На коем сын её распят,
В святой Софии, как на выброс
Из царства Света, что не свят!
Слеза водою обернётся,
Чтоб мёдом в жизни на крови,
Чтоб избежать вдовы сиротства,
Когда есть муж, но нет любви.
Свеча стоит от горя в кольцах,
Трещит в рыданиях фитиль,
И шепчут губы-богомольцы:
"Когда восстанешь из руин?"
-– Остановись! –
Время просачивается в голый песок откровений,
Словесная мишура сползает серпантином в мир,
Каждая деталь наполняется горизонтом сомнений,
Где же прорезанный мир, не видящий ни зги…
Каждая больная душа жаждет счастья,
Но каждого из ста тысяч не напоишь тремя кувшинами вина,
Не накормишь тремя ершами с тремя хлебами,
Как в троичной формуле тела: эмоций – разума – сна…
Возвращение к себе – болезненное изменение
сознания и эмоций,
А плоская тюрьма высасывает все их соки,
Но может, это даст свет для многих
Или откроет путь в не знаемое раннее…
-– Полевой букет –
Мне полевой букет подарит милый утром,
И я увижу в нём ромашек три,
Любовь кружит от нЕчета и чёта в сутре,
А василёк синеет в нём внутри.
Там с василёчком колокольчик нежный дружен,
Еловый запах ветки хвои в дар,
Белеют лепестки вокруг пушистых ручек…
Я прижимаю лепестки к губам.
Лелею каждый лепесток и пью их сладость,
Юбчонок, ярких, полевых цветов,
Беру губами мёд, как хоботками, радость…
Я наполняюсь трепетной мечтой.
-– Наполнилось небо дождинкой-слезой –
Наполнилось небо дождинкой-слезой,
Я так сожалею, что ты далеко…
Летят поминутно за мной на краю
Тоска и печаль, как птицы на юг.
Летает над домом моим пара птиц,
Под крышей воркует тихонько каприз,
Ты так далеко – я боюсь потерять
Тончайшую в мире прозрачную связь.
Я в каждой минуте прощаюсь с тобой,
Застыв на мгновение в мире своём,
Твой голос спасает меня от потерь,
А я убегаю от бездны, поверь.
-– Беспечны люди –
Беспечны люди, совершая глупость,
Живут, как будто рамка для картин,
И ценят внешний лоск и сытость пуза,
Не думая, что ценна наша жизнь…
Она бежит, проскальзывает в колбе
Песчинкой малой по стеклу потерь,
Вот юность только ликовала в школе,
Теперь коленки сковывает спесь…
Замрешь на миг – и станет вдруг противно,
Что мог прожить, как тысяча чертей,
А что вокруг? Вокруг одни излишки,
Издержки комильфо, комфорт червей…
Навозный жук летать умеет то же,
Как чайки, галки, воробьи, стрижи…
Но низко над своей грядой навозной,
Не видя дальше носа от межи…
-– Amata –
У пустоты нет имени и места,
У красоты сто тысяч лиц и рук,
Когда кружится покрывало Весты
На небе в миллиардах звёздных губ,
Amata входит в жизнь твою иголкой,
Втыкаясь в пух игольницы златой,
Как босиком хождение по тропке
В древнейший храм огня простой мечтой…
Приапа маска не пристала в страсти,
Бог сладострастия, земной герой,
Был побеждён ослом – осла в несчастье
Убил, закинув в небеса звездой…
Под маску прячут лица лицемеры,
И убегают тихою волной,
Когда скрывать приходится измены,
Тогда под маской спрячется любой…
Под маской малодушие таится,
Хотя удобно, но темно душе,
Конечно, если совесть измельчилась,
Тогда и маска на судьбе клише…
Быть в наше время честным малым вредно,
Быть искренним – тем более грешно,
Самим собой быть что геройство, в целом,
Не нужно подставляться грязи ног…
Но если ты не хочешь быть двуликим,
Тогда готовься получать толчки,
Взашей погонят по издёвкам диким,
А после наплюют в колодец зги…
*зги – кроха, капля, искра, малость чего… (этимологический словарь… использование авторское…в данном контексте – чистоты, света, души.)
-– Весталка –
Я тысяча имен и тысяча страданий,
Я бог любви и нежного закланья,
Невеста, заточенная в любовь и знанья,
Служить должна любви без ожиданий.
Алтарь – зажженный светоч жертв и содроганий,
Служу ему по мере сил желаний,
Пройдёт мой срок – отдамся вся я страстной тайне,
Матроной стану, сняв покров гаданий.
Алтарь горит, съедает пламя дровни воли,
И лики жриц огня танцуют роли,
Безмолвной девой, восходя на Капитолий,
Просыплю горсть жемчужин из магнолий…
Весталку в жёны взять герой не каждый сможет,
Карать и миловать привыкла кожей,
Мне тысяча имён у тысячи прохожих,
Чем дар туники белой, всё ж дороже.
Глаза любимого повсюду реют в боли,
Не избежать в разлуках слёзной соли,
Алтарь для жертвы сжёг в молитвах чувства Оли:
Мне счастье в дверь вошло окольно в доли…
-– Альба –
Граф Пуатье, прекрасный трубадур,
Слагает альбу в провансальской саге,
Бессонный друг поёт, как балагур,
И будит рыцаря в опочивальне.
Он распевает альбу на заре,
Чтоб оградить любовников от слежки,
В тумане слов, на яростном костре,
Спасает ночь и нежность двух от спешки.
Он в песне заклинал чужой рассвет
Им даровать минуту счастья вместе,
Чтоб не бежала по секундам смерть
Разлук из рук прощаний в старой песне.
Печальна песня трубадура нег,
Серьёзен рыцарь, дама плачет горько,
Рассвет спешит забрать у них ночлег
В минуте нежной без прощаний долгих…
*Альба (прованс., "заря") – традиционный жанр в поэзии провансальских трубадуров XI-XII вв. Повествует о тайном ночном свидании, прерываемом утренней зарей или часовым, предупреждающим о рассвете.
-– Джокер к каре –
Мне не надо другого пути,
Я играю по-крупному всуе,
Мне б подальше от боли уйти,
Но тасую колоду по кругу,
Вновь я ставку равняю вслепую,
Оставляю как есть – что ж рискую…
Мне бы сердце своё уберечь,
И не надо по-старому холить
Одинокую в бусинках речь,
Но по-прежнему карты мозолю,
Что бегут между пальцев в извивах,
Отражая крап карт в перегибах…
Хоть и старый мой шулерский вид,
И потрепан пиджак и обшарпан,
На столе флеш рояль – нечем бить…
Дыры свищут в обоих карманах.
Как стара в этом мире изнанка –
Растянись, моя жизнь! Ты шарманка…
Меня зелень стола все манит:
Что ж тяну за рубашку другую,
Выбираю я пять из семи,
Вот и джокер к каре я целую…
Извернусь – не горчат мои беды!
Мой соперник пришёл без победы!
Сбросить карты уже не успеть…
Мы победу поделим: как есть!
