Вот теперь точно и окончательно. На сто процентов.

С этими мыслями он вставил ключ в замочную скважину, и уже через мгновение оказался по ту сторону двери, того самого барьера, защищавшего его от внешнего мира, который потерял теперь всякое значение.

Квартира поражала своей статичностью, грубой безэмоциональностью и отсутствием в ней хоть каких-либо изменений. Что ж, решил Усок, скидывая по традиции на пол сумку и грубо стягивая с себя обувь, - он ожидал и этого.

Но при этом что-то, какая мерзкая противная пиявка, присосавшаяся к маленькому отростку его сознания, говорила ему о том, что этот день для него еще не окончился. Он немного размял плечи, проходя вперед в гостиную, и начал раздумывать на тем, чем бы ему занять свое время до того, как с ним что-нибудь произойдет.

Подойдя к своему излюбленному дивану, он плюхнулся на него со всего размаху, начав критически осматривать свое жилое пространство после того, как его тело соприкоснулось с тканевой поверхностью, создававшей эффект удобства данного предмета мебели, но, увы, лишь с переменным успехом.

Его квартира показалась ему в этот момент до того пресной, что, будь он сам сталкером, то точно бы не стал следить за кем-то, кто живет вот в таких условиях. Он усмехнулся и решил, что, возможно, именно поэтому он им и не являлся, хотя, кто знает…

До события оставалось еще полчаса.

Он взял пульт с журнального столика, щелкнул кнопкой включения, и уже через пару секунд помещение наполнилось звуками какого-то очередного симфонического концерта. Усок, особо не всматриваясь в экран, краем уха уловил, что это была, скорее всего, девятая симфония Бетховена.

Он отправился на кухню, чтобы по традиции начать варить себе кофе, а потом добавить в него чего-нибудь покрепче. Усок невольно вспомнил то крайне неуместное замечание от Вэя в его письме по поводу его излишней любви к алкоголю. Конечно, сам бы он ни за что не подумал, что эта его маленькая слабость может быть воспринята кем-то как негативная черта. У него было много по-настоящему грубых недостатков, но это… так, сплошное баловство.

В процессе переворачивания шкафчиков на кухне с ног до головы и изнутри вовнутрь, он задумался о том, что бы он написал Вэю в ответ, будь у него такая возможность. Нет, он определенно не хотел вести с ним никаких переговоров, скорее наоборот, старался по максимуму не обращать внимание на его выходки, но все-таки…

Как он мог выглядеть?

По манере письма бывает крайне трудно определить тип внешности, особенно учитывая то, что послания были написаны не от руки, но всегда можно было позволить себе немного пофантазировать. Усока отвлек щелкнувший переключатель чайника, извещавший владельца о готовности его воды, и он быстренько достал чашку, но в следующее мгновение, произведя критический осмотр, поменял ее на аналог побольше, и засыпал туда три ложки кофе. Тем не менее, вода была еще слишком горячая, чтобы заливать ей кофе, и поэтому нужно было слегка подождать, что, конечно же, не могло не спровоцировать Усока на неподходящие мысли.

Что-то подсказывало ему, что Вэй должен быть с ним одного роста. Это было абсолютно безосновательное предположение, но каким-то образом при невысоком росте он приобретал в глазах Усока гораздо более человеческий вид.

Светлые или темные волосы? Наверное, темные. Так легче смешаться с толпой. Но с другой стороны, не ясно было, так ли уж он хотел оставаться незамеченным. Анонимность его писем настолько пахла жаждой внимания, что Усок смог бы учуять ее за версту, как запах прогнившей рыбы.

Его черты лица должны быть острыми, как у человека, способного на безрассудства. Или же мягкими, как у тех, кто не способен принимать на себя ответственность тогда, когда это нужно больше всего. Шрамы или татуировки? Наверное и то, и другое. Закрытая одежда темных цветов. Длинные пальцы с обкусанными ногтями. Множество родинок, и, возможно, спортивное телосложение, а еще большой…

Усок резко вздрогнул и практически подскочил на месте, когда со стойки слетело блюдце из-под чашки и вдребезги разбилось о пол, создавая россыпь осколков ярко-оранжевого цвета на темном фоне кафельного покрытия. Он резко отшатнулся и отступил на два шага назад, больно врезаясь спиной в барную стойку. Отчетливо слышимый звук вздоха от разочарования практически заглушил для него бешенный ритм собственного сердца, и он, аккуратно переступая через опасную зону, отправился в сторону кладовой для того, чтобы вооружиться метлой и совком.

