Они постоянно видят смерть.

Они сами убивают.

Постоянно теряют близких.

Для них сто лет – что день для нас. У них нет дома, нет родных, нет любимых. Для них эпохи, о которых рассказывают в наших учебниках истории – лишь страница толстой книги, которую они прочли за день.

Они столько жили и столько видели – что их уже ничего не пронимает.

Они могут притворяться.

Но на деле сердца их давно окаменели. Чувства исчезли. Милосердие превратилось в тлен прожитых сотен лет.

И остались только гордыня, злоба и полное равнодушие к чужим страданиям..

..так вот, мне удавалось скрывать свою молодость различными ухищрениями. Конечно, я мог продолжать просто бегать по всему миру, и тогда никто бы никогда, как и прежде, не заметил, что я не старею – но мне это уже осточертело.

Теперь, когда речь не шла о византийской династии, знающей способ нас заточить – мне было нестрашно, даже если попадусь. Страшнее была жизнь в вечных скитаниях.

Скрывать молодость можно было различными внешними причудами. Сейчас, конечно, для этого куда больше возможностей – косметика, парики что настоящие волосы, и даже пластические операции. Тогда такого даже в фантазиях не было.

Обходился, чем мог.

Конечно, немало я доставал различной ерунды из Османской Империи, которая, по сути, восстала из пепла Византии. Женщины султанской семьи уже тогда имели немало способов играть со своей внешностью – не говоря уже о том, сколько у них было нарядов. С такой прорвой можно скрывать возраст хоть бесконечно.

Но, конечно, я не был в числе султанской семьи и даже не собирался туда пробираться, хотя попробовать можно было. Я не хотел еще одних гонений теперь уже от султанской династии еще эдак лет на двести.

В общем, то, что случилось – должно было логически произойти рано или поздно. Вначале я относился к «камуфляжу» бдительно, потом стал нарочно не замечать косых взглядов, после открыто игнорировал вопросы о своей молодости, а чуть позднее осмеливался даже шутить о том, что за вечную красоту продал душу дьяволу.

Я веселился. Мне даже было смешно, как они крестились вскоре, глядя на меня. Я знал, что их вилы ничего мне не сделают, а святая вода лишь освежит после знойной ночи с очередной красоткой.

Я наконец-то вошел во вкус жизни.

Совершенно перестал скрываться.

Чем и открыл «охоту на ведьм».

Только начался 15-ый век, я тогда был в Швейцарии. Многие не знают, и почему-то отождествляют охоту на ведьм с какого-то хрена с Салемом. Да, там были красивые тетки, но не больше. Гонения зародились в Швейцарии в 1430-х годах, а дальше лишь набирали обороты, распространяясь на все бо́льшее количество стран.

Но началось все со Швейцарии.

С меня, иначе говоря.

А уже по моим приметам стали ловить остальных – папа вскидывает бровь – ты никогда не задумывалась, почему ведьм ловили по приметам, очень подходящим к вампирам? Исключительно молодые, невероятно красивые?.. Ведьмы – это ведь смертные женщины. Они могут быть и старыми. Мою мать убили старой. Но охота была исключительно на молодых и красивых. На таких, как я. Они не понимали, кого ловят, кроме того, что это что-то темное и нестареющее. И в итоге просто убивали ни в чем не повинных красоток, не подозревая, что монстра, которого они ищут – невозможно сжечь на костре.

Тогда я, конечно, вновь бежал – но не из страха быть пойманным, а скорее, чтобы не доставлять себе неприятных ощущений. Бессмертие ведь не дает защиту от боли. Мы все чувствуем. Каждый всаженный нож, каждую пулю и каждый удар. Они не наносят нам урона, но ощущений сполна.

Не очень хотелось узнать, что такое – гореть заживо.

Тогда я понял, что избирательным надо быть не к городам, а к окружению. Не думай, что мажоры имеют преимущество только в твоем 21-ом веке. Во все времена были привилегированные люди, стоящие у власти, на косяки которые закрывались глаза.

