Ему нужно осмотреться и выловить взглядом Вэя, восстановить ту разорванную нить, что вела его все это время в нужном направлении, но он оказывается совершенно не в состоянии поднять голову. Словно на нее сверху давит невидимая, но крепкая рука.

Не высовывайся.

Усок идет за потоком, в окружении белой блузки, серой кофты и пары черных штанов, и совершенно не понимает, что он собирается делать дальше, когда попадет на платформу. Он уже, должно быть, уехал, это все бессмысленно!

Однако ни это осознание, ни возможность развернуться и пойти в обратную сторону не спасают его от всенепременно надвигающегося кошмара. Собственные шаги кажутся ему вестниками приближающейся беды, а фоновый шум складывается в один назойливый зов смерти. Он чуть ли не каменеет от того, насколько фатальным ему видится его ближайшее будущее.

Когда вскоре он оказывается на платформе, то его словно подхватывает невидимый и несуществующий ветер, который вертит им из стороны в сторону как отмершим и опавшим осенним листом.

Вот только это все без толку.

Где-то на четвертом круге Усок понимает, что окончательно потерял Вэя, а вместе с ним и себя заодно. Его приступ панической атаки перестает пугать его, и он смиряется с неизбежностью своей скорой кончины. Сколько он уже не дышит? Минуты две, наверное.

Звуки начинают постепенно покидать его голову, а картинка в глазах становится все более и более размытой. Еще чуть-чуть, и его тело благополучно встретится с полом, который выложен негостеприимным камнем, и Усок практически расстраивается из-за того, что ему будет крайне неудобно здесь лежать.

Но это все, конечно же, не имеет значения.

Он проиграл ему. Проиграл Вэю еще в тот момент, когда получил то злополучное первое письмо. Когда решил не идти в полицию, когда в тот, самый первый момент по-настоящему испугался его. Ну, что же, такова его судьба, и он готов это признать, и готов сдаться, вот только…

Игра не была бы настолько интересной, если бы ее можно было так просто закончить, верно?

Практически в последний момент перед падением он чувствует, как сзади к нему прижимается чье-то тело, и некая рука начинает поддерживать его поперек груди. Вторая же рука незнакомца закрывает ему глаза, плотно, но нежно. Усок мгновенно приходит в себя, так, словно и не было в помине этих последних минут его слабости, словно бы еще секунду назад он стоял посреди площади и никуда оттуда не уходил.

Он чувствует, как незнакомец наклоняется к нему и тихо, прямо на ухо, шепчет слова, как успокаивающую мантру.

- Т-ш-ш, тише, тише. Я помогу тебе. Я выведу тебя.

.

Я помогу тебе.

.

Я выведу тебя.

.

Вэй

Он не знает, откуда ему сразу же и доподлинно становится известно, что это он. Возможно, ему об этом говорят руки, которые крепко, но аккуратно удерживают его от падения. Возможно, это голос, нашептывающий ему слова утешения. Может быть, это какое-то божественное проведение, судьба…

Но они встретились.

Вот таким вот образом.

Сломанный робот и преследующий его призрак.

Усок и Вэй.

Усок и…

…

КТО?

Резкий порыв, образовавшийся вокруг этого ключевого вопроса, запустил в нем некий защитный механизм, и он с огромной, как ему показалось, силой вцепился в ладони его преследователя, стараясь отодрать их от себя и одновременно пытаясь выбраться из кольца его рук. И следующие минуты стали идти толчками и рывками, и стремлением освободиться, и остановиться он смог лишь в тот момент, когда почувствовал под своими ногтями кровь.

- А ты любишь посопротивляться, да? – усмехнулся ему на ухо Вэй, облачая свой комментарий в очень снисходительный тон.

Это словно ударило Усока по голове, и он понял, что прямо сейчас его держат в заложниках, ведут не ясно куда, и огромная толпа людей вокруг ничего с этим не делает.

Что, в принципе, очень ожидаемо.

Однако, тот факт, что рассчитывать в этой борьбе придется только лишь на себя, заставляет его усмирить свой перемешанный со страхом гнев и задать себе такой тон поведения, который не будет злить Вэя.

