Шошанна улыбнулась этой мысли — жестокой, дьявольской улыбкой. Как удачно, что сетчатая вуаль закрывала половину её лица, иначе даже собравшиеся в кинотеатре монстры, облачённые в форму эсэсовцев, испугались бы выражения лица владелицы кинотеатра, сочтя его безумным.
Впрочем, Шошанну нисколько не волновало то, как она выглядела со стороны. Главное — держаться уверенно и непринуждённо до последнего. В противном же случае весь её план может пойти коту под хвост. Тогда у Шошанны не будет больше возможности осуществить задуманное. А самое лучшее, на что она сможет надеяться, если операция провалится, — быстрая смерть от рук нацистского зверья. Хотя Дрейфус сильно сомневалась, что немецкая элита снизойдёт до столь щедрого дара.
Неосознанно сглотнув, Шошанна вновь посмотрела сверху вниз на собравшихся гостей премьеры, в ту же секунду встретившись взглядами с Гансом Ландой. Тот, казалось, наблюдал за ней уже продолжительное время, словно пытался отыскать в её поведении хоть какую-нибудь зацепку, которая позволит поймать девушку на лжи, раскусить её истинное нутро. Однако, осознав, что молодая владелица кинотеатра, будто почувствовав что-то неладное, посмотрела на него из-под вуали, Ланда в то же мгновение растянул губы в притворно очаровательной улыбке, подняв над головой бокал с шампанским, — в знак приветствия.
Сдержанно кивнув в ответ на театральный и неуместный (как показалось девушке) жест, Шошанна решила спуститься к собравшимся, дабы не привлекать своим ярким образом внимания гостей.
Слушать разговоры и откровенно фальшивый смех фашистов Дрейфус не хотелось, однако она успокаивала себя мыслью, что терпеть осталось совсем недолго… Через минут двадцать собравшиеся рассядутся по местам — тогда-то и начнётся кульминационная часть воистину прекрасного в своей жестокости замысла. Осталось немного, осталось совсем чуть-чуть, и гибель её родных наконец будет отмщена.
— Эммануэль… — позвал девушку идущий ей навстречу Фредерик, лицо которого светилось, подобно начищенному стеклу, а губы были растянуты в широкой улыбке. — Вы просто изумительны, Эммануэль! — по-мальчишески восторженно произнёс рядовой, подойдя к Шошанне.
— Благодарю, Фредерик, — одарив Цоллера скупой улыбкой, ответила Шошанна, мысленно приказывая себе держаться приветливо, не сея в головах собравшихся лишних подозрений. — Вы тоже, как я погляжу, при параде.
— А, это… — растерянно оборонил Цоллер, принявшись скользить довольным взглядом по своему белому кителю. — Сегодня важный день, и я решил, что и выглядеть надо соответственно, — собравшись, уже увереннее произнёс рядовой, как бы невзначай выпрямив спину и расправив плечи.
— Наверное, вы наслаждаетесь минутой долгожданной славы? — с притворным кокетством в голосе спросила девушка, вынудив рядового потерять дар речи, удивлённо уставившись на неё.
«Ну и идиот… Стоит только интонацию голоса сменить, как он уже готов прыгать на задних лапках, подобно псу», — мысленно произнесла Шошанна, заметив реакцию Цоллера на её вопрос.
— Не знаю даже… — растерявшись в первые секунды, неуверенно ответил Цоллер, словно бы невзначай опустив взгляд. — Быть в центре внимания, безусловно, приятно, но я не особо привык к подобного рода мероприятиям. У меня смешанные чувства…
— Не скромничайте, Цоллер, Вы заслужили признание собравшихся, — с потаённой насмешкой произнёс взявшийся из ниоткуда Дитер Хельштром, вынудив Шошанну вздрогнуть, вперив в него пронзительный взгляд. — Вы же наш герой. Не правда ли, мадемуазель Мимьё?
Рядовой в ответ на слова Хельштрома лишь улыбнулся, однако улыбка его показалась Шошанне до безобразия наивной и глупой. Смерив подошедшего безразличным взглядом, девушка вновь обратила всё своё внимание на Цоллера, чувствуя, однако, прикованный к себе взгляд штурмбаннфюрера, который, нисколько не стесняясь, буквально сжирал её глазами.
— Само собой, штурмбаннфюрер, — только и ответила Шошанна, боковым зрением заметив признательную улыбку на лице Цоллера.
