На дачах нашлись трое владельцев собственных новых машин марки «Победа», но это были научные работники: два профессора и один доктор наук. Установить их алиби не составило труда.

– Из деревни тоже мог кто-нибудь ехать, товарищ капитан, – высказал свое предположение Игошин. – Да мало ли мимо кто проедет, случайно.

– Да-да! Кроме того, наверняка, у некоторых здесь есть и старые машины, и мотоциклы. Мы с тобой толком никого и не проверили. Всех надо вычислять, а у нас нет даже мотива преступления. Что такое могло заставить таким способом убить ребенка?

– И вот скажите, зачем было делать два укола аминазина? Что, одним не смогли усыпить? И для чего такие меры? И где второй мальчик? – Илья задумался, потом вдруг встрепенулся: – А что, если они стали свидетелями какого-то преступления, мальчишек убрали, а трупы развезли по разным сторонам, чтобы запутать следствие?

– Я уже подумал об этом, – кивнул Зубков. – Это пока самая приемлемая версия. Но временной разрыв… Теперь-то мы знаем, что между тем, как мальчиков видели женщины на развилке, и появлением на той же дороге мужчины, спешившего на электричку, прошло не больше пятнадцати-двадцати минут. Для преступления слишком мало. Что же произошло в это время на дороге?

– Нам надо узнать, слышал ли тот мужчина шум проезжавшей машины или мотоцикла, мог ли их видеть? Ни в Дом отдыха, ни обратно в тот вечер ни одна машина не приходила. На дачи, по-видимому, тоже, иначе он бы нам сказал, хотя… Товарищ капитан, давайте пройдёмся ещё по дачам, найдём этого мужчину, у него и узнаем. Может быть, он подскажет, у кого ещё есть машины. Останется тогда лишь деревня.

Пока они ходили по поселку в поисках дачи профессора Шипунова и свидетеля, живущего у него, в дежурную часть райотдела позвонил участковый деревни Трошино и сообщил о том, что в зарослях у реки найден труп мальчика лет одиннадцати-двенадцати. Приехавший с опергруппой эксперт установил, что труп был обескровлен.

Приехав домой поздно ночью, Авдеев так и не смог уснуть. Перед глазами беспрестанно возникало то обескровленное лицо мальчика, найденного в зарослях у реки, то его тонкие белые до прозрачности ручонки, то голая ступня, с которой почему-то слетела сандалия. Но страшнее всего был крик матери, режущий уши и душу. Этих воспоминаний Авдеев вынести никак не мог, и, выйдя на общую кухню в полукоммунальной квартире, как он её сам называл, он налил полстакана водки, выпил залпом и закурил.

Что случилось с мальчиками в короткий промежуток времени?

У Коли, как и у Миши, эксперт сразу же обнаружил прокол на руке на вене, но кроме этого у мальчика повреждено колено. Подробности Веретуха, сказал, предоставит утром, даже домой он не поехал – все «стоят на ушах», приходится спешить.

Начальнику уже звонили из Райкома – кто-то из журналистов пронюхал об этих убийствах. Кропань потребовал расследовать дело в самые кротчайшие сроки.

«Уснуть не смогу, поеду-ка я к Веретухе» – с этими мыслями Авдеев быстро собрался, шепнул проснувшейся жене, что вызывают, и отправился в Райотдел.

Роман Анисимович колдовал у большого оцинкованного стола.

Видеть второй раз за два последних дня очередное располосованное тело ребенка было выше всяких сил, поэтому Авдеев лишь поманил Веретуху, едва приоткрыв дверь морга.

– Что, Никита, не спится? – вытирая мокрые руки о фартук, судмедэксперт внимательно посмотрел в лицо Авдеева. – Фейс у тебя никуда не годится. Бледное, вытянутое, как у того, что у меня на столе, – он кивнул на закрытую дверь.

– Циник ты, Рома, – вздохнул майор.

– Не мы такие, работа такая… Что, предварительные результаты интересуют? Могу, могу кое-чем порадовать!

– А без веселья нельзя? – насмешливо спросил Авдеев.

– Ладно, не придирайся к словам. Давай, лучше выйдем на улицу, перекурим это дело, и я тебе поведаю всё, что на данный момент удалось накопать, – Веретуха потянул майора за рукав к выходу.

