- Да что с тобой такое, а?

Какого, мол, хрена, Оля?

Вспомнилось вдруг, как хотелось его убить, когда он долбил стены.

- Господи, Женя! Месячные у меня, понятно?

- Слушай, а чего таким тоном-то? Я что, в этом виноват? Наверно, был бы виноват, если б их не было. Если, конечно, тут уместно говорить о вине.

Черт, он стопудово прав. Ну что я за дура такая, а?

- Знаешь что, Оля? Месячные меня ни хера не пугают. Когда посмотришь на кровь-кишки-распидорасило, это такая фигня. А вот твое настроение – очень даже. Так что я лучше пойду, пожалуй. От греха подальше.

Поцеловав меня в куда-то в ухо, Женька поднялся и вышел. В прихожей хлопнула дверь. Я сначала поплакала немножко, потом вытащила из заначки горькую шоколадку с орехами и принялась остервенело обгрызать по периметру.

С одной стороны, он был прав, что ушел. Действительно, от греха подальше. С другой, страшно хотелось, чтобы жалели, утешали и целовали в лобик. И наверняка поутешал бы и пожалел, если б я не шипела, как змея с оторванным хвостом. Но вот жалеть шипящую – это уже из области ненаучной фантастики. Я бы на его месте тоже не стала.

К утру ногу отпустило, живот и поясница ныли уже меньше, но настроение все равно оставалось под слоганом «не подходи, загрызу». И в него прекрасно вписался Пыж, отказавшийся заводиться. Вот просто взял и не завелся, зараза.

Весь мир против меня!

Вылезла, бахнула дверью.

- Что, сдох?

Женька стоял у своего Кота и стряхивал снег с дворников. А я и не заметила, как вышел.

- Кажется, аккумулятор сел.

- Дай ключи.

Сев за руль, он попытался завести Пыжа, потом заглянул под капот.

- Да, сел. Крокодилы есть?

- Что? – вытаращила глаза я.

- Все ясно с тобой, - поставив на сигналку, Женька отдал мне ключи. – Садись, поехали.

Наверно, лучше было бы на метро. Да нет, точно лучше было бы на метро. Но так не хотелось шевелиться.

Глава 34

Евгений

Оглядываясь назад, прокручивая события, начиная с субботы, я предельно четко обозначил момент, когда щелкнула стартовая кнопочка. Конечно, мои рабочие думки свою роль сыграли, но не более чем в качестве подложки. Олино опоздание и обиженный ответ на сообщение – это было как семечко, упавшее на хорошо вспаханную и удобренную почву.

Вот спрашивается, почему было не позвонить или хотя бы не написать: извини, Жень, у меня тут бабский караул случился, подожди, если можешь. Я бы ответил: сочувствую, но опаздывать сегодня никак не могу, поезжай сама или вызови такси. Прямо такая стеснительная? С трудом верится. Особенно после всего того, что мы вытворяли вдвоем и что при этом говорили.

И все-таки я постарался не зависать. У всего есть своя побочка, у секса тоже. К Ритке в эти дни лучше было вообще не подходить, Лиза ныла и выносила мозг и вовсе дней десять, начиная артподготовку сильно заранее. Так что ничего особого нового. Shit, как говорится, happens, и этот шит далеко не самый шитовый.

Но так я думал уже вечером, когда ложился спать. В изрядном раздражении. А днем вообще было ничего не понять. Еще рабочие заморочки посыпались одна за другой. Бывают такие дни: как с утра не задалось, так весь день и идет все через задницу. Единственная надежда была, что встретимся вечером с Олей, отвлекусь на приятное. Ага, хрен там плавал. Прилетело, что не надо за ней заезжать, и вообще не сегодня, потому что плохо себя чувствует. Позвонил узнать, что с ней такое, и нарвался на капризное: ничего страшного, неудобно разговаривать.

Самое элементарное объяснение в голову не пришло. Ну потому что какой в этом может быть секрет, если люди занимаются сексом? Неудобно говорить, кто-то рядом – напиши. Поэтому единственной версией было то, что это обидки такие. Ну как же, не подождал утром! И вот тут меня уже реально начало клинить. Потому что это был такой стопроцентно Лизкин сценарий, которым я наелся выше крыши. А ведь буквально на днях думал: как здорово, Оля ничего в себе не держит, все говорит, если что-то не так.

Ага, размечтался, долбоклюй!

И когда вечером она все-таки соизволила раскрыть страшную тайну тоном «отъе…сь, козел», меня начало разматывать уже всерьез.

