Разумеется, Генгрэд знал о чудодейственной силе королевского сада. Поэтому и пригласил возлюбленную именно сюда. Здесь он вновь почувствовал себя уверенно. Ну, почти уверенно.

Эзельфледа вдыхала ароматы и восторгалась красотой сада.

– Не понимаю, как прекрасный цветок с таким чудесным запахом может расти на болотах? – проговорила вдруг девушка, остановившись возле большого яркого цветка с редкой экзотической окраской.

– Вам знакома болотная роллия? Но откуда же? – удивился принц.

– Я видела в книгах Хранителей рисунки с этими цветами, – сказала дочь банкира, – но всегда мечтала увидеть их в жизни, своими глазами.

– Болотная роллия насколько прекрасна, настолько же и коварна: своим прекрасным запахом, прекрасными цветами она заманивает добычу. Любое насекомое, которое прикоснется к ее лепесткам, тут же попадает в смертельную ловушку: роллия захлопывается, пронзая жертву отравленными шипами, и… попросту съедает добычу, как обычный хищник. А сколько путников погибает в болотной трясине, привлеченные ее красотой! – Принц на мгновение умолк, задумчиво глядя на прекрасный цветок. – Знаете, было настоящим чудом вырастить этот цветок здесь, ведь он привык к болотистой почве.

Но Эзельфледа уже не слушала: отойдя на несколько шагов вперед по аллее и, зажав нос изящными пальчиками, она озиралась вокруг в поисках источника неприятного запаха.

Генгрэд невольно улыбнулся. Такую реакцию он предвидел.

– Это начало цветения алгуса, – пояснил он.

– Вы хотите сказать, что этот отвратительный запах исходит от цветка?! Что ж, наверное, он так прекрасен, что это извиняет его… м-м-м… аромат? – брезгливо сморщив носик, проговорила Эзельфледа.

– Вот он, взгляните сами. – Принц раздвинул высокие стебли, окружающие цветок.

– Что? Вот это недоразумение вы называете цветком?

– Это удивительный цветок, Эзельфледа. Все самое чудесное, что в нем скрыто – впереди, и если вы посетите Сад осенью, то…

– Да, да, возможно, вы правы. – недослушав принца, рассеянно проговорила Эзельфледа, занятая своими мыслями.

Легкая тень набежала на лицо Генгрэда, но уже через мгновенье, он, как ни в чем ни бывало, продолжил беседу:

– После несчастья с моей матерью многие цветы погибли. Садовники разленились и уже не так трепетно относятся к саду, как это было при ней.

– Мне искренне жаль, что с вашей матерью произошла эта трагедия. Она была прекрасной королевой, усилиями которой королевство удерживалось от распада.

– Хотите сказать, что сейчас королевство распадается? – с искренним интересом заговорил принц о политике, которую всем сердцем ненавидел. Однако с Эзельфледой он готов был обсуждать любые темы, будь то даже проблемы снижения курса фолькона или вопрос о происхождении мильтов.

Эзельфледа же, судя по всему, в вопросах политики чувствовала себя как лосун в поднебесье:

– Вы же знаете, ваше высочество… простите, – Генгрэд, что сейчас происходит. От беззакония, царящего за пределами столицы, повсюду убийства, грабежи и разбой. Поговаривают, что северные земли давно уже живут, не зная толком, кто находится у власти, и появляется все больше людей, которые считают, что пора отделяться от умирающего королевства, чтоб не пропасть вместе с ним. А новая «аристократия» лишь подливает масла в огонь, считая, что теперь они равны чуть ли не богиням-покровительницам, – уже без своей обычной учтивой улыбки произнесла дочь банкира, глядя принцу прямо в глаза.

Генгрэд, как всегда, пришел в легкое замешательство от прямого и пристального взгляда своей возлюбленной, но все же нашел в себе силы ответить:

– Совсем недавно я слышал нечто подобное от моего друга.

– От Вэйланда, надо полагать? – быстро спросила Эзельфледа.

