Когда он скрывается за поворотом, вваливаюсь в комнату, привычно запираюсь на ключ и падаю на кровать. Пальцы невольно тянутся к губам. Мотаю головой, чтобы выкинуть дикую мысль: этот поцелуй совсем не такой, какие были у нас на свадьбе. Приятнее. Тогда мы целовались на публику – иначе я бы ни за что в жизни не позволила ему прикоснуться ко мне – и от него несло алкоголем. А вот сегодня… Было в этом что-то искреннее, что ли. Голова начинает болеть от напряжения. Потираю виски, но ощущение только усиливается. Зачем? Зачем он меня поцеловал? Знает же, что не хочу, точно знает.

О нет, он не дурак. Рэймонд хитрый и очень умный. И так похож на Бурча. Интересно, мне разрешат на нём прокатиться? Уверена, нестись по полю на бешеной скорости невероятно. Но раз теперь лошадь моя, почему бы не попробовать? Даже если я упаду и сломаю шею, никто не будет грустить обо мне. Особенно Рэймонд.

Проходит ещё месяц, и город забывает о грандиозном скандале, связанном со мной, словно его никогда и не было. Отец звонит раз в неделю узнать о моих делах, но голос его всегда звучит сухо и раздражённо. Сестры и вовсе забыли о моем существовании. Особенно после того, как пропустила праздник Мари, а потом ещё и помолвку Элис. Слышала, она выходит за какого-то британца. Пусть на душе до сих пор тоскливо и гадко, стараюсь подавить чувство жалости к себе. Можно бесконечно долго жалеть себя, только в этом нет никакого смысла. Уже ничего не изменить, остается принять как данность, что из родных у меня остался только муж. Мой чужой и далекий муж.

Наше общение с Рэймондом выглядит каким-то неуклюжим и неловким, словно каждый боится сказать лишнего. Про поцелуй месячной давности я стараюсь не думать, но нет-нет, а пальцы тянутся к губам, когда вспоминаю ощущения от прикосновения чужих губ.

Пару раз мы с Рэймондом выбираемся в город, ходим по магазинам и едим мороженое. Иногда он рассказывает удивительные истории о своих путешествиях, но упорно отмалчивается, когда дело касается прошлой жизни и бывших жён. Говорит, что теперь у него есть только я, а я, кажется, начинаю оттаивать. Руки уже не трясутся от одного взгляда темно-карих глаз, и я с удивлением понимаю, что мужчина довольно интересный собеседник, способный часами развлекать меня небылицами и даже смешить. Он больше не кажется злобным троллем, похитившим прекрасную принцессу. Теперь вижу в нем своего спасителя. Нет, я все ещё хочу уйти, но по крайней мере уже не шарахаюсь от Рэймонда по углам, пусть до сих пор и запираю комнату на ночь.

С каждым днем мне становится всё интереснее, чем он занимается, когда не проводит редкие минуты со мной. Почему закрывается в своём кабинете, куда уходит по вечерам? Иногда кажется, что я скучаю по нему, но потом гоню эту мысль, списывая все на банальное любопытство. Должна же я знать хоть что-то о человеке, с которым живу. Я его жена, в конце концов!

Может, стоило бы попытаться понять его, залезть в душу, но всё ещё опасаюсь, что после этого мне придётся делить с ним постель. Я точно к этому не готова. Пусть пару раз и позволяла целовать себя на людях, однако это были скорее целомудренные поцелуи, чем наполненные желанием. Рэймонд говорит, что мы обязаны играть свои роли, только почему мне кажется, что он лукавит?

Вечером в пятницу он неожиданно предлагает сходить в кино. Пару минут смотрю с недоверием, но потом мужчина улыбается, и я соглашаюсь. Ох, Джессика, что же ты творишь?

Мы сидим в душном кинозале и ждём начала фильма, когда Рэймонд вдруг убирает ручку кресла, доселе разделявшую нас, и просовывает ладонь между моей поясницей и сидением. Дёргаюсь, но молчу, потому что мне это… приятно? Вот черт, и когда я успела перейти эту грань от ненависти до объятий в тёмном зале кинотеатра?

Слышу, как Рэймонд облегчённо выдыхает и немного ерзает, придвигаясь еще ближе. Щеки заливает румянец, сердце начинает стучать, словно сумасшедшее. Что я делаю? Почему позволяю обнимать себя? Неужели настолько отчаялась в одиночестве, что согласна на все, лишь бы почувствовать свою необходимость?

