Он сдавленно охнул, и Каспер зажал ему рот, опасаясь громкой реакции.

— Тише, — попросил он.

Алек пробубнил в его ладонь:

— Это папа…

— Заткнись. Не говори об этом.

Алек замолчал, чувствуя, как слеза, стекая по щеке, падает на пальцы Каспера и продолжает свой путь по ним. Он был уверен: это происходит из-за него. Папу казнят из-за него. Неважно — из-за его создания или из-за его побега — так или иначе, если бы не Алек, на сцене бы сейчас никто не стоял.

Из динамиков раздался голос судьи, оглашающий приговор. Во время публичных казней ни один государственный служащий не показывал своего лица: военные прятались за масками-балаклавами, а судьи и прокуроры — за динамиками и наноусилитеями.

Голос сообщал, что его отец — Стефан Волков — обвиняется в государственной измене. Будучи инженером-робототехником, имеющим доступ к секретным государственным разработкам в области роботостроения, он воспользовался служебным положением в личных целях, и создал запрещенный образец биоробота, наделенного шестой схемой. За это он приговаривается к высшей мере наказания — смертной казни.

Монотонно зачитав эту информацию, голос скучающе поинтересовался, хочет ли он, Стефан Волков, сказать своё последнее слово?

Папа говорил тихо — себе под нос, но его было слышно даже на последних рядах. Алек догадался: наноусилитель.

— Это несправедливо, — произнес он с искренним сожалением. И повторил: — Это несправедливо. Я хорошо делал свою работу.

Он замолчал. Солдаты возвели ружья, а Алек зажмурил глаза. Каспер потянул его к себе, и он, прильнув к парню, спрятал лицо в ложбинке между шеей и плечом. Мальчик почувствовал, как ладонь куратора закрыла ему левое ухо (правым он прижимался к нему), и в этот момент раздалась вереница выстрелов.

Услышав глухой удар тела о сценический подиум, Алек расплакался навзрыд, как ребёнок.

Он сидел, уткнувшись в Каспера, не меньше минуты, а когда снова открыл глаза, не обнаружил ни тела, ни крови — словно всё услышанное и увиденное ему померещилось. Каспер сказал, что тело уже унесли.

Утерев слёзы, Алек вгляделся в декорации сцены: на большом экране крутили музыкальную рекламу самоочищающегося покрытия для полов.

Комментарий к Глава 21 Извините за задержку, был занят ковидом ❤️

====== Глава 22 ======

Алек не смог рассказать матери, что произошло на площади. Когда они вернулись домой — Алек с разводами слёз на щеках, а Каспер — со смесью скуки и раздражения на лице — мама со свойственной ей тревогой спросила:

— Что случилось?

Алек поднял на неё взгляд, отчего-то вспомнил свадебную фотографию в родительской спальне: мамино лицо спрятано за фатой, у отца густая кудрявая шевелюра; они улыбаются, глядя друг на друга, словно верят: любовь всё победит. На том фото они молоды и счастливы, мир кажется большим и добрым, а жизнь — вечной.

Он не смог ей ответить.

Вместо этого он огрызнулся так, как привык огрызаться за последние дни:

— Какая тебе разница, ма?

Раньше он говорил «мама». Полным словом.

Она потеряно посмотрела на Каспера, но и он промолчал, проходя в комнату следом за Алеком.

— Ты планируешь ей рассказать? — негромко уточнил Каспер.

Алек повел плечом:

— Может, позже… Сначала я хочу расспросить про настоящего… — он запнулся. — Про предыдущего Алека.

Ночью он плохо спал: в кошмарах видел себя то отцом, то палачом, то убегал от расправы, то сам наводил пушку на папу, вслушиваясь в скучающие интонации судьи. У судьи почему-то был голос Каспера. В одном из спутанных кошмаров он вернулся домой и обнаружил маму мертвой — она, застреленная, лежала в гостиной, а над ней на диване сидел Каспер с пистолетом в руке. На его щеке был закреплен наноусилитель, в который он наговаривал: «…Стефан Волков воспользовался служебным положением в личных целях, и создал запрещенный образец биоробота, наделенного шестой схемой…», и голос Каспера транслировался на центральную площадь прямо из их квартиры.