– Вы знакомы? – удивился Генгрэд, почувствовав, как что-то кольнуло его в области сердца. Какое-то неясное предчувствие то ли беды, то ли… Он не успел додумать, потому что Эзельфледа с жаром продолжала:

– Знакомы? Пожалуй, да. Когда ваш отец лишил его титула и изгнал из замка, вся столичная знать на него ополчилась. Ему позволили жить при мяснике, в какой-то кладовой, куда кое-как впихнули подобие кровати. Первое время он жил там совсем один, всеми покинутый, всего лишенный и никому не нужный. Его тайком подкармливала жена мясника, чья лавка располагалась неподалеку, а он за это помогал ей в черной работе. Понемногу он приходил в себя и стал выбираться в город, ища, где бы заработать на миску похлебки и кусок хлеба. Я часто видела, как его прогоняли подальше от домов знати и очень жалела беднягу.

Однажды, втайне от всех, я собрала немного еды, подождала, пока он снова не объявится, и вынесла ему. Я очень хорошо помню, как жадно смотрел он на вяленое мясо, свежий хлеб и яблоки, лежащие в корзинке. Я была уверена, что он схватит еду и убежит, чтобы немедленно все это съесть… Но, неожиданно для меня, он твердо сказал, что не возьмет еду, даруемую ему из милости. «Скажите, госпожа, – спросил он меня, – что я могу сделать, чтобы заработать ваше подношение?» Он назвал меня «госпожой», но смотрел прямым и твердым взглядом, и было в его глазах что-то такое, чего я до сих пор не могу забыть: затаенная боль, опустошенность и… сила. Да, недюжинная сила! Даже вот такой: исхудавший от голода, в убогих и грязных лохмотьях, в которые очень быстро превратилась его одежда, он горделиво не принимал подачек. Я поняла, что оскорбила его своей жалостью. Нет, он вовсе не желал забывать, кем он был по праву рождения, и одним взглядом дал это понять, ничуть, при этом, не унизив меня.

И я попросила нашего конюха, давать хоть изредка мальчику какую-нибудь работу и, благодаря этому, часто его видела. А потом, как вы знаете, ему была дарована «монаршая милость»: его назначили вечным пажом вашего высочества, и вы стали добрыми друзьями. Вот и вся история нашего знакомства, – заключила Эзельфледа.

– Вы так хорошо чувствуете и понимаете его, милая Эзель? – испытующе взглянув на Эзельфледу, спросил принц.

– Понять его непросто, но мне бы очень этого хотелось! – мечтательно проговорила девушка. – Кстати, я слышала, что его изгнали из королевства за убийство в трактире. И вы тоже были там? – задала неожиданный вопрос Эзельфледа.

Она развернулась лицом к принцу, взгляд ее лучистых глаз вновь стал серьезным и пристальным: лукавые искорки куда-то исчезли, а на смену им пришло какое-то темное пламя, горевшее в глубине этих удивительных глаз. Как же она хороша! Кажется, он все бы отдал, чтобы увидеть в этих глазах хотя бы слабый отсвет той любви, которую он испытывал к этой прекрасной девушке. Он был бы самым счастливым человеком в Эндории, да что там – в Эндории, – он был бы самым счастливым во всех землях близ Срединного моря!

Красавица Эзельфледа смотрела на него приветливо, но…

– Признайтесь, Эзель, что на самом деле вы пришли узнать о происшествии в трактире, а вовсе не затем, чтобы справиться о моем здоровье? – с печальной улыбкой произнес принц.

– Состояние вашего здоровья – результат происшествия в трактире, – уклонившись от прямого ответа, сказала Эзельфледа.

– Не хочется вас расстраивать, но, к сожалению, то, что вас интересует, моя память не сохранила. Простите, если разочаровал вас, – с горечью в голосе сказал принц.

Он вкратце передал ей, что произошло в тот день, опуская ту подробность, что по возвращении в столицу побывал у ее дома.

Разочарованная тем, что не услышала интересовавших ее подробностей происшествия, Эзельфледа утратила интерес к беседе и поспешила откланяться:

– Рада была повидаться с вами, ваше высочество. Надеюсь, вы скоро восстановите свои силы. Мне жаль прерывать нашу беседу, но пора возвращаться домой: уже почти стемнело. – С этими словами девушка учтиво улыбнулась, склонила голову в вежливом поклоне и развернулась, чтобы покинуть сад.

– Я ведь просил вас не называть меня… – начал было принц, но как только девушка обернулась, осекся, встретившись с ее почти холодным взглядом. – Спасибо за визит и доброй вам ночи, Эзельфледа.