Сердце ритмично стучало по ушам, пока я подходил к стене напротив двери и отодвигал ширму, что загораживала треснутое в двух местах грязное зеркало в потемневшей раме. Очень долго я не мог оторвать глаз от того, что предстало передо мной.

Точнее, кто. Я смотрел на себя и пытался поверить, смириться с тем, что этот странный парень с вытаращенными глазами действительно я сам. Раньше я видел своё отражение лишь в воде купального корыта и реки, но всякий раз это был только мутный силуэт.

По своему телосложению я догадывался, что моё лицо такое же худощавое, с выпирающими скулами, грозящими кого-то уколоть. Помнил, что волосы, которые мне грубо обрезали надзиратели, когда те отрастали так, что лезли в глаза и мешали на тренировочных поединках, были глубокого чёрного цвета. Как же выглядят мои глаза, я мог только воображать, но то, какими они оказались на самом деле, разрушило все мои представления о себе.

Они были светло-карие, почти жёлтые, как у ягуара. Этого хищника я видел несколько лет назад. Тогда кто-то из надзирателей Каларгона наткнулся в лесу на чёрную пантеру и, недолго думая, направил на неё арбалет. Затем, дабы заработать на своём улове, привязал истекающее кровью животное к седлу и потащил к одному из богатых любителей звериных шкур.

По дороге он явился в лагерь, похвалиться своим подвигом перед коллегами. Будучи тогда малолетним смертником, я чистил ботинки одного из надзирателей, увидел полуживого ягуара и потом очень долго не мог оправиться от потрясения.

Несчастный зверь вызвал во мне не только жалость и ужас, но и необъяснимое чувство сродни духовной близости. Я ощущал себя таким же зверем, его братом или сыном с похожей судьбой и печальной участью. Глаза умирающего ягуара часто смотрели на меня во снах, будь то кошмары или мечты о новой жизни после смерти. Такие же глаза теперь глядели на меня с зеркала. Глаза ягуара, чёрные волосы и выпирающие скулы на бледном лице.

Почему я так похож на него?.. На кайергардца, что убил сегодня, спасая Диону? Разве бывают настолько схожие друг с другом люди?

В зеркале что-то шевельнулось, и я, вздрогнув, увидел отражение Гарины. Наверное, она давно стояла у двери, держа какие-то вещи и осматривая мои шрамы и торчащие кости.

– О, святые духи, какой же ты худой, – вздохнула она и мягко произнесла: – Тебе ведь надо придумать имя. Какое бы ты хотел?

– Я даже не знаю, какие бывают имена, – признался я, обернувшись.

– Я так и думала, – Гарина оценивающе осмотрела меня. – Знаешь, когда-то я знала одного человека… с такой же нелёгкой судьбой, как у тебя. Он преодолевал все её преграды и самые неожиданные сюрпризы, падал, терялся, начинал всё заново, но всё же прошёл свой путь до самого конца и остался самим собой.

– Что с ним стало?

– Сейчас это неважно. Главное, что в самую трудную минуту, когда мир рушился и казалось, что всё кончено, он говорил себе: «Всё будет хорошо, Конрад. Самый тёмный тоннель заканчивается лучом света».

Гарина окончила фразу на загадочной ноте, прошла в комнату, положила вещи на сундук у стены и стала наводить порядок.

Я опять взглянул в зеркало, попытался отогнать мысль об убитом кайергардце и познакомиться с самим собой.

Всё будет хорошо, Конрад… Это точно – теперь всё будет иначе.

«Я буду жить» – как же необычно, почти дико звучала в голове эта простая мысль, а сорвавшись с уст фразой, поначалу вызвала шок. Но всё же я старался привыкнуть. После заточения в лагере смертников я не имел представления, как нужно жить без готовности к скорой кончине, и пришлось учиться самому сложному – обычной жизни.

Первые два дня в замке леди Аделит я просидел в своей новой спальне, что находилась не на первом этаже, в крыле для прислуги, а на вершине одной из высоких башен, где-то над покоями хозяев. Как утверждала маркиза, до победы в войне с кайерградцами на королевскую семью часто устраивали покушения, и ей было спокойнее держать нового стража как можно ближе к себе, даже ночью.