В кладовой было как обычно пыльно и душно, но, на удивление, без ярко выраженного беспорядка, что царил у Усока по всей квартире. На деле, причина такого явления была довольно прозаична: ему нечего было хранить в кладовке, кроме всяких чистящих средств и неких чистящих способов. Его боевое вооружение на сегодняшний вечер с благородством покинуло свою скромную обитель и отправилось сражаться с осколочными монстрами.

Усок проклял себя десять раз за то, что в такие моменты он начинал думать, как его ученики - мультяшными ассоциациями, - но при этом он ничего не мог с собой поделать. Ему нужно было хоть как-то психологически справляться с обязанностями, выполнять которые совершенно не хотелось, но самым забавным во всем этом было то, что с таким вот подходом он относился как к разбитым блюдцам, так и преследованию сталкера.

Уровень угрозы: разбитое блюдце

Решение: применить защитное вооружение в виде метлы и совка

Уровень угрозы: сталкер

Решение: …

Не дойдя до кухни буквально пару шагов, Усок остановился. Замер на месте, как перед невидимой стеной. Он пытался сделать это весь день, однако, только сейчас это признание стало пытаться вырваться из него, как бабочка, созревшая в мысленном коконе. Но почему сейчас?

Он выбросил все, что держал в руках, на пол, и сам осел на него, борясь с тем, что должно было сейчас произойти. Но по какой-то неведомой причине это было уже просто невозможно. Оно снизошло на него как озарение извне: послание, данное ему кем-то словно бы несуществующим, потому как он сам никогда бы не смог сказать нечто подобное.

Усок почувствовал, как опять передает бразды правления своим телом другому человеку, и он приводит в движение его голосовые связки, открывает его рот, вдыхает в него воздух, а затем, используя его, произносит:

- Я ничего не смогу против него сделать.

Не голос, шепот. Скрипучий, еле различимый, и оттого еще более зловещий.

И в следующее мгновение раздался стук в дверь.

========== По следам ==========

Усоку всегда казалось, что словосочетание «звенящая тишина» не имело абсолютно никакого смысла. Она бывала давящей, оглушающей, тихой в конце концов, но никак не звенящей. И сейчас его накрыло волной именно подобной «незвенящей» тишины.

Он словно оказался в коконе, сотканном из огромного мыльного пузыря, стены которого не позволяли ему нормально видеть и слышать реальность. Это было похоже на погружение под воду без маски, где все образы и звуки оказывались приглушенными и размытыми.

Но этот стук.

Он прорезал пространство не хуже ножа и пугал словно крик внезапно появившегося призрака. И тем не менее, добравшись до Усока за считанные мгновения, он попал словно бы по какому-то переключателю в его голове, который разом отрубил все его страхи и сомнения и прочистил его мозг до состояния стерилизованного порядка отформатированной программы.

Он перестал бояться.

Нет ничего более придуманного, чем страх, ему это было совершенно точно известно. Страх – это ведь насилие твоих нервов в отношении себя же. Эдакий мазохистский неврастенический онанизм. Он мысленно похвалил себя за то, что, наконец, сумел выдать ассоциацию, подходящую под его возраст, усмехнулся, словно предвкушал появление этого стука в своей жизни, развернулся на пятках, распрямил плечи и уверенной походкой направился в сторону двери.

Та встретила его серией запертых замков, и он в довольно быстром темпе начал их все расстегивать, словно пуговицы на прилипшей к спине рубашке. Ни тени сомнения не возникло в его голове. Он даже не задумывался о том, что за этим хлипким барьером его может ожидать человек, желающий его убить. И это его состояние ощущалось им как высшая благодать после стольких часов существования в виде натянутой струны.