Гаснет свет, люди умолкают, хотя все равно слышу, как кто-то шуршит пачкой чипсов и тихо переговаривается. На экране появляется главный герой, который тут же стреляет в человека. Вздрагиваю. Муж дёргает меня на себя, прижимая к боку, и я, к своему стыду, тут же прячу лицо у него на груди. На экране очень натурально показывают кровь, жуткие раны, а крики умирающего рвут барабанные перепонки. Он серьёзно думал, что мне понравится на это смотреть? Или это хитроумный план, чтобы я жалась к нему от страха и омерзения, а Рэймонд мог лапать меня в ответ?

– Эй, – слышу, как он тихо зовёт меня. Нехотя поднимаю голову, сразу же встречаясь с мужчиной взглядами. – Кажется, я перепутал и взял билеты не на тот фильм. Может, пойдём?

Облегчённо вздыхаю и кошусь на экран. Боже, там кого-то режут! Становится плохо, похоже, я бледнею, потому что Рэймонд неожиданно встаёт, подхватывает меня на руки и несёт на выход. Обнимаю его за шею, чувствуя лёгкое головокружение. Я слишком впечатлительна для таких фильмов.

Мужчина, не выпуская меня из рук, осторожно садится на диванчик в фойе. Многие пялятся, но мне плевать. Сейчас он моя единственная опора и защита, и я благодарна ему.

– Ты как? – взволнованно спрашивает Рэймонд, убирая прядку с моего лица, и я снова дрожу, потому что он задевает пальцами кожу на щеке. Место прикосновения горит огнём. Ощущаю, как краснею. Смотрю ему в глаза, не в силах отвести взгляд: их холодный космос затягивает, не оставляя шанса на спасение.

– Я в порядке. Наверное.

Почему-то вспоминаются истории о том, как жертва влюбляется в своего похитителя. Когда ненависть перерастает в неожиданную болезненную привязанность, а злодей становится любовником. Вряд ли такое однажды случится с нами. Фактически Рэймонд меня не похищал. Можно сказать, я ушла к нему добровольно. Конечно, это не совсем так, но по крайней мере я не живу в сыром подвале, куда он спускается раз в сутки, чтобы поменять утку или сделать мне больно.

О чем я вообще думаю? Что за бред? Я просто слишком слаба после увиденного на экране, вот и сочиняю какую-то ерунду. Но то, что что-то изменилось во мне по отношению к нему, глупо отрицать. Сколько нужно времени, чтобы привязаться к человеку, просто находясь с ним под одной крышей?

– Прости, – искренне извиняется мужчина, почему-то не убирая руку от моего лица. Чувствую, как он гладит скулу, задевает лоб и линию роста волос. Мне нравится это ощущение и одновременно пугает. Он так нежен и осторожен. – Поедем домой или хочешь прогуляться?

– Гулять, – бормочу. Мне нужно подумать, а лучше всего это делать на свежем воздухе.

Рэймонд осторожно встаёт и опускает меня на пол. Убедившись, что крепко стою на ногах, помогает застегнуть пальто, берет за руку, как делает это всегда на людях, и мы направляемся на выход. Меня всё ещё немного мутит, поэтому приходится прижаться к нему крепче. Мужчина снова обнимает меня за талию. Поджимаю губы. Это приятно. Черт возьми, мне приятно его прикосновение! Что дальше? Позволю себя поцеловать? Соглашусь исполнить супружеский долг? Хотя мне никто не запрещает просто наслаждаться его компанией. Да ведь?

Мы медленно бредем по заснеженному городу в сторону дома, как самая обыкновенная пара. Рэймонд глупо шутит, я смеюсь. Решаю подумать обо всём, что гложет меня в последнее время, позже. Сейчас мне просто хорошо, не хочется портить момент. Их у нас и так не слишком много. Так почему бы просто не прогуляться с мужем зимним вечером и не поговорить ни о чем?

С крыши какого-то магазинчика неожиданно срывается целая куча снега. Успеваю отскочить, и весь удар принимает мужчина. Сначала пугаюсь – там могли быть сосульки, – но, когда слышу приглушенную ругань и сугроб начинает шевелиться, нервно хихикаю. Рэймонд осторожно выбирается из холодного месива, отряхивая волосы и куртку. В этот момент он выглядит так забавно и так… обычно, что смех из истеричного превращается в самый настоящий. Держусь за живот, едва не складываясь пополам.