Политика невмешательства в собственную судьбу.

Усок то и дело ощущает, как хватка на его теле становится то сильнее, то слабее, как его поворачивают и ведут, словно овцу на заклание, а ему остается лишь перебирать ногами и стараться не думать ни о чем. И несмотря на то, что сейчас настал тот самый наилучший момент, чтобы узнать, кто же такой Вэй на самом деле, Усок, находясь в его руках, даже и не думает предпринимать подобных попыток.

Он знает, что это убьет его.

Они с Вэем словно возвращаются по его следам, он явно ведет его обратно, и с каждым новым шагом навстречу выходу, Усок все больше и больше обретает силы снова существовать. Он возвращается из ада, из потустороннего мира, в который имел неосторожность шагнуть, преследуя сбежавшего оттуда черта.

До конца этого пути, до финальной точки остается совсем немного, и все чувства Усока напрягаются и нашептывают в его голову одни и те же слова, словно очередную мантру.

Не дергайся.

Но какое-то одно чувство так не делает. Какая-то капелька в его душе продолжает сопротивляться, и в тот момент, когда их крошечная делегация заступает на эскалатор, несущийся вверх, то его руки непроизвольно начинают сжиматься вновь, оставляя на руках противника еще более глубокие следы.

Усок спиной начинает чувствовать, как от этого напрягается Вэй, как ему неприятно, и это ненамного, но все же облегчает его собственные страдания. Они почти выбрались, и он даже боится думать в сторону того, что должно сейчас произойти.

…

Но самая соль шутки заключается в том, что ничего не происходит.

Вэй просто выводит его наружу, и Усок оказывается столь ошеломлен произошедшим, что на мгновение теряет связь с реальностью, и этого мгновения хватает для того, чтобы тот снова смог раствориться в толпе. Так, словно его здесь никогда не было.

А, собственно, был ли он?

…

Усоку требуется минут пять, чтобы прийти в себя, распрямиться, окончательно смахнуть слезы с уголков глаз и щек, и направиться на автобусную остановку. Что бы с ним ни произошло, а домой ехать все равно придется. И в данный момент… даже как-то хочется.

Он попытался снова заглянуть в себя и понять, какая часть его желает попасть домой для того, чтобы отдохнуть и позволить себе перезагрузиться, а какая часть желает снова найти письмо. Потому как, если говорить откровенно, после такого Вэй просто обязан ему написать. Иначе, это будет совсем неучтиво.

Дом встречает его своей сухостью и однообразностью, и Усоку кажется, словно все его содержимое в один момент побледнело на один тон. На полу лежало письмо, но он сделал перед самим собой вид, что не заметил его, и устремился прямиком в душ в надежде смыть с себя хотя бы каплю этого назойливого ощущения постоянно присутствия его рук на своем теле.

Пара метров, щелчки дверей, и вот Усок уже стоит, весь окутанный ощущением водного покрова на коже, и ему кажется, что в какой-то момент, еще очень давно, его жизнь перестала иметь всякий смысл. Впрочем, эта мысль не сильно долго задерживается в его словно опухшей голове, ее смывает в сток вместе с грязью с его насквозь пропитавшейся потом кожи. Смывает туда, где ей самое место.

Чересчур горячая температура воды и ощущение мнимой безопасности медленно, но верно выкачивает из него остатки сил, появившиеся в результате резкого укола адреналина, и он сползает на пол и несколько минут просто сидит, ни о чем не думая и, кажется, уже толком ничего не чувствуя.

Возможно, это длилось всего мгновение, но там, в глубинах подземелья, он признал свое поражение и сдался. И тот факт, что он все еще жив, означает лишь то, что Вэй захотел поиграть с ним чуточку подольше. Усок на каком-то животном уровне сопротивляется этой мысли, его инстинкты бунтуют против заключений его пораженного вирусом разума, но рациональная составляющая его личности практически всегда довлела над его чувствами. Кроме, конечно же, самых важных и значимых моментов.