Между ними воцарилось напряжённое молчание. Казалось, штурмбаннфюрер намеренно вклинился в разговор, прекрасно понимая, что при нём Цоллер не будет столь сговорчивым. В некотором роде Шошанна даже была признательна Хельштрому за это, хотя и знала, что всё, что немец делал, он делал для себя и только для себя. Даже сейчас, вмешавшись в разговор и тем самым избавив Дрейфус от необходимости вести «дружескую» беседу с Цоллером, штурмбаннфюрер руководствовался личными соображениями. Главной же причиной подобного поступка, как полагала девушка, была ревность. А если быть точнее, то её эквивалент, носящий довольно простое название, — собственничество.
Шошанна не сомневалась, что штурмбаннфюрер спустя несколько их встреч начал относиться к ней, как к личной и неприкосновенной собственности. Привыкший к власти, вседозволенности и безнаказанности своих деяний, Хельштром ненавидел, когда кто-то преграждал ему дорогу или посягал на то, что принадлежало ему. В таких людях он видел соперников, можно сказать, потенциальных врагов. И именно к этой группе Хельштром относил выскочку Цоллера.
Рядовой раздражал его до зубовного скрежета, и дело было не только в поведении и речи Цоллера, но и в том, что тот столь явно демонстрировал своё расположение — даже симпатию — к молодой владелице кинотеатра. Хельштром не привык делиться, а уж отдавать такую драгоценность, как мадемуазель Мимьё, он тем более не желал.
— А вот и наш дорогой Фредерик Цоллер! — раскинув руки в стороны, словно намереваясь обнять рядового, воскликнул подошедший Йозеф Геббельс.
Заметив одного из вернейших последователей Гитлера, Шошанна невольно сглотнула, скривив тонкие губы, — Геббельс вызывал в ней лишь ненависть и презрение. Она была удивлена, как её вообще не стошнило от мерзкой рожи этого немца. Благо, добрую половину лица девушки скрывала вуаль, иначе ей бы пришлось несладко…
— Мне нужно забрать у вас нашего юного героя, — растянув губы в кривой улыбке, произнёс Геббельс, похлопав по спине Цоллера, который в этот момент выглядел ещё более жалким, чем когда-либо.
Шошанна в ответ только кивнула — как будто кто-то спрашивал её дозволения, как будто от неё вообще что-то зависело. Неловко улыбнувшись и виновато пожав плечами, Цоллер отошёл вместе с Геббельсом к другим гостям, которые всей душой жаждали увидеть молодого героя СС. Оставшись вместе с Хельштромом, Дрейфус — что её немало изумило — почувствовала себя куда спокойнее и свободнее. Возможно, потому, что при штурмбаннфюрере ей не надо было никого играть и никем притворяться. А возможно, потому, что за последнюю неделю Шошанна свыклась с его обществом, которое в первые дни казалось ей, мягко говоря, неприятным.
— Выглядишь довольно… роскошно, — окинув фигуру девушки оценивающим взглядом, произнёс Хельштром, нарушив установившееся молчание, и Шошанна немало изумилась тому, что сказал он это без насмешки.
— Не могу сказать о вас то же самое, — решив отплатить штурмбаннфюреру честностью за честность, проговорила Дрейфус, одарив его коротким взглядом, в котором, однако, трудно было что-то прочитать.
— Ты, наверное, чувствуешь себя сейчас овцой среди волков? — перейдя на неуместные (в данном случае уж точно) метафоры, спросил Хельштром, ни на секунду не отводя от девушки цепкого взгляда.
— Скорее львом среди гиен, — вторя его манере и интонации, произнесла Шошанна, услышав короткий натянутый смешок, что сорвался с губ штурмбаннфюрера.
— Любая из этих, как ты выразилась, гиен разорвёт тебя на куски, если узнает, кто ты на самом деле, — склонившись к самому уху девушки и обдав её шею горячим дыханием, насквозь пропитанным табачным дымом, прошептал Хельштром.
— Любая, кроме вас, надо полагать, — не сдержавшись, пустила шпильку Дрейфус, с особым удовольствием наблюдая за тем, как меняется выражение лица штурмбаннфюрера.
Шошанна была уверена, что немец обязательно бросит в ответ что-нибудь едкое, острое, колкое, однако, к её превеликому удивлению, он не проронил ни слова. Казалось, слова девушки заставили Хельштрома задуматься о чём-то, натолкнули его на определённые мысли, которые он прежде игнорировал или не воспринимал всерьёз. Взгляд штурмбаннфюрера наполнился задумчивостью, а по лицу скользнула хмурая тень, и Шошанна, улучив момент, решила покинуть его общество и вернуться в свою маленькую каморку, приготовившись к показу фильма.