Там вся в слезах душа моя беспечно плачет,
Там девушка-мечта по подворотням скачет,
Там в "дурочкА" игра проходит столь удачно,
Что два туза в руках – и два в кармане прячут.
По улицам больным со мною дождь холодный
Бродил и моросил по клейким почкам жёлтым,
И, ноги промочив, ныряю в пасть голодной
Волчицы из тоски, шурша травою мёртвой.
Крапива по кустам темнеет в каплях рослых,
Лопух, зелёный маг, с крапивой вместе томно
Под ветром, стыд храня, целуется невольно,
Я прячу боль в глазах – ненастье для бездомных.
А ветер всё гудит – с морокой небо стонет,
Моя душа молчит – ей труден выдох словно,
И застывает ритм сердечный в клетке сонно,
И замирает миг – его глушу, возможно.
4 страница
Капля
–– Сто нитей –
Рекой текут по белому листу
Сто нитей тонких абрисных открытий.
Я захватила тёплый плед, несу
Его, чтоб на ветру не простудиться.
И жар по коже, словно тысяч лет,
И холод мелочных зигзагов зимних,
И руки – обносившийся плетень -
Хватают точки в небе хмуро-синем.
И путь мой – одинокий путь звезды
На пепельно-холодном небе сути,
И в тишине, затянутой во льды,
Молчание что золото прелюдий.
Звенящая струна готова вмиг
Излиться в мир тугой волною звука,
Но сдержаны легчайшие персты,
В молчании сомкнуты вместе руки.
-– Разве может Гален быть на паперти? –
Разве может Гален быть на паперти,
В Колизее бродить среди псов?
Неважна, знать, судьба гладиаторов,
Если посох Асклепия прочь!
Что ж стоишь ты с тоскою, как каменный,
Выход в бой – на арене с косой
Смерть-подружка, нагая окалина,
Раскраснела арену собой…
Иль Гален не ножом препарирует,
Или Клавдий риторикой сыт,
Или люди врачами манкируют?
То тогда лекарей всех забыть…
На арене со смертью венчанию
Предадутся бойцы пред толпой…
–Кто спасёт их? – в ответ лишь молчание…
Жрец Асклепия ранен стрелой…
-– От тебя мне бежать? –
От тебя мне бежать? Где мне скрыться?
От себя не уйдёшь никуда…
Ты моя невозможная птица…
Что надсадно хрипит сгоряча:
И по клетке размахивать крыльем,
Не взлетая, а только крича:
"Дай мне хлеба… хоть крошку, дурында!
Что не видишь: зачах попугай!"
И зелёные перья летают
По блестящей поверхности дна…
Пианино стоит, умирая,
В уголке от большого окна…
-– Я умираю в тысячах словах –
Я умираю в тысячах словах и воскресаю в тысячном изъяне…
Меня словами доведёшь за край и разгрызёшь, как в паутинной яме…
И осень неба в холоде небес играет стразами на тонкой ели,
И голубая в тон игла чудес пронзает небо кисленьким щавелем…
Там в круге от двенадцати потерь игристое играет пузырьками,
Бокалы пенятся в пожаре лет, а солнышко блистает над главами
Разлапистых и остреньких ветвей, украшенных гирляндами открыток,
И запах мандаринов и конфет уводит в мир всех страждущих открытий…
-– Vita dulcis –(лат. сладкая жизнь)
Красиво лунная парча блистает,
Прекрасны нити в стае легких слов,
И время в колбочке стекает тайной
Песочком жёлтым под следами ног.
Рождаются прекрасные мгновенья
Из-под пера и топора любви.
Под вихрем образы в словесной лени
Целуют буквами парчовый лист.
Пергамент дышит тайной тонкой неги,
А плотный мир за стёклами орбит
Течёт, как струйка в водопадном лете
Неся дорогу на молочный бриз.
Туман лиловый стелется упрямо
По тонким впадинкам высоких скал,
Внизу в песочном замке двое рядом,
Друг к другу жмутся в золотой обвал.
И каплей бег холодными ручьями
Стекают меж улыбок, глаз и губ,
Печатают по коже губы ямы
Синюшные, как в небе тысяч лун.
-– Танец умирающего лебедя… (посвящается Анне Павлов)
Безумие высокого полёта
И тайна всей небесной тьмы
На кончиках лебяжьего излома
Моей кисти парящей ввысь.
Плыву легко по сцене на пуантах,
Атласные шажки мельчат.
И дрожь кистей, как сцепленные банты,
Несу, откинувшись назад.
Мой лебедь не умрёт – он будет вечен.
Быстрей несите мой костюм!
Сегодня ночь желанного концерта…
Взлелею в танце каждый дюйм…
***
17 января 1931 года знаменитая балерина прибыла на гастроли Нидерланды, где ее хорошо знали и любили… В гостиницу был срочно вызван врач, который обнаружил у балерины острый плеврит. «Мадам, у вас плеврит. Необходима операция. Я посоветовал бы удалить одно ребро, чтобы было легче отсосать жидкость». В ответ на это Дандре воскликнул: «Как же так! Ведь она же не сможет завтра танцевать!».
Видимо, тогда и родилась легенда об «умирающем лебеде», которую приводит в своих мемуарах Виктор Дандре. Анна Павлова, уверяет мемуарист, любой ценой хотела еще раз выйти на сцену. «Принесите мне мой костюм лебедя», – сказала она.
-– День и ночь меняют лица… –
Тень на поле длинной плетью
Отразилась круговертью…
Яблок струйные рассветы
Расцветили небо лета…
Пальцы солнечные – веер -
Опустились на конверты,
Что лежали желтой лентой
На столе, как след вселенной…
Дух из двух и небыль с верой -
Серость кафельная неба -
Струи яблок льются в сито -
День и ночь меняют лица…
Лето – зимы, осень – весны,
Круг гончарный – мел извёстки…
Кружки, блюдца – обжиг горна…
Пали с неба истин зёрна…
Зёрна в поле – ленты стёкол,
Глаз у горна – пламя топок…
Струи яблок льются в сито -
День и ночь меняют лица…
-– Поцелуй Кибелы –
У сковородок длинны руки -
Попробуй только укусить!
В тебя вопьюсь зубами суки,
И вырву клок… Моё! Мессир!
Ты клеточка моя и жало!
Ты грешный мир всех босяков!
Ну, что готов поднять забрало
Иль будешь жалить губы в кровь!
Язык пророка на два хода!
Лизни меня – и ты герой!
Забьётся хохотом колода,
Да пень – змеиный парадокс!
Божественность моя как грешность,
А грешность словно бога трон!
В руках моих любовь и вечность,
И сетью стянутый мой стон!
Я жажду сеть порвать, как кожу,
Но ты, герой, лишь говорлив!
Так, слабака я уничтожу -
Таков удел Кибелы жриц!
-– Нежность у края –
Хлопья снежинок с берёзки слетают,
Красные ягоды далече рябят…
Медные косы над домом сверкают,
Я по тебе загрустила опять…
Что же меня растревожил напрасно,
Вместе с лучами надежду даря?
Сердцем лечу – над собою не властна,
Звёздочкой синей веду за моря…
