«Какие задачки? — оживился мой неугомонный приятель, — ты что-нибудь узнал тут? И вообще, что все это значит?»

По дороге до того перелеска я поделился с Гошкой некоторыми историями, которым стал свидетель за последние несколько обычных дней. Особенно удивило Гошку сообщение о моей встрече со своим бывшим коллегой, Матвеем.

«Ого! — вполне искренне воскликнул Гошка, с трудом подстраиваясь под мой шаг, — выходит, это правда и здесь можно встретить любого, кто однажды покинул грешный мир? Мне бы хотелось повидать своего отца, не то, чтобы я сильно был привязан к нему и все такое, я даже его и не видел толком. Просто знаю, что он умер, едва мне исполнилось десять. Как думаешь, я смогу его узнать? Ну родственные чувства и все такое. И еще моя бабка, хоть и свихнулась под занавес жизни, все же она моя родня…»

В подобном ключе Гошка делился со мной планами, пока впереди не показались знакомые очертания. Я был вынужден прервать его восторги, напомнив о неминуемом изменении, происходящим с каждым, кто однажды сумел пересечь границы миров. Гошка потерянно примолк, оглядываясь по сторонам. Тогда я поведал ему вторую часть истории, услышанную от Ани Змеевой.

«Выходит, после того, как они полностью превращаются в болванки, их наделяют новой внешностью и отправляют в большой мир?» — рассудительно пробормотал Гошка, уловив самую суть. В чем-то он был несомненно прав, если бы не одно. Болванками они становятся гораздо раньше, минуя стадии перевоплощения и кому-то очень важно, чтобы этот процесс проходил как можно скорее.

За перелеском расстилалось все то же бескрайнее поле, без малейших признаков построек и присутствия местных обитателей. Мы в компании совершенно обалдевшего дальнобойщика обошли довольно значительную территорию, так и не увидев ничего интересного и собирались уже возвращаться к цивилизации, когда до моего слуха донесся приглушенный лязг.

Он шел как будто бы отовсюду, не имея точного источника. Гошка напряженно замер, порываясь спасаться бегством, однако пересилил свою природную осторожность и негромко выругался. Подбодрив себя таким нехитрым способом, Волков огляделся и вдруг ощутимо толкнул меня в плечо.

«Гурий, то, что я вижу впереди, это мираж? — испуганно прошептал он, протягивая вперед руку, — или это такой фигурный туман? Гурий, не молчи, отвечай!»

У Гошки была своеобразная манера побуждать к действию мои речевые способности, однако прямо сейчас я мог его понять. Прямо перед нами колыхалось неясное марево, с виду, действительно, напоминавшее белый густой туман. Однако это был очень странный туман, с колоннами и массивной крышей. Он густел, темнел и скоро я мог уже рассмотреть широкую крошащуюся лестницу, обрамленную высокими тяжелыми колоннами. Такое сооружение я видел совсем недавно, бродя по пригородным улицам, и ошибиться не мог. Постепенно, обретя материальные формы, строение продемонстрировало нам и знакомый постамент, выполненный из камня, и стены, защищающие площадку от ветра. На Гошку массивное сооружение произвело неизгладимое впечатление, он стоял, приоткрыв рот и настороженно молчал. Даже мои вербальные навыки остались вне сферы его интересов. Тогда, во мраке ночи, страшная площадка показалась мне заброшенной и необитаемой, однако сейчас что-то подсказывало мне, что где-то неподалеку теплится жизнь. Ну или как назвать существование местных в условиях потусторонних реалий?

Я шагнул на раскрошенные ступени, поднялся до пугающего постамента и невольно вздрогнул, узнав в сооружении древний мортуарий, возводимый на кладбищах в эпоху атеизма и безверия. От сделанных выводов меня передернуло, но не остановило, и я, верный своим решениям, упрямо зашагал к едва заметному проему в одной из стен. По моим предположениям, за этим проемом должно было продолжиться то самое поле, на котором вырос этот таинственный склеп. Однако сразу за стенами моему взору открылась весьма занимательная картина. Там, за его стенами, было зеркальное отражение той площадки, на которой минуту назад стоял я и мой верный Гошка.

«Что это такое? — напомнил о себе мой мало начитанный друг, — что за нагромождение колонн?»