Ну конечно же! Я должен был прямо с улицы догадаться, когда ее ждал. Может, еще прощения попросить?

Если она думала, что я буду ее жалеть и гладить по животику, то выбрала неправильную тактику. Я сделал лучшее из того, что мог. То есть ушел злиться на безопасное расстояние.

Обычно в таких случаях мне хватало суток, иногда и больше. Вышел бы из дома утром чуть раньше или чуть позже, наверняка к вечеру все и улеглось бы. Но увидел, как кое-кто таращится под капот, и деваться было уже некуда. Интересно, зачем девчонки туда вообще суются? Посмотреть, не сбежал ли двигатель?

По правде, я втайне надеялся, что откажется и поедет на метро, зато моя совесть будет чиста. Нет, забралась. Такая же надутая, как и вчера. Я пытался убедить себя, что, наверно, вот прямо умирает, но раздражение, едва начавшее стихать, снова пошло в рост. Как будто бахнул на старые дрожжи.

Навигатор полыхал красным, и я взял в объезд, где было позеленее. Проехал по улице с односторонним движением и на Т-образном перекрестке остановился под «морковку», выглядывая просвет слева. Справа, где поворот, соответственно, направо, остановилась белая бэха и включила… левый поворотник.

За десять лет каких только идиотских дорожных ситуаций не видал, но такой жопы – ни разу. Сзади в два ряда выстроился дудящий хвост. Тупая коза не могла повернуть, потому что не видела из-за меня дорогу слева, а я ничего не видел из-за нее справа. Лезть вслепую при таком оживленном движении – самоубийство.

Открыв пассажирское окно, я заорал так, что у Оли должно было заложить уши:

- Ты, п…да нестроевая, куда тебя выперло?!

- Дай мне проехать! – завизжала коза, открыв свое окно.

- Проезжай на х…й!

- Я из-за тебя не вижу.

- Я из-за тебя тоже. Тебе что, помочь, еб…нутая?

То ли до нее дошло, то ли испугалась, что сейчас ей коллективно навешают люлей. Сдала назад, чуть не въехав кормой в стоящую за ней машину, открыла обзор, и я смог наконец повернуть.

- Жень, ну я же просила… - прошелестело справа.

- Что? – не понял я.

- Насчет мата.

Если б она промолчала, я бы быстренько выгорел, но эта реплика подлила масла в огонь. Нет, целый масловоз. Полыхнуло реально до багровых огней в глазах, и я очень громко и непечатно пояснил, когда надо говорить, а когда лучше сложиться буквой зю и запихнуть язык себе в задницу. Разумеется, полились слезы.

- Останови!

Молча подрулил к автобусной остановке, тормознул. Вышла, бахнула дверью.

Я думал, что сильнее разозлить меня уже нельзя, но нет предела совершенству. Даже добрый и милый автовладелец взбесится, если хлопнуть вот так дверью его ласточки. А я сейчас был вовсе не добрым и не милым, а вполне так адовой сволочью.

Ну вот теперь мне точно понадобится дня два, чтобы остыть. Хоть бы к выходным помириться, зря я Шмеля упрашивал, что ли.

В офисе забрал из сейфа папку и флешку с данными по долбаному прибору, сказал, что еду в КБ, и свалил. Командным матом расчистил себе место на стенде и вошкался до самого вечера, пока не начали вываливаться глаза. В телефоне обнаружилось сообщение: «Жень?» и пропущенный звонок.

Голубка моя шизокрылая, я не хочу знать, что ты собиралась сказать: «Прости, прости, я злобная сука» или «Отвали от меня, тварь, ненавижу». Сегодня – не хочу, поэтому не трогай меня, ладно? Завтра я, наверно, приду сам. Но сегодня – отстань, хорошо?

***

Полночи не спал. Крутился с боку на бок, вставал, выходил на кухню, пил воду, смотрел в окно на Олиного Пыжа.

Надо будет аккумулятор вытащить, на зарядку поставить. Если, конечно, совсем не подох.

Впервые я задумался о том, что жизнь штука хрупкая, лет в десять. Перед очередной командировкой отца родители снова разругались в хламину. Это уже потом я понял, что невозможно быть всегда спокойным и невозмутимым, когда живешь рядышком со смертью. Так можно и рехнуться. Отец был с ней на короткой ноге, знаком не понаслышке. Ну а матери приходилось иметь в виду, что в любой день она может стать вдовой. Напряжение накапливалось у обоих – и выливалось в жуткие ссоры. Наверно, для кого-то после того, что они могли наговорить друг другу, обратной дороги не было бы. Для них – словно тучи ветром разгоняло после грозы.