Мэсси стиснул зубы, пытаясь прибавить скорость. Сзади грохнул выстрел, первый выстрел, услышанный им на Теплых прудах.

- Ловите его, ловите! Вон того, длинного!

Если бы можно было сбросить рост, как куртку! Мэсси понял, что до леса не дотянет. Стражники тоже устали за день, но им на помощь все же подоспело еще несколько человек со свежими силами. А Отеймор еще не близко! Зачем же Победоносец принес на Луну оружие? Чтобы его сына теперь гнали, как собаки травят добычу?

На пути вырос очередной низкий заборчик. Перепрыгнув через него, Мэсси неудачно приземлился и подвернул ногу. Чувствуя, что бежать дальше не может, он в отчаянии оглянулся, заметил два стоящих вплотную строения, слепых сараюшек без окон. Между ними оставался промежуток, в который мог поместиться человек. Больше спрятаться было негде, и Мэсси, обдирая ребра и повернув голову набок, втиснулся в этот закуток. Макушкой он задел низкую соломенную крышу, за шиворот из-под стрехи посыпались мелкие соломинки и прочий мусор. Конечно, его заметят, может, не унижаться и не прятаться… Столб, виденный в первый вечер на Северном континенте, попался на глаза неспроста, потому что от судьбы не уйдешь.

И вдруг стена под рукой подалась, скользнула внутрь, дышать стало легче. Сердце забилось в тысячу раз сильнее, не то от тревоги, не то от вспыхнувшей надежды. Не успев толком понять, везенье это или ловушка, Мэсси шагнул в образовавшийся дверной проем. Там была темнота, тишина, запах сырой земли, но и спасение.

То, что творилось в порту, домоправитель Ксавир обозвал словом замятня. Вислава, побродив рядом и тщетно попытавшись прорваться к кораблям, с таким названием согласилась.

Людей на пристани собралось видимо-невидимо. Помимо тех, кто плыл на запад или восток, помимо тех, кто просиживал в ожидании южных кораблей, куча народа явилась просто поглазеть и высказать свое отношение к происходящему. Нет, разумеется, прибывший из Табира отряд с горожанами не откровенничал, о возмущениях в южной столице никого не оповещал, но у солдат были семьи, соседи, случайные знакомые… Поговорка “Знают двое, знает и собака” в полной мере оправдала себя. К вечеру долгого лунного дня даже последние бедняки Теплых прудов успели раз десять услышать про бунт южных колоний.

Через толпу поначалу было не пробиться. Только когда солнце уже наполовину опустилось в волны, люди потихоньку стали разбредаться по домам. Поверх голов Вислава увидела паруса нескольких судов, что приходили из господина вольного Табира. Их легко было отличить от остальных по величине. Корабли стояли пустые, около них толпилась стража, отгоняя любопытных.

Народ сочинял небылицы, кто во что горазд. Какой-то всклокоченный монашек из полумертвого ордена Братьев в ожидании пугал собравшихся:

- Вот увидите, разойдутся перебежчики, польстившиеся на богатые заморские земли! Разбегутся, кто не поляжет от лап чудищ, и пропустят их к нам, а все потому, что люди отреклись от древней веры! Да, да.

Его слушали, испуганно ахали, но все же не очень верили, особенно молодежь.

- Предатели! - возмущался осанистый солидный человек, одежда которого выдавала богатого торговца. - Ишь, чего захотели. И так им без конца помогают, людьми, оружием и все себе в убыток.

Эти слова были встречены одобрительным гулом. Вокруг оратора собрались его товарищи из торговой гильдии, и совершенно понятно, что они думали так же.

- Неправда! - в сердцах сказала Вислава громче, чем следовало. - Помощи одно название, а за оружие втридорога платим.

В ее сторону обернулись с негодующими возгласами, и она быстро нырнула в толпу, расталкивая идущих, скользнула в одну сторону, в другую - если кто-то и вздумал ее преследовать, то быстро отстал.

У самой пристани толкались в основном обычные путники, прибывшие с востока или запада. Некоторые вовсе не слышали о бунте южных колоний, или не хотели о нем знать. Люди громко обсуждали свои дела, окликали потерявшихся товарищей, торопили отставших. Вислава оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть хоть кого-то знакомого, но легче было найти иголку в стоге сена. Наконец у сходней какого-то корабля она заметила морехода из Табира, с которым ей раза два или три случалось поговорить.

