Идея появляется в его голове быстрее, чем он успевает толком ее для себя оформить, и он бросает свою сумку на пол, падает вслед за ней на колени и судорожно пытается извлечь из нее ручку и листок бумаги. И только когда в его руках оказывается все необходимое, его внезапная идейная лихорадка проходит, и он замирает в попытке до конца осознать, что же именно он сейчас собирается сделать.

Спустя буквально пару секунд, Усок начинает дрожащей рукой выводить заветные линии на белом полотне, не давая себе времени на излишние размышления, которые могут быть чреваты ненужными сейчас сомнениями. Справившись с задачей, он, даже не смотря на конечный результат, бежит обратно в комнату, чтобы взять скотч, а затем возвращается в коридор в том же темпе, как будто выполняя эстафету, но самом деле всего лишь пытаясь обогнать свои же собственные мысли.

Выйдя за пределы его разрушенной крепости, он прикрепляет листок прямо посреди двери, уже не стесняясь ничего и делая тем самым официальное заявление.

Он отвечает Вэю.

Но он совершенно не готов к тому, какие последствия это может за собой понести, и поэтому он просто сбегает на работу, надеясь, что в итоге все как-нибудь само собой разрешится.

.

Дверь остается стоять на месте, заявляя…

.

«Давай встретимся»

.

Усок не то, чтобы опаздывал на работу, но времени у него не хватало, впрочем, как обычно. Мысль о потенциально возможном очередном выговоре от начальства немного заняла его размышления и поволновала его в той манере, в которой это было приемлемо для его нервной системы в данный момент.

На фоне всех остальных переживаний это выглядело как приятный повод слегка подогреть застывшую от холодного безразличия окружающего мира кровь. И все же, когда он проходил мимо кофейни, то что-то на мгновение сжалось внутри него, но он быстро себя одернул, решая, что с этой проблемой он будет разбираться позже.

Если вообще будет.

Но ему очень хотелось надеяться, что будет. Ему очень хотелось пообещать себе, что он это сделает, и он пообещал, честно при этом признаваясь себе в том, что это обещание не стоит и выеденного яйца.

Поток людей, несущий его сегодня вдоль улиц, хаотично продолжал течь дальше, даже не подозревая, какие моральные дилеммы рождались и умирали в головах его составляющих. Усок продвигался вперед вместе с ним по направлению к школе, по очереди переключая свои мысли на сегодняшнюю работу.

Смесь из наполовину солидных и наполовину угрюмых взрослых начала постепенно смещаться в сторону более молодой, расхлябанной массы, в которой было гораздо меньше системы, но гораздо больше жизни. Это была, на самом деле, одна из причин, по которой Усок любил свою работу, ведь здесь можно было зарядиться энергией более молодого поколения. Бывшие друзья много шутили на тему того, что с его низким порогом раздражительности идти в учителя было самоубийством, и в какой-то момент на последнем курсе Усок и сам начал так думать. Но все эти волнения ушли в тот момент, когда он действительно начал работать.

Он не мог злиться на учеников. Ведь как можно злиться на жизнь во всем ее цветущем проявлении? Единственной и, пожалуй, главной проблемой оставалось то, что среди детей попадалось очень много замаскированных жестоких взрослых. Конечно, они становились такими не от хорошей жизни, и, вспоминая в очередной раз Чонсу, он понимал, что это действительно была проблема скорее общества в целом, нежели чем отдельных его представителей.

А, впрочем, ему уже давно пора было прекращать оправдывать этого нахального мальчишку, так как он был виноват во всей ситуации не меньше, чем Усок, а то и больше, но в итоге именно его объявили жертвой, а Усоку досталась роль злодея, как в настоящей театральной постановке, либо же в как в азартной карточной игре, на кону которой была его спокойная дальнейшая жизнь.

Но теперь Усоку представилась возможность примерить на себя другую роль.

И он вынужден был признать, что, возможно, для Чонсу это было не менее болезненно…

.

.

.

Нет!

