В супермаркете робот-кассир выглядел простовато: автомат-коробка с квадратным «ртом», к которому нужно поднести товар, а когда на экране высветится цена, оплатить наличными, или картой, или прикосновением смартфона. Аппараты для обслуживания населения было запрещено делать человекоподобными и наделять их человеческими голосами (считалось, что это не этично). Сотрудники центра для беженцев выдали Алеку карту с тысячью перенопольских марок, и он купил на них лимонад и шоколадку (без орехов).

Вернувшись в лагерь, он впервые решил подняться в комнату отдыха, где, как рассказывали сотрудники центра, можно поиграть в настольные игры, приставку и теннис. До того момента Алек продолжал избегать общения с людьми, не желая признаваться, что бежит от властей Полонии, потому что робот, но… Кажется, здесь это было нормальным. Кажется, он даже слышал, что в лагере есть и другие роботы.

Еще на лестнице он услышал голос, вдруг показавшийся ему жутко знакомым, но не сразу придал этому значения: слишком переживал о том, какую историю о себе выдаст, если всё-таки решится с кем-то заговорить.

Но голос звучал так громко, что заглушал всех остальных:

— …а я ему говорю: нет, знаете что, мистер-пипистер, я туда не пойду! А он мне говорит: блин, сэр, у вас заканчивается срок регистрации… А я ему: да ё-маё, я же тебе сказал, что я из лагеря!

Алек поднял взгляд на этого беспардонного нарушителя тишины, и увидел знакомый русый затылок. Обладатель затылка активно жестикулировал, вещая что-то перед группой слушателей, и когда он повернул голову вправо, у Алека участилось сердцебиение. Созвездие из родинок на щеке…

— Иво! — выкрикнул он, хотя вообще-то не хотел привлекать внимание.

Мальчик обернулся на крик, и Алек убедился: да, это он, его Иво! Будто похудевший: щеки впали, очерчивая скулы, и теперь лицо казалось старше и строже. В светло-зеленых глазах пропали та легкость и беззаботность, порой раздражающие Алека до скрежета зубов, но всё равно это был его Иво: повзрослевший, погрустневший, но свой.

— Алек? — в изумлении переспросил мальчик.

Алек не помнил, кто побежал первым. Вполне может быть, что и он. А может, они бросились навстречу друг другу одновременно, и слились в объятии, как единый организм. Он сжал Иво за плечи, мальчик обхватил его за талию, сдавливая изо всех сил. Они то ли заплакали, то ли засмеялись, но у обоих по щекам потекли слёзы.

— Боже, ты живой, — просипел Алек, утыкаясь в плечо мальчика. Рядом, на шее, виднелся заживающий след от ранения.

Алеку почему-то захотелось ткнуться в этот след губами, но он не решился.

— И ты живой, — горячо прошептал Иво на ухо. — Я думал, что больше не увижу тебя.

— Я думал, этот момент никогда не настанет.

Не в силах отцепиться друг от друга, они так и говорили, кто куда: Алек — в шею, Иво — на ушко.

— А Каспер… тоже тут? — нерешительно уточнил друг.

Тогда Алек отстранился. Покачал головой.

Иво испугался:

— Его убили?

Алек опустил глаза, не в силах смотреть на ясное лицо Иво, и его плечи начали трястись от рыданий. Странно: именно плечи отреагировали быстрее всего остального тела. Только потом — горькие слёзы, и только потом Алек, поморщившись, закрыл лицо ладонями. Он не думал, что раскаяние придёт вот так: не в силах признаться в содеянном перед Иво, он разрыдался, как ребенок. Ему казалось, спазмы горя вывернут его наизнанку, как случалось с ним в моменты убийства.

Брови Иво сложились домиком.

— Алек… — он мягко опустил руку на его плечо.

Мальчик заходился от слёз:

— Иво… Ты будешь меня ненавидеть.

— Не буду, — пообещал друг.

Шагнув вперед, он снова обнял Алека, прижимая к себе, и, поглаживая по волосам, негромко сказал:

— Я знаю, у тебя просто не было другого выбора.

Иво понял. Иво всё понял.