Покинув безумного вершителя судеб, психиатра Матвея, Гошка до самого дома сохранял почти дружеское молчание, изредка разбавляемое ничего не значащими фразами, и только втиснувшись в сырую съемную клетушку, позволил тщательно сдерживаемым эмоциям вырваться на волю. Пощелкав бесполезным выключателем, Волков развернулся ко мне и, не оповещая о намерениях, со всей силы врезал мне в челюсть. От неожиданности я пошатнулся, но на ногах удержался, и, не желая провоцировать поножовщину, миролюбиво пробормотал, сплевывая на пол:

«Завязывай, приятель, так мы ничего не решим…»

Однако мои слова послужили мощным катализатором Гошкиных дальнейших действий, стоивших мне физического благополучия. Из невнятных Гошкиных реплик, сопровождавших весьма профессиональные боксерские удары, становилось понятно, что главным ответственным за весь хаос, что сейчас творился за стенами неотапливаемого жилища, назначался исключительно я, и только мне предстояло держать ответ за содеянное. Я кое-как уворачивался от пинков, по мере сил отвешивая сдачу, но, воспитанный улицей Волков, не оставлял мне шансов. Мои уверенные реплики о том, что на моем месте мог оказаться любой другой, что скорей всего, так и случилось, что мое участие в создании хаоса минимально, в рассмотрение не принималось, а только озлобляло везунчика-дальнобойщика. В конце концов, исчерпав все аргументы, Гошка распахнул дверь, и с силой вышвырнул меня за порог, не желая больше ни секунды находиться в моем преступном обществе. Я послушно скатился по ступенькам, все еще не до конца придя в себя от воздействия возвратного зелья, и грузно шмякнулся о перила, добравшись, наконец, до подножия лестницы. Подниматься обратно и доносить до злобного Георгия очевидные факты категорически не хотелось, и я медленно побрел прочь, обдумывая свои дальнейшие шаги.

Мое изгнание с относительно комфортной территории состоялось в самом начале зимы, когда по тротуарам уже мела первая поземка. Возвращаться в мою собственную квартиру, заботливо атакованную скорбящей тетей Надей, смысла не имело, а куда возвращаться еще, я не знал. Мои побитые бока надоедливо напоминали о себе, а глаза застилали распухающие синяки. В другое время, не омраченное вмешательством наглого Матвея, сострадательные граждане наверняка отправили бы меня в ближайший травм пункт или, в самом крайнем случае, от души навалили бы полезных рекомендаций, однако сейчас они просто текли мимо, даже не поворачивая ко мне головы. Я не мог их винить за равнодушие, косвенно чуя свою собственную вину в происходящем. «Чертовы деньги, — думал я, шлепая по ледяному ветру, — их нет даже для съема какой-нибудь общажной комнатушки на задворках вселенной.»

Внезапно в мою гудящую голову влезла мысль о давно заброшенном садовом участке, некогда принадлежавшим моей семье в мои подростковые годы. Садовое товарищество располагалось у черта на рогах, тащиться через весь город и еще десяток километров желания не возникало, но настойчиво разыгрывающаяся непогода не оставляла мне права на капризы. Я тяжко выдохнул и зашагал вдоль узких тротуаров.

К заброшенным дачам мне удалось попасть с наступлением поздних зимних сумерек, когда на откровенно пустующей территории садового товарищества любая тень вызывает мистический ужас. Последний раз, если не считать спонтанного посещения дач в компании злобного Волкова пару месяцев назад, я навещал эти края будучи школьником старших классов, и поэтому откровенно терялся в замысловатых лабиринтах дачных улочек. Отовсюду на меня пялились темные окна невысоких строений, оживающих только с первыми летними лучами, и мне пришлось здорово потрудиться, чтобы отыскать тот самый домик, ради которого я сюда прибрёл. Стараниями местных забулдыг домик был лишен своих основных деталей, необходимых для комфортного проживания. Меня встретили пустые проемы без дверей, без оконных рам и унылая комната без признаков немудреной мебели. Относительно целыми здесь оставались пол и крыша, но это все же было лучше, чем ночевать на голой земле.