– Значит так, Никита, – Роман Анисимович глубоко затянулся. – У мальчишки, кроме следа от инъекции в вене, имеется довольно глубокая рана на колене, ещё не зажившая. И она, скорее всего, получена от пореза стеклом. Вокруг раны есть оссаднённость, видимо, мальчик споткнулся, упал, проехался коленом по земле. То есть, рана случайная, от падения. Но обработана она вполне профессионально, уж очень чистая по краям, промытая перекисью. И пластырь на коленную чашечку наложен так, что при ходьбе не срывается. Одним словом, работал медик. И с венами также. Но… усыпили обоих мальчишек хлороформом.

– Вот как!.. Это точно? – встрепенулся Авдеев. – Подожди, это что же получается? Их сначала усыпили, потом перевезли куда-то, потом… Что потом? Почему у одного забрали кровь, а у второго – нет? Они же братья! Или?..

– Да никакого «или»! Просто, у второго резус отрицательный!

– И?.. – майор подался всем телом к Веретухе. – Ну? Подробнее и по-русски можешь?

– И по-немецки, и по-еврейски, всё одно: кровь брали не абы какую, а определённой группы и резуса. Значит, у твоего реципиента должен быть резус отрицательный. Но если группа крови четвёртая, тогда группа крови донора не имеет значения. С первым пареньком, видимо, промахнулись, сначала взяли кровь на анализ, а потом просто усыпили смертельной дозой аминазина, чтобы убрать свидетеля. Отсюда и два прокола. Ну, а уж второй им пришёлся подходящим по всем параметрам, вот и забрали кровушку у мальчугана. И умер он, разумеется, от огромной кровопотери. Более пятидесяти процентов.

– Да, из твоей научной абракадабры я мало что понял, но… Для чего забрали? В таком количестве? Можешь сказать?

– Определённо – не могу, а гадать можно до бесконечности.

– И всё же?

– Никита! Чего ты меня дёргаешь? Ну, ранения, заболевания, послеоперационный период… да ещё, чёрт знает, что может быть! Какая-нибудь секретная лаборатория! Это уже ваш «хлеб»! Я только могу сказать то, что вижу, а все эти предположения!.. Уволь! Ищите, где могли взять – это дело ни одной минуты, да и стерильность нужна. Мало того, если кровь брали из вены, то и исследование проводится более обширное, но в любом случае необходимо лабораторное оборудование.

– Это сколько ж возни! Этот реципиент – подпольный принц, что ли?

– Или преступник… Но, видимо, овчинка выделки стоит!

– А у меня, Рома, ещё такой вопрос. Вот как ты думаешь, для чего надо было так тщательно обрабатывать рану, накладывать повязку, которая не мешает ходьбе, если ребенок, в принципе, уже был обречен?

– А вот это-то как раз и говорит о том, что работал медик. Во-первых, рана должна быть чистой, потому что забирается кровь, тут, повторюсь, важна стерильность, а повязка – это уже делается машинально, стало быть, с ранами этот человек имеет дело постоянно.

– Хирург? – высказал догадку Авдеев.

– Ну, кто-то из этих… – эксперт показал пальцами ножницы. – И тут я позволю себе сделать кое-какое предположение. Если кровь брали, невзирая на рану, а это всё же риск, значит, была в ней острая и срочная необходимость. Это тебе пища для размышлений.

– Смерть мальчиков наступила в одно время?

– Ммм, разница в часах, где-то около суток, видимо, как раз на то время, что понадобилось для забора крови.

– Ладно, понял, готовь отчёт для начальства, – Авдеев выбросил недокуренную папиросу и направился в отделение.

– Докладывай, Авдеев! – подполковник Кропань был хмур: с утра опять звонили из Райкома КПСС, требовали отчёта по убийству детей.

Только, что можно ответить, если всего два дня прошло с момента, как нашли первого мальчика, а по второму-то, вообще, что сделаешь за ночь? Вон и по судмедэкспертизе отчёт только утром принесли, и то сказать: Веретуха ночь не спал, глаза у мужика закрываются, как может, борется со сном, терпит…