Пока Гарина руководила уборкой моей заброшенной пыльной спальни, вокруг меня полдня крутилась группа портних. Уже на второй вечер мне принесли несколько комплектов закрытых тёмных вещей с высоким горлом, чтобы спрятать клеймо.

Аделит махнула рукой на лорда Демиара, взяла под личный контроль создание моего образа и не жалела собственных денег, чтобы страж королевской семьи выглядел «солидно» и «экстраординарно». Маркиза увлечённо командовала портнихами, экспериментировала, указывала, какие лучше мне идут фасоны, где сколько ещё отрезать, сколько оставить и что пришить. Наверное, гардероб дочери не занимал её так, как нового слуги.

Приодевшись, я наконец вышел из своей конуры и был представлен штатской прислуге. Они уже знали, что их ряды пополнились, – посвятила в курс дела Гарина – но едва познакомившись со мной, стали меня чураться. За всю жизнь я привык к пренебрежительному и надменному отношению надзирателей, к равнодушию и периодической враждебности других смертников ‒ в лагере Каларгон каждый заключённый был сам за себя. Но вот тому, что от меня будут шарахаться, как от прокажённого, равные мне слуги, ‒ которые, однако, прекрасно ладят между собой ‒ объяснений не находилось.

‒ Просто ты… немного мрачноватый, Конрад, ‒ попробовала объяснить мне Гарина, когда я всё же рискнул обратиться к ней с этой проблемой. ‒ Конечно, вся жизнь в том страшном месте не могла наделить тебя харизмой и природным магнетизмом, мы с мисс Дионой и леди Аделит это прекрасно понимаем. А вот слугам этого не втолкуешь. Да ещё и одежда вся эта чёрная… Говорила ведь я миледи ‒ надо внести побольше цвета, а она…

‒ Меня прекрасно устраивает чёрное, ‒ нахмурился я в ответ. Сшитый специально для меня гардероб и в самом деле грел душу после одинаковой мешковатой формы заключённых и мантии смертников для первого и последнего сражения на войне.

Гарина только вздохнула.

‒ Просто попробуй быть проще и улыбаться почаще.

Улыбаться ханжеским поломойкам, поварам и конюхам не было никакого желания. Как и «быть проще», что бы это ни значило. Поэтому к отношению слуг пришлось привыкать.

В этот же день замок леди Аделит посетила очень важная особа – настоящий маг. Высокий и немного надменный мужчина, берущий за свои услуги бешеные деньги, прошёл по вестибюлю, молча взметнул руки, опустил голову и замер в жуткой позе, словно бы сжимал в оттопыренных пальцах нечто огромное и невидимое простым смертным. Минута, и огонь на всех свечах и факелах побелел, загорел ярче, став похожим на солнце.

Маг проделал это в каждом закутке замка, ‒ в комнатах, залах, коморках, чуланах ‒ и теперь не нужно было разжигать огонь на свечах, в котлах и каминах. Достаточно коснуться определённой помеченной точки на стене или другой поверхности, чтобы вызвать абсолютно безопасное пламя, не источающее дыма и запаха гари. Оказалось возможным и регулировать его интенсивность. Всё это значительно облегчало жизнь как слугам, так и хозяевам. Магический заряд питал замок несколько месяцев, прежде чем начинал потихоньку увядать и нуждаться в новом насыщении.

Уходя, маг задержал на мне пристальный взгляд, свёл густые брови и, чуть замедлив шаг, прошёл мимо, не спуская с меня глаз. Я восхищался им. Как уже слышал из разговоров надзирателей, магические навыки – необычайная редкость, овладеть которой можно только после неких страшных обрядов. Мало кому были известны их подробности. Люди знали лишь, что выживал после них один человек из пяти и после этого уже никогда не становился прежним…

На третий день в замке полноценно началась моя служба. До самого вечера я везде сопровождал леди Аделит, дабы мы оба пригляделись друг к другу. Строгие наставления Гарины не позволяли расслабиться: