– Товарищ майор, там, похоже, родители мальчика объявились. С матерью плохо, отец едва держится, – затараторил старшина.

– Вызови врача из медвытрезвителя, – крикнул Авдеев, стремительно шагая по коридору в дежурную часть.

Худенькая женщина сидела, откинув голову назад, на деревянном диванчике у окошка дежурного, а над ней стояли лысоватый мужчина и уборщица. Мужчина держался за сердце и оглядывался по сторонам, как бы ища поддержки у проходивших мимо граждан.

– Помогите, помогите, – едва мог произнести он бледными губами.

Несколько человек столпились неподалёку и тихо перешёптывались.

Авдеев, взглянув на женщину, потерявшую сознание, повернулся к уборщице:

– Принесите нашатырь из дежурки! Быстро!

Тем временем прибежал и врач. Ему удалось привести женщину в чувство, но он настоял на том, чтобы вызвали «Скорую помощь», так как подозревал у неё сердечный приступ.

Через полчаса, когда «скорая» уехала, увезя с собой больную, Авдеев обратился к мужчине:

– Вы её муж?

– Да-да, – мужчина всё ещё держался за сердце.

Врач подал ему стакан с водой и таблетку.

– Может быть, вам сделать укол? – участливо спросил он, но мужчина отрицательно замотал головой.

– Можем поговорить? – Авдеев взял его за локоть. – Идёмте.

– Суконин, Глеб Аркадьевич, – представился мужчина, когда они зашли в кабинет оперативников.

Авдеев в свою очередь тоже представился и показал мужчине на стул.

– Расскажите всё по порядку.

– Понимаете, мы с женой пришли сюда из-за наших мальчиков. У нас есть домик в дачном поселке, на Озёрной.

– Это там, где дачи для научных работников? – уточнил Авдеев.

– Да-да, именно там. Мы с женой оба имеем прямое отношение к науке. Но это ведь не главное, правда? Так вот, мы отправили туда своих сыновей на выходные, после обеда в субботу, сами собирались приехать позже, после работы, последней электричкой, но у меня появилась срочная работа, а без меня жена не поехала. Пришлось остаться. Но наши мальчики самостоятельные, мы за них и не переживали, тем более что за ними всегда приглядывала наша соседка по даче. Она учительница, жена нашего коллеги, и вполне благонадёжный человек. Мальчики должны были вернуться вчера вечером, таков был уговор, и они никогда не смели ослушаться. Но мы их не дождались. Утром я поехал туда, но оказалось, что они… – Суконин вскрикнул с истерической ноткой, – … не были там вообще! Соседка их даже не видела, не видел никто из соседей, мы всех опросили! На станции нам сказали, что они приехали, но до дачного поселка не дошли! Мы пришли сюда, чтобы написать заявление, а тут нам сказали, что нашли одного мальчика! – мужчина вдруг всхлипнул и громко, по-бабьи, зарыдал.

– Подождите, – Авдеев кинулся успокаивать его, – вы ведь не были на опознании? А может быть это не ваш сын? Давайте, вы немного придёте в себя, и мы с вами сходим, посмотрим. Хорошо? У вас есть ещё дети?

– Да, две старшие дочери. Они уехали на Кавказ с однокурсниками. Они студентки. – Суконин говорил всё это автоматически, устремив взгляд куда-то в окно и думая, видимо, о сыновьях.

– Сколько лет вашим мальчикам? – Авдеев старался отвлечь его вопросами и узнать, как можно больше.

– Мише одиннадцать, а Коле двенадцать. Они погодки, но мало, чем отличаются друг от друга. Миша занимается спортом, поэтому выглядит немного старше своего возраста, а Коля увлекается математикой, – мужчина опять заплакал, но уже тише.

Авдеев почувствовал, как у него гулко и неприятно стукнуло в груди. Слова о спорте напомнили то, как охарактеризовал труп Веретуха. В такие совпадения Никита Сергеевич не верил.

Подозрения оправдались: Суконин опознал своего сына Мишу.

Второй мальчик пропал бесследно.

В последующую за этими событиями субботу вечером Андрей Ефимович с Варей обсуждали, где лучше провести воскресенье. Но вдруг позвонил Геннадий Евсеевич и сказал, что утром собирается к ним в гости. Намекнул также, что у него к зятю есть разговор.

