– Что я буду делать? – переспросил Хьялма, не отрываясь от карт. – Пойду на юг. Двинемся, как только будем готовы.

Воины рубили окрестные леса и строили передвижные катапульты: одни посылали тяжелые ядра, добытые из княжегорских пещер-каменоломен, другие – гарпуны и окованные бревна. Это предложил Хьялма, уверенный, что войско без дела сопьется да перегрызется, разграбив соседние деревни. К тому же ему уже доводилось воевать с Ярхо. Тогда за Ярхо не шла бессмертная орда, против которой оказались бы бессильны обычные мечи и стрелы, но Хьялма пытался одолеть самого окаменевшего брата. Он не брезговал любыми сплавами, которые были готовы подарить ему северо-восточные князья, особенно жалуя чугун.

Так и прошли эти несколько лун – в суматохе, сборе войска, постоянных болезнях и разговорах с Хьялмой. Привыкнуть к тому, что отшельник, назвавшийся им Вигге, оказался князем из легенд, было непросто, но Хортим не позволил восхищению взять верх над здравым расчетом. У Хьялмы можно было многому научиться – как вести себя при государях и простых воинах, как говорить и как молчать.

К февралю Хьялма потрудился на славу. Он не только разобрался в современном укладе Княжьих гор, но и устроил жизнь лагеря. Знающие люди объясняли другим, как собирать метательные орудия. Пригодных к бою ежедневно обучали Фасольд и его сподвижники. Не обходилось без потасовок или разбоя, однако Хортим верил: Хьялма действовал по уму. Во всяком случае, лагерь самого Хортима развалился бы, не пережив зиму.

Подготовка в войне шла полным ходом.

Хортим расположился на скамье. Он грел руки о чашу, в которой плескалось вино: горячее, с нехитрыми специями, водившимися у местных знахарей. Хортима знобило, хотя он и кутался в теплые меха; горло разрывало от боли, и даже питье не помогало.

Он закашлялся.

– Что-то ты совсем раскис, княже, – присвистнул Арха. – Может, принести чего? Или лекаря позвать?

Знатные у них были лекари, конечно. Так, травники, ютящиеся в кособокой землянке неподалеку от лагеря – они готовили отвары из засушенных ягод и штопали раны, если кому-то из новобранцев взбредало в голову подраться. И вправляли кости, если на кого-то в ходе работ падали бревна.

– Нет, – прохрипел Хортим. – Сиди.

Иногда ему казалось, что он заслужил любовь Сокольей дюжины только благодаря Архе и его звериной преданности. Арха был лихим человеком из тех, что за словом в карман не лезли: сказал весело, а будто стрела взметнулась – колко и страшно.

Когда Хортим забывал о своей рассудительности и красноречии, то совершенно не понимал, почему Соколья дюжина – удалая, ярая, смелая Соколья дюжина – признавала его своим господином. Его учили, что князь должен быть могучим и сильным. Таким, чтобы и грозу, и бурю мог переносить на ногах, а в походах ночевал на голых камнях и не чувствовал неудобства. Если же князю не повезло со здоровьем, пускай бы он выглядел, как Хьялма: грозный и внушительный, несмотря на пожирающую нутро болезнь. Хортим же чувствовал себя жалким – закутанный в меха, красноносый и сипящий. Его глаза слезились, на лбу выступала испарина.

– Ты, княже, это, – повел подбородком Карамай. – Только прикажи. Мы поможем!

Княжий шатер был просторным. Вечерами здесь часто собирались люди Хортима, и сейчас у скамьи сидели трое.

Первый, у самых Хортимовых ног, – Арха. Хищный, весь будто бы бесцветно-серый с малиновым: прозрачные струны волос, веточки красных сосудов, расползающихся от светлых глаз, а на руках – ожоги, оставленные Сарматом-змеем. Напротив Архи сидел Карамай – не чета ему, он выглядел донельзя добродушно. Это был один из самых юных дружинников, крупный русоволосый парень с веснушками и улыбкой от уха до уха.

Но еще сильнее Карамай отличался от Латы. В том чувствовалось вельможная кровь Гурат-града – Латы был темноволосый и зеленоглазый, с обликом ладной статуи из родовых склепов. Брат Хортима был таким же.

Ладонь под мехами сжалась в кулак и тут же безвольно ослабла. Сейчас, во время затяжной болезни, Хортим как никогда понимал: жаль, что все так вышло. Кифа стал бы лучшим князем и смог бы повести людей в бой. Он бы не вынуждал соратников опекать его, как захворавшее дитя.

