«Ему тоже нужна другая одежда»

Он даже не обратил внимания, что так и не представил Каспера и маму друг другу — они лишь изредка встречались взглядами, не произнося ни слова.

В собственной комнате Алек чувствовал себя, как чужак, хотя память упорно пыталась присвоить себе окружающие предметы. Всё выглядело нетронутым, как в день их отъезда — даже покрывало на кровати будто сохранило черты его тела, когда он, сердито сопя и дуясь на родителей, ныл в подушку.

Пройдя к шкафу, Алек вытащил из вещей (своих вещей — упорствовала память) растянутую футболку в матросскую полоску и пижамные штаны. Посмотрел на Каспера, пытающегося спрятать пистолет под кроватью, и сообщил:

— Моя одежда будет тебе мала.

Он пожал плечами:

— Останусь в своей.

Алек посмотрел на его рубашку с не отстиранным розовым пятном, с серым кругляшком на рукаве от отрезанной нашивки, и вздохнул:

— Посмотрю что-нибудь у папы.

Он отправился в родительскую спальню и, не спрашивая разрешения матери, довольно беспардонно раскурочил их шкаф с одеждой, помня, что где-то у отца была севшая от избытка горячего пара толстовка. Когда нашел, прихватил с собой спортивные штаны — не севшие, зато на завязочках.

Вернувшись в свою комнату, Алек обнаружил Каспера в интересной ситуации: он стоял над его кроватью, сжимал в кулаке футболку-тельняшку и, прикрыв глаза, вдыхал её запах. Потом выдыхал и медленно вдыхал снова.

Алек громко прочистил горло, привлекая его внимание. Тот ничуть не смутился: открыл глаза и положил футболку обратно на постель, будто так и надо, будто эта сцена выглядела нормально.

— Ты так не пахнешь, — зачем-то сказал он.

Алек не стал уточнять, что Каспер имел ввиду: он всё еще придерживался своей версии о психическом расстройстве, а в таких случаях лучше как можно меньше всего уточнять.

Протянув Касперу папины толстовку и штаны, он сказал, показывая на дверь в коридоре:

— Душ здесь. Голым не выходи.

Каспер ушел, а Алек сел на кровать и уперся взглядом в интерактивные обои — они светились золотисто-белым и при касании приглушали свет в комнате. Мальчику не верилось, что он снова дома, и его комната точно такая же, как была до всего плохого. Только он теперь другой.

У него было миллион вопросов к матери, главный из которых можно было сократить до простого — зачем? Зачем они породили в нём эту странную, ненормальную жизнь, которая ему даже не принадлежит? Что из его воспоминаний правда, а что — ложь? Папа никогда не чинил микроволновки? Почему он критиковал власть, если работал на неё? И критиковал ли он её на самом деле, или Алека просто заставили так думать?

А там — в кабинете Каспера — были они? Это были они и говорили то, что думают на самом деле, вместо той лжи, которую закачали ему в мозг?

Он решил, что обязательно всё это у неё спросит, но не сейчас — не в первый день дома. Он злился.

Когда Каспер вышел из душа — одетый, как Алек и попросил — мальчик отправился в ванную комнату отмокать от тяжелого дня. А когда вернулся, Загорски уже занял его полуторную кровать: свернувшись калачиком у стенки, он спал, напоминая безобидного подростка: утонув в папиной одежде, Каспер стал выглядеть меньше и милее.

Алек, коснувшись обоев, заглушил свет в комнате и лег рядом, стараясь не будить соседа по кровати. Но стоило ему уютно устроиться на боку, отвернувшись от куратора, как тот незаметно подобрался вплотную и обнял его за талию. Алек вздрогнул от неожиданности, но возражать не стал: в конце концов, они уже целовались — так что теперь возражать?

Кулак Каспера сжал его футболку на животе и парень, ткнувшись Алеку куда-то в шею, снова глубоко вдохнул. И снова, и снова, и снова — он упивался тканью, не Алеком.

Юноша неуверенно предложил:

— Могу отдать футболку тебе, если так нравится.

Вместо ответа Каспер посмотрел на него затуманенным взглядом и предложил:

— Давай сделаем это.

— Что? — не понял Алек.

