К концу 1957 года было достигнуто примирение между лидерами всех коммунистических государств. На совещании в Москве в ноябре 1957 года все они согласились, что Сталин несет ответственность за пагубные искажения коммунистической теории и практики. Все они в той или иной степени возмущались вмешательством Сталина в их внутренние дела и жестким конформизмом, которого он от них требовал. Но все (включая югославов, чье присутствие на совещании было намеренно скрыто) были готовы сотрудничать на ленинской основе в партнерстве равных. Советы, по сути, согласились отказаться от своего доминирования в коммунистическом движении. Они даже предложили отказаться от ссылок на свою ведущую роль в декларации, опубликованной после окончания совещания. По настоянию Китая такие ссылки были включены. Совещание приняло непубличное решение сформулировать новую, ленинскую программу мирового коммунизма, которая должна была наполнить движение чувством цели и направления, в котором оно так нуждалось.8

Следующие три года были периодом интенсивных исследований и консультаций между коммунистическими партиями внутри блока и за его пределами, пока разрабатывались новая политика и стратегии.9 Кульминацией этого процесса стало совещание 81 партии, состоявшееся в Москве в ноябре 1960 года. Лидеры всех восьмидесяти одной партии обязались следовать программе, изложенной в Заявлении совещания, или, как его иногда называют, Манифесте. С того дня и по сей день главной связующей силой в коммунистическом движении, внутри и вне блока, был не диктат Советского Союза, а верность общей программе, в которую внесли свой вклад лидеры многих коммунистических партий. Несмотря на последующую видимость, между лидерами партий была создана атмосфера доверия, в которой советское принуждение стало излишним, но советские советы и помощь принимались охотно.

В 1957 году, как и в 1921 году, коммунистические стратеги, разрабатывая свою новую программу, должны были учитывать политическую, экономическую и военную слабость коммунистического блока и неблагоприятный баланс сил по отношению к Западу. Раскольнические тенденции в Венгрии и других странах Восточной Европы угрожали сплоченности блока в 1957 году, как националистические движения угрожали единству Советской России в 1921 году. Коммунистический мир столкнулся с враждебностью западных как консерваторов, так и социалистов. Западная пропаганда держала коммунистические режимы под подстоянным давлением. Запад в целом неохотно торговал с блоком. И блок столкнулся с совершенно новым фактором – возможностью ядерной конфронтации.

Как на этом фоне коммунистические лидеры могли сделать свою систему более приемлемой для своих народов? Как они должны были добиться сплоченности и сотрудничества между членами блока? И как они могли продвигать коммунистическое дело за пределами блока, не провоцируя большую степень единства в некоммунистическом мире? Было ясно, что возврат к сталинской политике массовых репрессий внутри страны потерпит неудачу, а традиционная революционная тактика за рубежом только усилит конфронтацию с Западом в период неблагоприятного соотношения сил. Прецедент ленинского НЭПа, казалось, давал ответы на многие вопросы, хотя, конечно, новая политика должна была быть гораздо более сложной и изощренной.

Необходимость новой политики с особой остротой ощущалась советским руководством. Старшие члены, такие как Хрущев, Брежнев, Микоян, Суслов, хотели очиститься от пятен сталинизма и реабилитировать себя в глазах истории. Более молодые, как Шелепин, хотели получить признание новаторов. Все они понимали, что только соглашение о долгосрочной политике исключит периодическую борьбу за власть и обеспечит стабильность руководства.

В Заявлении, принятом на совещании 81 партии (ноябрь 1960 года), явно прослеживается влияние идей и практики Ленина, как и в последующей речи Хрущева от 6 января 1961 года.10 Эти два основных документа продолжают определять курс коммунистической политики и по сей день. В них подробно объясняется, как победа коммунизма во всем мире должна быть достигнута путем консолидации экономической, политической и военной мощи коммунистического мира и подрыва единства и силы некоммунистического мира. Использование коммунистическими партиями различных насильственных и ненасильственных тактик специально разрешено. Мирное сосуществование прямо определено как «интенсивная форма классовой борьбы между социализмом и капитализмом». Рекомендуется использование мировым коммунизмом экономических, политических, расовых и исторических антагонизмов между некоммунистическими странами. Поддержка «национально-освободительных» движений в странах третьего мира потверждена.

Все стороны, внутри и вне блока, включая китайцев, подписали Заявление – за единственным исключением Югославии. По тактическим соображениям Югославия не присутствовала на конгрессе, но, как впоследствии публично заявили Громыко и Тито, югославская и советская внешняя политика совпадали по многим вопросам.

Соглашение между коммунистическими лидерами о новой ленинской программе мировой революции было лишь половиной дела. Необходима была стратегия для реализации этой программы в условиях, когда население коммунистического блока было серьезно отчуждено от своих коммунистических режимов, а превосходящие в военном отношении западные державы были полны решимости противостоять дальнейшему распространению коммунизма.

Некоторые аспекты стратегии, такие как объединенные фронты с социалистами в развитых капиталистических странах и поддержка национально-освободительных движений в странах третьего мира, были открыто провозглашены. Но решение использовать систематическую, стратегическую дезинформацию в качестве основного компонента стратегии, очевидно, должно было быть тщательно скрыто.

Коммунистические стратеги понимали, что главным недостатком проведения всеми сторонами блока единой и открыто агрессивной политики было то, что сочетание идеологического рвения с монолитным единством встревожило бы некоммунистический мир и заставило бы его к большей сплоченности и, возможно, к энергичному и скоординированному ответу на коммунистическую угрозу. В лучшем случае это привело бы к сохранению статус-кво между Востоком и Западом, а в худшем – к усилению давления на коммунистический мир со стороны Запада, обладающего превосходящим ядерным арсеналом.

Единая стратегия была бы еще большим препятствием для международного коммунистического движения. Опыт показал, что деятельность Коминтерна была затруднена его идентификацией в качестве инструмента советской политики. То же самое можно сказать и о Коминформе, его преемнике. Коммунистические партии в некоммунистическом мире не смогли добиться влияния или, во многих случаях, даже юридического признания из-за их очевидного подчинения Москве. В 1958 году, более сорока партий были незаконными.

На основе исторического опыта Советского Союза и блока, коммунистические стратеги определили факторы, которые благоприятствовали объединенным действиям Запада против коммунизма. В период до НЭПа Запад чувствовал угрозу со стороны советской идеологии и воинственности. Результатом этого стала интервенция союзников на территорию России. После окончания Второй мировой войны угроза монолитного сталинского коммунизма заставила Запад объединиться в военные и политические союзы, такие как НАТО, СЕАТО и Багдадский пакт, а также в другие формы военного, политического, экономического сотрудничества и сотрудничества в области безопасности.

Аналогичным образом коммунистические стратеги определили факторы, которые имели тенденцию подрывать единство в западном подходе к коммунистическому миру. Это были умеренность в официальной советской политике; акцент на противоречивых национальных интересах коммунистических стран и партий в ущерб их идеологической солидарности; и роспуск Коминтерна в 1943 году, который заставил многих западных наблюдателей поверить, что всемирная коммунистическая подрывная деятельность была прекращена.