Я долгое время присматривался и ошибался, пока, наконец, не внедрился в одну королевскую династию Рюриковичей. Сейчас это Россия, но тогда это было Княжеством.

Я долго ходил в негласных фаворитах, был очень осторожен в «охоте», а на мои шалости все закрывали глаза. До того момента, пока жена князя не обратила внимание на то, что годы проходят, а я нисколько не меняюсь.

Мне не повезло. Не повезло в том, что эта самая княжеская жена – Софья Палеолог – каким-то образом перебралась в Московское Княжество прямиком из Византии. Была членом императорской Династии. И знала – пусть и не так хорошо, как мужчины их рода – что существуют какие-то монстры, которых нельзя уничтожить, убить, которые не стареют и которые были созданы Тьмой.

Про «не стареют», наверное, это уже делали заметки по моим братьям или сестрам. Кого-то из них, наверное, поймали. Потому что, когда мы с ними разошлись, Византийский император знал только то, что нас невозможно убить. Про невозможность старения он, видимо, почерпнул где-то уже позднее.

В общем, главное, что я оказался прав и эти кретины действительно все эти сотни лет передавали знания о нас из поколения в поколения с такой фанатичностью, что даже спустя почти шестьсот лет, представительница их династии, вышедшая замуж за московского князя – угадала во мне «монстра», сбежавшего от ее предков еще за пять веков до ее рождения, едва заметив, что я не совершенно не старею.

Теткой она оказалась беспринципной, и заявила, что ей плевать, кто я и что я, и что не будь ее предки такими идиотами, давно позаимствовали бы себе мой секрет, а не пытались бы отловить и уничтожить. Она даже обмолвилась, что не удивлена, что с таким подходом их Империя в итоге рухнула под какими-то турками.

Она захотела себе бессмертие и поставила ультиматум. Либо я ей дам его (будто это какая-та чертовая чашка), либо она меня запрет в той же бочке, что Румпеля ее предки шестьсот лет назад, и бросит на дно того же самого океана.

Угрожать мне не стоило – самодовольно усмехается папа, глянув на меня – это была ее ошибка. До этого момента я думал просто исчезнуть, раз меня раскрыли, и поискать удачи в другой королевской семье. Но поставив ультиматум, она меня разозлила.

И я дал ей то, чего она хотела.

Естественно, ее старое больное тело не могло перенести трансформации.

Она скончалась. Ей было 48 и ее смерть взбудоражила дворец. Тогда женщины ее статуса в таком возрасте не умирали, а когда нашли на шее следы клыков.. это все замяли, сказали вроде, что от простуды. Кто-то говорил, что это бояре ее грохнули, отомстив за какие-то свои внутренние междоусобицы.

На деле же эту старушенцию погубила жажда бессмертия. И одна единственная угроза.

Она была сделана не тому мужчине.

В общем, суть моей жизни оставалась прежней. Цель одна – не выдать своей истинной сути. Нарочно себя застаривать, придавать возрасту, или же постоянно менять образ. Если ты всегда один и тот же – легко заметить, что ты не стареешь. Но если ты постоянно разный, но это же сравнение провести куда сложнее.

Я жил всегда один.

Я пытался какое-то время найти себе кого-то. В одиночестве есть своя сила.. но мало приятного. Однако, в том, чтобы терять любимых – приятного еще меньше. Едва я влюблялся в девушку – как она старела и умирала. Если я ее обращал – она тоже умирала. А даже если переносила проникновение Тьмы – то сходила с ума, как и большинство.

И уже не была той, кого я любил.

Даже у меня, гибрида от Вендиго, проклятие отнимает слишком многое. Это бремя одиночества, которое я несу всю свою бессмертную жизнь. Всегда один. Или всегда теряю.

Я видел, как умирают они, после их дети, рожденные от других мужчин, после их внуки, правнуки.. видел, как одна девчонка через семь колен после той женщины, которую я любил, стала миллиардершей.