Он резко оборвал поток своих мыслей, будучи уже на пороге школы и плавно пытаясь вклиниться в ее естественно возникший строй. Такими темпами, начав оправдывать причину своей поломанной жизни, ему останется совсем немного до того, как он начнет оправдывать и Вэя. Этого нельзя было допускать ни в коем случае, ведь, судя по горькому опыту его прошлого, он очень падок на манипуляторов, делающих вид, что они влюблены в него по уши.

Усок глубоко вздохнул, продолжая продвигаться по коридорам в сторону учительской, пытаясь здраво оценить свое недавнее поведение. Почему он вообще начал думать об этом? Почему его мозг проводит такие странные параллели и делает это в таком несуразном и хаотичном виде?

Его мыслям полагалось быть структурированными, отточенными и четкими, как и его поведению, но все то, что он делал в последнее время, лишь с натяжкой можно назвать адекватными действиями.

Ему пора исправляться.

Ему пора приходить в себя. Вот только…

- А я вам говорю, что это невозможно!

Внутреннее помещение для торжественных ежедневных сборов его коллег встретило его довольно громким возгласом учительницы по химии. Усок не был уверен на сто процентов, но, кажется, ее звали Чон Сунхи.

- Что же вы это так рьяно его защищаете, мисс Чон? – посмеялся над ней еще один преподаватель химии, имени которого Усок уж точно не помнил.

Он, практически не выдавая своего присутствия, поприветствовал всех одним тихим и неприметным «здравствуйте» и прошел на свое место почти на цыпочках. Уж во что, а в споры учителей лезть было нельзя. Причем не только ученикам, но и остальным сознательным учителям, переживающим за свою жизнь, тоже.

Его раздражающий сонбэ, сидевший на своем стандартном месте по соседству с Усоком, что-то мило напевал себе под нос и при этом увлеченно печатал на своем мини-ноутбуке, который выглядел на фоне этого довольно высокого человека крайне комично.

- Сонбэ, - осторожно начал он, наклоняясь немного вправо, - в чем весь сыр-бор?

Тот мгновенно отвлекся от своего занятия, чем бы там оно ни было, и повернулся в сторону Усока, одаривая его лучезарной улыбкой. Затем он также наклонился в сторону вопрошающего, и Усоку мгновенно начало казаться, что расстояние между ними оказалось все же чуть меньше, чем положено благочестивым и вежливым людям.

- Все из-за вчерашнего собрания, мой дорогой коллега. Видите ли, высказывания и просьбы директора натолкнули всех на мысль, небезосновательно причем, что кто-то из наших учителей начал встречаться с его или ее учеником или ученицей.

Усок смог выдать только слегка ошеломленное «оу» и отодвинуться, чтобы вновь погрузиться в пучины своих болотных размышлений. Его крайне позабавил тот факт, что подобные ситуации были, по всей видимости, не таким уж и редким явлением в их кругах. Он очень сильно постарался, чтобы скрыть улыбку, лезущую на его лицо как надоедливое насекомое, но не был уверен в том, насколько хорошо у него это получилось.

Тем временем обсуждение, которое постепенно накалялось до такой степени, что его можно было назвать спором, разрасталось по комнате словно облако ядовитого пара, и Усоку крайне не хотелось, чтобы его зацепило этими химикатами. С другой стороны, если вот так взять и ретироваться посреди переговоров о том, кто из учителей спит со своими учениками, то это будет выглядеть… как минимум странно.

Нужен был план, которого не было. Нужен был повод, который все не появлялся и не появлялся. Облако уже зацепило передние и соседние с ним столы, и это грозило отравлением ему самому уже в ближайшую минуту. Он абсолютно не был готов к этому, но сложившаяся обстановка, к его огромнейшему сожалению, не оставляла ему никакого выбора.

- Ну а вы что молчите, господа преподаватели начальных классов за последней партой? – стрела, обернутая в иронию, прилета, как показалось Усоку, прямо промеж его глаз.

Он глубоко вздохнул и уже мысленно подготовился к тому, чтобы начать оправдываться, но, слава всем существующим и несуществующим богам, на этот раз сонбэ отвел от него удар.