– А затем, – продолжил он, – ты увидел людей, выбегающих из трактира, услышал, как трактирщик зовет стражу, что, к сожалению, не редкость в последнее время, увидел в окно своего пажа и бросился ему на помощь. Теперь поведай мне, что произошло после этого?

Генгрэд тяжело вздохнул, поморщился от очередного приступа головной боли, но попытался восстановить события того дня:

– Я спрыгнул с лошади и быстро вбежал в трактир, как раз в тот момент, когда Вэй начал падать, а двое бандитов нависли над ним, намереваясь порубить мечами, пока самый толстый из них корчился от боли на полу. Я подбежал к парню с наголо обритой головой, он был ближе всех, и изо всех сил отшвырнул его в сторону. То же хотел сделать и со вторым, но в ту же секунду ощутил удар, отлетел к стене, а на моей шее сомкнулись мертвой хваткой пальцы толстяка. Видимо, ярость придала ему сил. Он приподнял меня над полом, скрежетал зубами у самого моего лица, изрыгая проклятья… Дальше все, как в тумане: кажется, Вэйланд бежал к нам, запнулся… нет, все – дальше темнота.

– Дальше толстяк почему-то разомкнул железную хватку на твоей шее и мощным ударом сбил тебя с ног. Удар был так силен, что, вне всяких сомнений, он хотел отправить тебя к праотцам. Его ищут сейчас.

– А что произошло с Вэйландом? – осторожно поинтересовался младший брат.

– Когда вошла стража, ты лежал без сознания, а Вэйланд бил головой о пол несчастного сына Фергюса. Тот умер. Гарет, тот толстяк, изловчился сбежать, пока стража отвлеклась на твоего пажа. Третий сразу сдался и сейчас сидит в Тюремной башне.

– Это невозможно! Вэйланд никогда не впадал в приступы необузданной ярости или неконтролируемой жестокости! Да, он может быть вспыльчивым, безрассудно смелым, он всегда готов постоять за себя: его сиротское детство научило его простой мысли, что рассчитывать в этой жизни можно лишь на собственные силы. Но так войти в раж, чтобы убивать ради убийства… Нет, на него это совсем не похоже! – горячо воскликнул Генгрэд.

– Однако на суде он признал свою вину. Скажу больше, он даже произнес пламенную речь напоследок, которая прямо-таки зажгла всех, кто был в зале… Вот так, братец.

Гэйлон направился к двери, и, обернувшись в дверном проеме, заметил:

– Признайся, а ведь тебя не удивило, что наш отец его пощадил? – не дожидаясь ответа, он вышел.

Ближе к вечеру того же дня Генгрэд почувствовал себя лучше, но при этом абсолютно не понимал, что ему делать и поэтому либо лежал в постели, либо бесцельно бродил от окна к столу и обратно. Он размышлял о том, что как будущий король, обязан быть на свадьбе сестры, важнейшем событии последних лет, но желания участвовать в этом политизированном представлении у него не было. Тем более, что его любимая сестра Гвенлиэн выходит замуж только потому, что считает это первым шагом к настоящему примирению двух не особенно дружных королевств.

Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что должен разыскать друга. И сделать это нужно немедленно, потому что…

Мысли его были прерваны самым прекрасным звуком из всех когда-либо им слышанных:

– Рада приветствовать вас, ваше высочество, надеюсь, вам стало лучше? – присев в легком реверансе, произнесла девушка в роскошном платье синего бархата, отделанном золотыми позументами и отороченном по краям лифа и рукавов дорогим мехом.

Принц замер от неожиданности, молча глядя на темноволосую красавицу с яркими глазами медового цвета, в которых, как всегда, горели лукавые золотистые искорки, сообщавшие о неуемной энергии и редкой прозорливости их владелицы. Пышные локоны обрамляли мягкий овал прекрасного лица, пухлые розовые губки приоткрыты в слегка надменной улыбке: прелестница прекрасно сознавала, как действует ее чарующая красота на беднягу Генгрэда.

– Позволите мне войти, ваше высочество? Если я невольно нарушила ваше уединение, я сейчас же уйду, – продолжила она, понимая, что ждать реакции принца придется долго, и сделала неопределенное движение, как будто и впрямь намереваясь уйти.