Супруги решили для встречи дорогого гостя испечь пирог. Долго спорили, с какой начинкой лучше. В конце концов, позвали соседку Полину Терентьевну, и она разрешила их спор в пользу рыбной кулебяки, тем более что Андрей Ефимович купил в управленческом буфете за день до этого прекрасного лосося. Соседка же и помогла Варе замесить тесто.

Когда приехали Калошин со Светланой, Полина Терентьевна тоже была приглашена к столу.

Встреча необычайно обрадовала Варю, которая всё ещё скучала по отцу и своему дому, хотя старалась не показывать этого Андрею, но он прекрасно всё понимал и даже иногда предлагал ей съездить в гости в Энск. Но Варя категорически отказывалась, так как встречи с мужем и общие их вечера были тоже не часты. И ей очень не хотелось обижать так сильно любимого ею человека, ставшего теперь главным в её жизни. Поэтому приезд отца стал для Вари праздником, да и Андрей порадовался вместе с ней.

За столом много смеялись и шутили. О работе старались не говорить, но Дубовик видел, что тестю не терпится уединиться с ним. И когда почти все общие темы были исчерпаны, и женщины заговорили о нарядах, мужчины сразу попросили разрешения выйти покурить, и великодушно были отпущены своими дамами.

– В общем так, Андрей… Одному очень хорошему человеку нужна помощь. Моих полномочий в таком деле не хватает, поэтому я решил обратиться к тебе. Дело в следующем. Живёт у нас одна женщина, учитель, прекрасный человек. Жураева Софья Корнеевна. Позавчера она пришла ко мне и рассказала одну очень странную историю. В сорок первом году её вместе с семнадцатилетней дочерью угнали в Германию. Там в городе Магдебург их разъединили. Мать отправили на химический завод, а дочь Ольгу взяли к себе фермеры с Саксонии, муж с женой. В сорок пятом году Софья Корнеевна была репатриирована и вернулась домой, а вот о дочери она больше ничего не слышала. Но мать есть мать, и она все эти годы не переставала ждать её, надеялась, что Ольга вернётся. Женщина много писала везде, во всевозможные комитеты и матерей, и военнопленных, и репатреированных. Но никто никакими сведениями о судьбе девушки не располагал. – Геннадий Евсеевич глубоко затянулся и с шумом выдохнул табачный дым. – А теперь перехожу к самому главному. Два дня назад Софья Корнеевна поехала в районный центр, понадобились ей деньги. И решила она зайти в скупку и сдать своё золотое кольцо, доставшееся ей от матери. Ну, нужда… И вдруг на витрине она увидела кулон своей дочери. Причем, она утверждает совершенно безапелляционно, что кулон этот был на Ольге, когда они расставались в Магдебурге. Вещь эта раритетная, передаваемая в семье Софьи Корнеевны по наследству женщинам. Вот, можешь взглянуть, – Калошин достал из кармана фотографию пятнадцатилетней давности, на которой была снята молодая девушка в белом платье и таком же белом берете. На шее её красовался большой кулон с овальным камнем. – Там даже вензель семейный есть.

– Вещь дорогая? – с интересом разглядывая снимок, спросил Андрей Ефимович.

– Ну, по оценкам ювелира, как мне сказала сама Жураева, металл – серебро, хорошего качества, а вот камень никто так и не смог определить. Но в нем есть какие-то вкрапления, которые портят его чистоту. Только для семьи Софьи Корнеевны стоимость и не имела никакого значения. Но представь состояние матери, когда она увидела этот кулон!

– Она догадалась спросить, кто его принес?

– Продавец сказал, что какая-то девица. Но история на этом не закончилась. Я решил помочь Софье Корнеевне и вместе с ней отправился сразу в район. Но представь себе наше удивление, когда оказалось, что кулон украли, прямо с витрины.

– Вот как?! Интере-есно…

– Только Софья Корнеевна просит лишь об одном: узнать что-либо о судьбе её дочери. Она даже думает, что девушка могла вернуться, но по каким-то причинам не приехала домой, а осталась жить где-то в районе. Возможно, что потеряла память, да мало ли что могло случиться.