Каспер разжал кулак, и его рука скользнула вниз по животу, под резинку пижамных штанов, а потом и трусов. Алек охнул от неожиданности и закрыл рот ладонью, вспомнив, что они не одни в квартире. Потянувшись к пульту управления от комнаты — тот всегда пылился под кроватью — Алек нажал кнопку закрытия двери, и та, скрипнув ржавыми болтами, задвинулась к косяку — что, несомненно, было приглашением к продолжению.

Он откинулся на подушку, позволяя Касперу совершать эти приятные движения руками между его ног, но сам инициативы не проявлял: не гладил Каспера и не трогал, хотя догадывался, что должен.

Он не был уверен, что хочет этого на самом деле. Конечно, вот так — заведенный от чужих действий — он теперь был не в силах одернуть руку куратора и запретить ему к себе прикасаться. Но если бы не Каспер, Алеку бы в голову не пришло инициировать ничего подобного, а значит, как считал парень, он не обязан ему подыгрывать.

Через несколько минут, когда после долгой ручной стимуляции и короткого минета Алек подумал, что сейчас уже вот-вот всё, Каспер опустил его член и начал раздеваться. Сбросив на пол толстовку и штаны, он встал в кровати на четвереньки и приказным тоном сказал:

— Давай.

Алек снова не понял:

— Что давать?

— Войди в меня.

Алек растерянно посмотрел на очертания силуэта Каспера в темноте: с откляченной задницей он выглядел не так круто, как обычно. Он выглядел… уязвимо.

— Что, прям туда?

Каспер хмыкнул:

— Не бойся, не засосет.

— Да я не… Ладно. Только разденусь.

— Не надо, — резко попросил он. — Останься в одежде. Просто спусти штаны.

Алек посчитал это странным, но встал на колени и пристроился сзади Каспера, пытаясь разглядеть в темноте, как оно вообще там… всё устроено.

— А что-то нужно? — спросил парень. — Ну там… чтобы легче войти… я слышал, что-то нужно…

Каспер нетерпеливо ответил:

— Ничего не нужно, я секс-робот. Давай быстрей.

Алек отстранился и жалобно проговорил:

— Ну, тогда получится, что я тебя использую, а я не хочу…

— Господи, Волков.

Каспер, выпрямившись, дернул его за руку и повалил на кровать спиной вперед. Алек, распластавшись на подушках, сразу оперся на локти, чтобы встать, но куратор, придавив его своим весом, уже садился на бедра юноши верхом. Секунда — и он почувствовал, как оказался внутри, Каспер сжал его член мышцами сфинктера и Алек простонал.

Еще минуту назад он был намерен отказаться от этого, а теперь — не мог. Это было хорошо — хорошо до звездочек в глазах, хорошо, как никогда не бывало с самим собой. Внизу живота всё приятно стягивало, заставляя Алека двигаться внутри Каспера, и с каждым толчком он всё больше входил во вкус.

Каспер, наклонившись к нему, негромко сказал:

— С людьми так не бывает. Наслаждайся.

У него был ровный, спокойный голос. Алек тяжело дышал от возбуждения, но дыхание Каспера не сбивалось. У него была эрекция, но Алек думал, что в его случае это может ничего и не значить.

— Тебе самому… нравится? — спросил мальчик между вдохами, будто выныривая из воды.

Каспер не ответил. Его лицо оставалось хмурым, сосредоточенным, не выражающим ни удовольствия, ни боли, ни даже отдаленной схожести с наслаждением. Но Алек не мог беспокоиться об этом всерьёз — он был готов кончить еще во время минета, а теперь и вовсе сотрясался от предоргазменных судорог.

— Я сейчас… всё, — предупредил он.

— Давай, — флегматично ответил Каспер.

Он не отстранился и не позволил вытащить из него пенис, поэтому Алек, прижавшись

бедрами к парню, кончил в него.

Как только это случилось, Алека мгновенно накрыло чувство стыда: ему стало стыдно, что всё это произошло, что он воспользовался Каспером по… по назначению.

Потом ему стало стыдно от мысли, что назначение Каспера — это секс, и, утонув в стыде, Алек решил вычленить главное из всего стыдливого: ему стыдно, потому что он видел, что Касперу не нравилось, но продолжал.

Отдышавшись, он выскользнул из него и, виновато опустив взгляд на эрекцию куратора, сказал: