— Я могу что-нибудь сделать, чтобы ты тоже… ну?..
— Нет, — резко ответил Каспер и, перекинув ногу обратно, поднялся с постели и начал одеваться.
Алек растерянно щурился в сумраке, наблюдая, как парень спешно одевается: сначала трусы, потом толстовка, потом он хотел надеть штаны, но из-за темноты не попал с первого раза в штанину, распсиховался, кинул их в стену и… заплакал?
Каспер? Заплакал?
Алек подскочил в кровати от удивления. Куратор отошел в дальний угол, к окну, и сел прямо там — на пол, обхватив колени и прижав к ним лоб.
Спрятав обмякший член обратно в трусы, Алек поднялся и несмело двинулся к нему.
Тихонько позвал:
— Каспер, ты чего?
Тот не ответил.
— Прости… — сдавленно пролепетал Алек. — Я не должен был… Мы больше не будем так делать, честно.
Он всхлипнул, и мальчик вздохнул:
— Ты жалеешь, что начал, да?
Оторвав голову от колен, Каспер посмотрел на него блестящими от слез глазами и гнусаво произнёс:
— Я о другом жалею.
Комментарий к Глава 20 Как думаете, о чём он жалеет?
====== Глава 21 ======
Первый выход в город они осмелились совершить только через семь дней.
По вечерам прятались в квартире за зашторенными окнами, а днём старались к ним даже не подходить (мама не советовала зашторивать окна в светлое время суток — говорила, это вызывает подозрение у патрулирующих сотрудников УПП). Целыми днями в гостиной работал телевизор, но в выпусках новостей ни разу не сообщалось ни о происшествии в «Люксферо», ни о смерти директора, ни о сожжённой в лесу машине телохранителя Матео Матеосовича. Если верить новостям, всё было хорошо: в Полонии впервые за двадцать лет обнаружили белку-летягу, а в Объединенных Штатах Аллабы госдолг превысил тридцать миллионов бринков.
А у мамы он так ничего и не спросил. Она пыталась спрашивать сама: «А как там было?» и «Как у вас получилось сбежать?», но Алек огрызался: «Какая тебе разница, ма?». Он не мог простить родителям своей внутренней потерянности, запутанности и непринадлежности ни к кому и ни к чему, и в то же время жалел мать, не зная, чего в нём больше: злости на неё или любви к ней. Как бы там ни было, одно он знал точно: злость — его, а любовь — от того, другого Алека.
Целыми днями Каспер изобретал план: как им перемахнуть через полонскую стену. Шутка ли — пятидесятиметровое ограждение? Он говорил, главное — перебраться, а способ не так уж важен: когда ребят встретят пограничники Перенополя, можно будет попросить убежища, так что им необязательно быть незаметными. Можно было бы перелететь на служебном флайкаре, но машину Белозерского они сожгли, а где теперь взять ещё один чиновничий транспорт?
— Не надо было сжигать, — ворчал Алек. — Вечно у тебя всё такое… радикальное.
— Да мы бы не смогли её держать у себя, — отвечал Каспер. — На ней маячки.
— А не надо было держать. Надо было сразу лететь в Перенополь.
— С трупом? В Перенополь? — усмехался Каспер. — Боюсь, они бы таких беженцев не приняли.
— Зачем с трупом? Надо было его там оставить, — ответил Алек, удивляясь, как цинично стал рассуждать.
Каспер упорствовал:
— В машине всё записывается. Они бы вскрыли эти записи и поняли, кто мы такие…
— А кто мы такие? — фыркнул Алек.
Он-то думал, в системе взглядов Каспера они — несчастные роботы, спасающиеся от диктатуры.
Парень замялся:
— Ну, короче… Короче, нужно чтоб они думали, что мы приличные… граждане.
Алек грустно усмехнулся:
— Может, мы что-то не так делаем, раз не выглядим «приличными гражданами» даже для другой страны?
Каспер дернул плечом:
— Неважно. Мы правы. Просто не все могут это понять.
Он и не заметил, как легко позволил Касперу объединить их этим «мы». Разве он тоже?..
Выбираться в город казалось делом опасным: если окраины, где жили родители Алека, не отличались благоустройством, то чем ближе к центру, тем чаще тут и там встречались высокоточные камеры со встроенным распознаванием лиц. Попадись на такую — и те автоматически сообщат «куда надо», что разыскиваемые беглецы прибыли в столицу.