– Нет, нет, что вы, милая Эзельфледа, – отмер, наконец, принц, стоявший столбом, – я очень рад вашему приходу! – С этими словами Генгрэд метнулся к стоявшему у окна креслу, смахнул с него какой-то предмет белья, вновь покраснев до самой макушки, и неловким взмахом руки предложил прекрасной гостье присесть, одновременно чувствуя, как наливается свинцом и становится неуклюжим и неповоротливым его крепкое тренированное тело.

Так было всегда в присутствии Эзельфледы. Не было исключением и сегодня. Он ненавидел себя за это, но ничего не мог с собой поделать: эта девушка одним своим появлением выбивала его из седла.

Вот и сию минуту он вдруг отчетливо ощутил свои руки. Нет, не то чтобы он не ощущал их до этого, но сейчас они висели, как две бестолковые гири, вытянувшись, казалось, до колен. Надо сложить их на груди: и удобно, и как-то так значительно, что ли… Нет, выглядит глупо и напыщенно – тоже мне, великий полководец. Лучше убрать их за спину. Нет, тоже не годится. Как заключенный. Или старый учитель. Подбочениться, что ли? Ну да, как торговец на рынке. О, боги, да куда же их деть-то?! И как же глупо он выглядит, наверное!

Мудрецы говорят, что человек, который не боится выглядеть глупым в глазах окружающих его людей, – непобедим. Что ж, он, Генгрэд, к числу непобедимых не относится, это факт. Ибо худшим из зол было для него предстать пред ясными очами Эзельфледы жалким недоумком. Каким он и чувствовал себя в данную минуту.

Гостья внимательно наблюдала за его манипуляциями с руками и не прыснула от смеха лишь потому, что это доставляло ей немалое удовольствие. Не каждой выпадает такая удача, созерцать, как принц крови, наследник престола, который к тому же умен и хорош собой, мучительно краснеет и ведет себя в вашем присутствии как перепуганный ребенок перед строгим учителем.

Когда же Генгрэд, теряя последние душевные силы, уже принял решение лечь на пол, закатиться под кровать и остаться там навсегда, девушка вновь заговорила:

– Ваше высочество, простите, что доставила беспокойство своим неожиданным визитом. Я лишь хотела справиться о вашем здоровье. Простите меня, я, пожалуй, пойду, – довольно улыбаясь, прощебетала Эзельфледа.

– Останьтесь. И, пожалуйста, называйте меня просто Генгрэд, я уже неоднократно просил вас об этом, – пробормотал принц, понемногу приходя в себя.

– Хорошо, ваше высочество принц Генгрэд, – все с той же неуловимой улыбкой произнесла она.

– Нет, вы не поняли: не надо никаких «высочеств».

– Хорошо… Генгрэд, – слегка запнувшись, ответила девушка.

На мгновение Генгрэду показалось, что вместо искренней улыбки он увидел на лице Эзельфледы явную усмешку, но уже в следующий момент постарался выбросить это из головы и, стремясь переменить направление беседы, скороговоркой выпалил:

– Как видите, я вполне здоров и намеревался сейчас пройтись по королевскому саду. Смею надеяться, что вы составите мне компанию, ибо отказа я не приму. Ведь страждущим не отказывают в столь малой просьбе, не правда ли?

– Только если прогулка будет недолгой: я обещала отцу вернуться до наступления темноты, – согласилась красавица. – Я буду ждать вас в галерее… Генгрэд.

С этими словами, изящно подобрав подол платья, Эзельфледа вышла.

Наспех приведя себя в порядок, Генгрэд выскочил из покоев, и, спустя несколько минут, уже шел рядом с прекраснейшей девушкой Эндории по живописной садовой аллее из искусно подстриженных кустов и редких сортов цветов и растений.

Сад, располагавшийся во внутреннем дворе замка, был предметом неустанных забот и заслуженной гордости королевы. Много лет назад она загорелась идеей создать эту прекрасную жемчужину королевства. Она заказывала купцам из Рейвуда и Андалиона семена редких цветов и декоративных трав, которые не встречались в Эндории. Дороже всего ценились те, что произрастали в труднодоступных землях, и, следовательно, были диковиной для всех. С тех пор гости, бывавшие в королевском замке, непременно желали взглянуть на прекрасный «Сад королевы». Ухоженные аллеи, необычные цветы и невиданные растения всевозможных цветов и оттенков, воздух, напоенный приятными ароматами, – все это неизменно расслабляло и располагало гостя к доброй беседе. Как часто именно прогулка по саду спасала королевство от очередной ссоры с соседями…