- Ох, - обрадовалась она. - Дядя Дорот! Что смотрите так, не узнаете? Что у вас?

- Не очень у нас, Славушка, - он ответил ей очень тихо и глядя в сторону, будто разговаривал не с ней. - Корабль с полудня не выпускают. Я тут один из команды, остальные в соборе, пытались добиться разрешения уплыть и застряли там. Завтра может и добьются, а может, их и вовсе арестуют. Думаю, сейчас буера пойдут на запад и восток, попрошусь на них. Попробую добраться до Юга в обход Моря.

- Да это же какое расстояние!

- А что делать? Мы когда выплывали с Юга, вести были не очень. На Осадку опять напали. А пара атак на Табир - и придется помощи просить, только на каких условиях… Нет, домой надо. Там каждая пара рук на счету.

Дорот быстро кивнул ей и отошел в сторону, к покрытой деревянными плашками части пристани, куда одетые в теплые меховушки работники выкатывали буера. Вислава зябко поежилась. Солнце лишь краешком светило из-за круглого блестящего горизонта, небо на западе темнело, люди понемногу расходились. Крыши домов багровели в лучах заката, улицы погрузились в холодную сизую тень. Скоро должен был начаться снег. У высокого столба, служившего ориентиром для кораблей, а раньше, говорят, и местом казни, Вислава остановилась. Она оглянулась на самый темный участок неба, на юго-восток, где далеко за Морем скрывалось побережье. Забылась ли та история с шерном или нет, Дорот прав, на Юг надо пробираться во что бы то ни стало.

В центральной зале собора совсем стемнело. Только через западное окно, узкое, высокое, составленное из множества разноцветных стекол, внутрь проникало красное свечение умирающего дня. Храмовые служки зажигали факелы. Его высочество нынче припозднилось, обсуждая разные важные вопросы. Пять или шесть чиновников толпились у дверей, не осмеливаясь выйти из зала раньше первосвященника. Севин наскоро проглядывал последние бумаги, что-то подписывал, что-то откладывал в сторону.

С другой стороны у выхода понтифика дожидались еще несколько человек. Стража, скрестив копья, на всякий случай преграждала им путь. Севин, подписав последнюю бумагу, кивнул своей свите, и вся процессия двинулась по длинному коридору. В сторону ожидавших приема бедолаг понтифик даже не обернулся. Один из них кинулся следом, но охранники собора оттеснили его.

- Господин Севин! - позвал человек, схватившись руками за копья стражников. Процессия все так же удалялась по коридору.

- Ваше высочество! - снова крикнул человек, уже с отчаянием в голосе. Понтифик приостановился.

- Ах, да, - сказал Севин холодно и спокойно. - Я забыл. Чего тебе?

- Разрешение на выезд, ваше высочество. Мы должны были отбыть еще в полдень.

- В самом деле? И зачем оно вам сейчас, море вот-вот замерзнет.

- Завтра с утра, как только лед растает. Если бы вы дали разрешение сейчас, чтобы не тревожить вас утром! Мы ведь ждем уже полдня.

Севин, в отличие от своих предшественников, бороды не носил и усмешку в усы прятать не мог. Но долгие годы правления не прошли зря, теперь он и так никогда и ничем не выдавал своего настроения, только очень хорошо знавшие понтифика люди могли бы сейчас заметить в его прищуренных глазах искорку злорадства.

- Да что ты говоришь, - почти ласково произнес первосвященник. - Что такое может случиться за ночь, что помешает выдать тебе разрешение на выезд? За ночь вряд ли ваш, - он слегка выделил голосом это слово, - иренарх придумает что-то еще. Завтра утром, после богослужения, я приму вас… возможно.

Понтифик повернулся и зашагал по коридору дальше.

- Ваше высочество! - закричал южанин, опять хватаясь за копья. - Мы же ни в чем не виноваты!

Понтифик не обернулся, как и его окружение.

- За ночь ничего не произойдет, - сказал Севин, когда первый коридор остался позади. - Ночью шерны не нападают, Збигги поварится в собственном соку. Пусть его. Пороховые мастерские сегодня потрудились прилично, с утра отправим первую партию и выберем место, а там…