Но выйти на разведку было необходимо: добраться до Юсево — город, приграничный к Перенополю — минуя центр, было невозможно. Все другие объезды и воздушные пути к КПП №2 оказались перекрыты, хотя еще несколько недель назад, как помнилось Алеку, они с родителями пытались проехать через лес. Каспер говорил, ему необходимо понять, как в городе работает система видеонаблюдения, и есть ли возможность вырубить её в «решающий момент».
Алек нашел среди своих вещей два больших платка: один красно-синий с логотипом полонского футбольного клуба «Крикс», второй — черный, с очертаниями человеческого черепа. Первый он взял себе, а другой отдал Касперу, и они завязали их на затылке, закрывая лицо наполовину.
Они надели толстовки, натянули на головы капюшоны и посмотрели друг на друга, убеждаясь: в таком виде они точно заинтересуют патрулирующих город УПП-шников. Но от них, по крайней мере, можно убежать, в отличие от всевидящего ока.
— Возьмем флайборды, — предложил Алек. — Тогда будем выглядеть, как подростки.
Он даже не обратил внимания на эту оговорку: он, шестнадцатилетний, уже перестал считать себя таковым. Казалось, он очень взрослый. Старше своих родителей. Старше всех, кого он знает.
Флайборды — летающие доски на антигравитаторах — хранились в кладовке. Один был постарее — Алек катался на нём в начальной школе, а другой родители подарили на четырнадцать лет. Каспер выбрал первый, с мультяшным рисунком лисёнка Вилли — Алека это умилило.
На окраинах Зеленых Садов стояли старые, трёхэтажные дома, появившиеся здесь в доиновационную эпоху. Они считались устаревшими еще в нулевых, когда родители Алека были детьми, а теперь — и подавно, но их не сносили благодаря малоэтажной постройке. Чем ближе ребята подбирались к центру, тем плотнее их окружала новейшая архитектура столицы: стеклобетонные дома с воздушными переходами и парковками на крышах.
Они скользили по воздуху — Каспер чуть впереди, Алек сзади — и запоминали каждую камеру, встречающуюся им на пути.
— Думаю, у них единый центр управления, — сказал Каспер, оборачиваясь на Алека. — Если бы я понял, где он находится, я бы мог его вырубить.
— И что потом?! — спросил мальчик, перекрикивая встречный ветер.
— Потом — угнать еще одну чиновничью тачку и лететь сразу к Перенополю.
— А если собьют? — Алек, подлетев к Касперу, поравнялся с ним.
Тот только пожал плечами:
— Может и собьют. Но если отключить им систему слежения, они растеряются. Это поможет выиграть время.
На подъезде к центральной площади юношей встретила красочная вывеска с развлекательными мероприятиями: интерактивная выставка роботов, уроки рисования в виртуальной реальности, джазовый концерт под открытым небом и… приглашение на казнь.
В шестнадцать ноль-ноль на главной сцене города (сразу после джазового концерта) должна состояться публичная казнь.
— Ого… — выдохнул Алек, разглядывая вывеску.
— Нужно сходить, — хмуро сказал Каспер. — Это может быть связано с «Люксферо».
— В этом случае, казнили бы нас, — невесело заметил парень.
Куратор негромко ответил:
— Думаю, это точно есть в их планах.
Алек, на всякий случай, натянул платок повыше, почти на глаза.
После джазового концерта толпа не расходилась: люди в предвкушении ждали, кого же выведут на сцену. Солдаты в масках с ружьями наперевес выстраивались перед зрительным залом, и Алеку делалось не по себе от их спокойного, умиротворенного вида: словно не им предстоит через несколько минут убить человека. В то же время, его охватывало беспокойство: наверное, он стал таким же. С таким же безмятежным равнодушием он научился реагировать на кровь и убийства — выстрели Каспер в любого из присутствующих, и у Алека даже не хватит сил удивиться.
Когда на сцену вывели мужчину в белой хлопковой рубахе и таких же белых штанах, по залу пошли шепотки: «Кто это? Ты его знаешь? Это не наш сосед?». Алек сощурился, приглядываясь: они заняли места в последнем ряду, приходилось приподниматься на скамейке, чтобы смотреть поверх голов. Мужчина стоял боком, с закрепленными за спиной руками: когда он повернулся спиной к зрителям, чтобы что-то спросить у сотрудника УПП, Алек увидел лысину, и страшная догадка заставила его покрыться холодным потом. Когда УПП-шник силой развернул преступника лицом к залу, сомнений больше не оставалось: это он. Это его отец.