– Ха! – ухмыльнулся Латы, ловко подхватывая кости. – Я выиграл.

С неделю назад он воротился из путешествия по окрестным княжествам: привел людей, выполнил поручение Хортима – и очень этим гордился.

– Покамест – да. – Арха наклонил голову вбок. Его верхняя губа поползла вверх, обнажив ряд крепких зубов. – А что потом… Знаешь ли, никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь…

– О нет. – Латы закатил глаза. – Опять за свое.

– Может, сегодня удача на твоей стороне, а завтра – махнет крылом на прощание. Ищи-свищи, а не отыщешь, по каким тропам ходит, в каких реках плавает…

– Полно тебе дурачиться, – улыбнулся Карамай. – А то – мало ли? Мы с Латы возьмем и поверим в байки.

– В какие же?

– Такие. – Карамай пожал плечами. – О том, что с тобой приключалось до встречи с князем.

Арха сделал вид, что удивился.

– А что со мной приключалось?

– Ну, тебе-то лучше знать. – Карамай взял у Латы кости, подкинул. Поймал их широкой ладонью. – Нам ты ничего не рассказывал, хотя стоило бы. За столько-то лет.

– Зачем же утруждаться? – Арха откинулся назад, к скамье Хортима. – Люди добрые все и так рассказали, а ты запомнил.

– Брешут поди, – хмыкнул Карамай. – Говорят, когда ты был подростком, тебя чуть не казнили. Хотели сжечь как колдуна где-то на окраине Гурат-града, но Хортим Горбович спас тебя и взял в княжий терем.

Арха обернулся.

– Слышал такое, княже?

Хортим отпил вина.

– Где-то доводилось.

– Славно, – протянул Карамай. – Так это правда?

Арха пожал плечами.

– Это правда, княже?

Хортим покатал напиток в чаше и, приподнявшись на локтях, вздохнул:

– Пожалуй, что правда.

– Видишь? – Арха кивнул в сторону Хортима. – Государь сказал, что так оно и было, а государь лгать не будет.

Колыхнулся полог. Шатер был вместителен, но не так высок, как хотелось бы, и Фасольду пришлось согнуться, прежде чем войти. Воевода казался добродушнее обычного: веселый, раскрасневшийся с мороза, похожий на медведя в заснеженном полушубке.

– Эх, какая будет ночь, – поделился он, кивая Хортиму вместо поклона. – Настоящая зимняя, вьюжная! А небо – как из стекла сплавили. Чистое. Черное. Звезд полно.

Рядом с ним Хьялма казался бледной горестной тенью. Ему тоже пришлось заходить сгибаясь; он сел на приставленный к столу пустой бочонок, ни с кем не здороваясь. И он явно не разделял восхищения Фасольда вьюгой.

В присутствии Хьялмы Хортим уже не мог позволить себе разваливаться на скамье. Он приподнялся, спустил наземь обутые ноги, но Хьялма заметил и коротко обронил:

– Лежи.

Хьялма и так редко улыбался, а сейчас выглядел еще угрюмее.

– Что стряслось, князь? – спросил Хортим тихо. Кроме него и Фасольда немногие решались начать с Хьялмой разговор. Заговорить с ним – словно ступить на дорожку из тонкого льда. Никогда не узнаешь, треснет ли она под твоей стопой.

Хьялма помедлил. Взбил волосы тонкопалой ладонью, и с седых прядей посыпались мокрые снежные хлопья.

– Сегодня в лагерь пришел человек. Услышал о нас и решил присоединиться. Сам добирался из своей деревушки – в отдалении от дорог, потому что опасался разбойников на большаках.

Он стиснул ладонь, давя слипшийся снежный комочек. По жилистому запястью побежала вода.

– В нескольких сутках отсюда он заметил странных людей. Чудом успел затаиться в кустах и тем спас свою голову.

Хортим почувствовал, как в груди нарастает дурное предчувствие.

– Сказал, что они выглядели не как обычные путники, но и не как изваяния. Воины, облаченные в серый камень. Двое. – Хьялма прикрыл глаза. – Наверняка они у Ярхо вроде разведчиков. Ратники и соглядатаи, забравшиеся слишком далеко на север.

Фасольд нахмурился. Похоже, Хьялма еще не делился с ним этой новостью.