От этого сна Алек проснулся, как от жгучей боли: подскочил на кровати и уперся лбом в дуло пистолета. В синеватой темноте комнаты над ним стоял Каспер. Алек разглядел блеск его глаз и блеск его пушки.

Он принялся мысленно молить: это просто продолжение сна, это просто продолжение сна…

Сглотнув, мальчик спросил:

— Что ты делаешь?

Каспер ответил не сразу. Доли секунды в комнате стояла напряженная тишина, а потом юноша сказал:

— Ничего. Я просто хотел переложить пистолет в другое место.

Его голос звучал ровно, безэмоционально. Развернувшись, он сделал несколько шагов к шкафу и спрятал оружие среди вещей. Алек, тяжело дыша, не сводил с него взгляда — он всё еще чувствовал холодное дуло на своей коже.

Каспер вернулся к кровати, неожиданно наклонился к Алеку, чмокнул его в губы и нежно сказал:

— Люблю тебя. Спокойной ночи.

Потом лег рядом.

Алека передернуло. Губы куратора показались ему ледяными.

Он не понимал Каспера: парень целовал его, а потом вел себя, будто ничего не было. Принуждал к сексу, но всю прошедшую неделю не вспоминал об этом. Когда мальчик робко спрашивал, что между ними происходит, Каспер не снисходил до объяснений.

А теперь Алек проснулся с пушкой у лба, получил очередной поцелуй и пожелания спокойной ночи. Опешив, он так и остался сидеть в постели, пока не опомнился: нужно хотя бы сделать вид, что спит. Он решил: спать по-настоящему нельзя.

И ещё кое-что: Каспер — сумасшедший. За долгие дни, проведенные рядом с ним, Алек впервые явственно почувствовал: его имя есть в расстрельном списке. И мамино, наверное, тоже.

Господи, мама…

Алек, выждав, пока дыхание Каспера выровняется, попытался незаметно выбраться из постели, но ледяная рука резко упала на его плечо — он чуть не вскрикнул от страха.

— Куда ты? — жестко спросил Каспер.

Алек забегал глазами (оставалось надеяться, что в темноте Каспер этого не заметит):

— В туалет, — промямлил мальчик.

— Ты испугался? — продолжал допрос Каспер. — Я не хотел тебя пугать. Я просто перекладывал оружие.

От того, как спокойно и вкрадчиво куратор пытался его в этом убедить, Алеку становилось ещё страшнее. Он отсел на самый краешек постели, и неожиданный окрик заставил его пригнуться:

— На место!

Он попытался вернуть остатки самолюбия:

— Я тебе что, собака?

Каспер больно дернул его за руку, силой опуская на кровать, и когда Алек бухнулся на подушки, куратор сжал руку вокруг его горла.

— Ты мне не доверяешь, да? — прошипел Каспер.

Алек захрипел в ответ:

— Доверяю. Пусти, — он попытался убрать руки куратора, но Загорски держал крепко.

— Я бы не стал тебя убивать, — цедил Каспер, продолжая давить на горло. — Не теперь, не в этот раз. Мы связаны.

Алек чувствовал, что вот-вот потеряет сознание: в глазах поплыли цветастые мушки, легкие заболели от недостатка кислорода. Он помнил, что не умрёт, но если отключится, Каспер прострелит ему затылок — в этом он не сомневался.

Поэтому, преодолевая давящее чувство в груди и горле, он захрипел:

— Я люблю тебя…

Каспер ослабил хватку. Растерянно спросил:

— Что?

Жадно вдохнув, Алек повторил:

— Я люблю тебя. Не делай мне больно, пожалуйста.

Каспер, отпустив его, отстранился — Алек чувствовал, как долго он разглядывает его через ночные сумерки. Пытаясь надышаться, мальчик смотрел в ответ, не понимая: что сработает, как спасение, а что послужит поводом для убийства.

Каспер упал на постель, зарылся лицом в подушку и расплакался.

.

Алек провел рядом с Каспером бессонную ночь, а на утро куратор, проснувшись, вытащил пистолет из шкафа (задней мыслью Алек отругал себя — ну почему он не догадался убрать оружие?) и начал куда-то собираться. Алек уточнил, куда, и Каспер небрежно ответил:

— Нужно достать патроны.

Чтобы показать свою лояльность, Алек решил спросить про побег:

— Ты понял, как работают камеры? Мы сможем мимо них проскочить?