят с Данилом рассчитывали добыть мясо ближе к отъезду. Пока что мяса, взятого из дома, хватало.