Я мог бы в целом познакомить несведущего во многих вопросах Волкова о целевом назначении данной конструкции, однако, какую именно роль она играла здесь и сейчас, оставалось для меня загадкой. Металлический лязг, сопроводивший ее появление усилился и откуда-то сбоку показалась неясная тень. То, что я принял за постамент, неожиданно разъехалось в стороны и продемонстрировало совершенно полую внутренность. Тень метнулась в сторону и прикатила к развезшейся бетонной коробке металлический стол, в котором я узнал тот, на котором сам проводил неведомые мне тогда операции в компании круглого типа. На металлической поверхности лежало тело, вполне сохранившееся и обладающее привычным отсутствием черт. Далее, тень заслонила собой весь обзор и принялась проводить над трупом неясные манипуляции, о которых я смутно догадывался. После этого тень отвернулась от стола и уверенно приблизилась к каменной стене. Стена была изъедена временем, покрыта трещинами и в целом готовилась рассыпаться от любого прикосновения, однако тень без опаски провела по ней раскрытой ладонью, являя еще одно чудо. Из морщинистой поверхности показался небольшой экранчик, размером со средний монитор, и замигал разноцветными огнями. Когда мерцание прекратилось, тень убрала экран обратно в стену и вернулась к лежащему на столе. Тот, еще пару минут назад будучи самым настоящим мертвецом, зашевелился и неловко приподнялся, пошатываясь на тонких ногах. Я мог бы поклясться, что тело принадлежало довольно крепкому мужчине преклонных лет, однако прямо сейчас передо мной качалось невнятное тело молодой женщины, стройной и довольно привлекательной. Тень весьма невежливо подтолкнула недавнего пациента к ступеням, предлагая убираться, а сама вновь загромыхала железным столом.

На Гошку было жалко смотреть. Я, имея за плечами обширную медицинскую практику, был шокирован увиденным, что же говорить о человеке, далеком от подобных вопросов. Гошка, не забыв открыть рот, продолжал пялиться на продолжавшееся мероприятие. Следом за престарелым пациентом, стол занял мальчишка лет восьми, процедура повторилась в точности, но в этот раз тело не претерпело никаких изменений. Мальчишка остался мальчишкой, только немного более подвижным, чем до начала операции, и с вполне приемлемой рожицей. Тень, активно мельтешила по площадке, принимая все новых клиентов, и, помигав разноцветными огоньками, отправляла исцеленных обратно.

Я, не желая испытывать судьбу на прочность, знаком предложил Гошке уматывать, пока странная тень не подвергла таинственным процедурам и нас, обнаружив наше присутствие.

Наши приключения заняли большую часть дня и настоятельно требовали отдыха. Возможно, мой недавний коллега Матвей успел переполошиться по поводу моего незапланированного отсутствия, и я принял решение обрадовать его своим обществом, заодно познакомив со своим новым приятелем.

«Не думаю, что Матвей сильно обрадуется нашему появлению, — сомневался Гошка, пока я тянул его через весь город к пристройкам, — я бы не обрадовался, тем более, по твоим словам, места там немного, а Матвей слишком зануда, чтобы смириться с новыми постояльцами.»

На самом деле мне тоже не слишком хотелось возвращаться, я неплохо помнил препятствия, возникшие на пути моих самостоятельных прогулок. Однако большого выбора у нас не было, ночевать на улице, зная местные нравы, мне не хотелось больше.

Матвей необычайно обрадовался нашему появлению, несмотря на то, что теперь нам было необходимо потесниться.

«А! — радостно воскликнул он, распахивая дверь, — тот самый Волков! Рад, безмерно рад!»

Гошка изобразил на лице работу мысли, пытаясь вспомнить, где успел настолько пересечься с Матвеем, что вызвал у последнего такую бурю чувств. Мне же показалось, что я просто упомянул Волкова в одном из бесконечных разговоров. За прошедшие полутора суток моего отсутствия Матвей не изменился, являя своим постояльцам круглую бледноватую физиономию без признаков искривлений и деформаций. На общем фоне мы трое смотрелись выходцами из преисподней, насколько выпадали из обвисшего ряда местных граждан. Матвея, казалось, нисколько не смущал этот факт, вероятно, он все еще наслаждался обретенной свободой.