Первая ночь, проведенная на новом месте, запомнилась мне завыванием ветра в пустых проемах и мельканием за отсутствующими окнами неясных теней. Несколько раз за ночь я поднимался на ноги и совершал круговые прогулки по тесному пространству нового жилища, пытаясь согреться. В период таких хождений я неотвязно возвращался к мысли о необходимости восстановления своего воскресшего статуса, и с наступлением утра, отправился в город исполнять задуманное. Как выяснилось, распланировать очевидное было проще, чем все это воплотить все это в реальность. Полубессонная ночь и многочасовой переход превратили меня из аккуратного человека в совершенного бродягу, однако этим я никого шокировать не смог, встроившись в хвост бесконечной очереди в ближайшем многопрофильном центре. Учитывая сложившуюся обстановку, я вообще не был уверен, что обнаружу хоть одно из работающих заведений, поэтому, увидев открытые двери, я заметно приободрился. Очередь механически медленно продвигалась до единственного открытого окошка, при этом не издавая ни единого звука. Спустя вечность я встретился глазами с отрешенной маской, в точности повторяющей суровое лицо сотрудницы центра. Не произнося ни звука, она протянула мне написанный от руки список и медленно повернула голову в сторону следующего посетителя. Я не успел даже озвучить свою просьбу, но в этой очереди этого не делал никто, и я тоже молча отошел в сторону. Корявыми прыгающими буковками на смятом листочке были нацарапаны задания, которые мне необходимо было выполнить за три последующих дня. Задания включали приобретение фотографии, выписки из домовой книги и почему-то примерный план нынешнего места проживания. Я покрутил в руках список и выполз на улицу, не зная, как приступить к прохождению квеста.

За углом обнаружилось фотоателье, на пороге которого скучала его сотрудница. На мои вполне конкретные просьбы сфотографировать мое незабываемое лицо, дамочка скрылась за дверью и спустя минуту протянула мне кипу готовых снимков, жестом предлагая выбрать что-нибудь подходящее. Все мои уточняющие фразы относительно оригинальности фото остались неуслышанными, и я, покопавшись во внушительной коллекции, отобрал пару изображений, отдаленно напоминающих меня самого. Дамочка, не дожидаясь моих благодарностей, живо покинула меня, крепко захлопнув стеклянную дверь. Подивившись странному способу изготовления деловых фотографий, я побрел дальше, гадая про себя, что меня ждет в домовом управлении.

В домовом управлении меня вообще никто не ждал, но двери гостеприимно распахнул, приглашая в полутемное подвальное помещение с минимумом удобств. Я протиснулся в коридорчик и наугад толкнулся в одну из дверей. Там, за дверью, располагались высокие стеллажи, битком набитые разного рода документацией, и вероятно выполняющие роль некоего архива, а в самом углу едва различалась тоненькая фигурка местного архивариуса, равнодушно перебирающего лежащие перед ним бумаги. Я принялся доносить до его понимания причину моего появления, но видимо, не донес, поскольку, архивариус раздражающе медленно поднялся и механически протянул руку к первому попавшемуся стеллажу. Вытянув наугад какую-то бумагу, он украсил ее печатью и протянул мне, намекая на завершение аудиенции. Из содержания документа я не понял ни слова, но на всякий случай аккуратно сложил к выбранным чужим фотографиям. Махнув рукой на заключительный невыполненный пункт, я направился обратно в Центр стоять в очереди. Судя по всему, паспорта мне не видать, как своих ушей, думал я, тупо пялясь в затылок впереди стоящего гражданина.

Когда размеренно шаркающая очередь вынесла меня к заветному окошку, я протянул туда откровенную лажу и принялся ждать гневной отповеди. Однако девушка-оператор, внимательно рассмотрев принесенные листочки, молча отправила всю коллекцию в корзину, а мне выдала свернутый вчетверо бланк, очевидно ставший моим паспортом на ближайшие несколько лет.

Один из охранников на входе со знанием дела развернул только что полученную мной бумажку и некоторое время без особого интереса пялился на разлинованную поверхность, после чего вернул мне обратно и вежливо выставил вон. Все происходящее буквально вопило о некоем розыгрыше, вот прямо сейчас откуда-нибудь из-за угла выскочит настоящий страж порядка и влепит мне солидный штраф, предварительно закрыв меня до выяснения в сырой камере. Я терпеливо подождал развития событий, но не дождался, и медленно потянулся обратно, к дачам.