Анита закрыла глаза, глубоко вдохнула и прислушалась к своим ощущениям. Запах травы, цветов, ощущение тепла на щеке, там, куда пробивается луч солнца через листву, отдаленные звуки голосов, шелест и шуршание. Вокруг происходила масса всего. Ощущать это, осознавать, думать об этом было… непривычно, но, пожалуй, приятно.

Интелком передал слуховым датчикам мелодичный сигнал полученного сообщения. Обратный адрес и имя отправителя были зашифрованы. Сообщение содержало аудиофайл ― что-то вроде лекции, начитанной приятным голосом, непонятно мужским или женским, вероятнее всего ― синтетическим. Невидимый рассказчик говорил о возможности управлять своим настроением. О том, что это длительный процесс, требующий глубокой работы над собой, но научиться приводить себя в состояние умиротворения на короткий срок, необходимый для измерения уровня счастья и получения нормативного результата, может каждый с помощью специальных техник.

Голос называл такие техники «медитация» и давал четкие инструкции, как их выполнять. Стараясь не волноваться и убеждая себя в том, что всё получится, Анита, как прилежная ученица, выполняла указания. Закрыв глаза, она изо всех сил расслаблялась, пытаясь вызвать в воображении образы, о которых говорил голос, но чувствовала лишь бессилие и раздражение. «Чушь собачья, ― думала она и тут же ловила себя на том, что судорожно сжимает челюсти, так, что зубы скрипят, ― наверняка у Николь бы это получилось, а по мне так это какая-то антинаучная хрень».

Утомленная бесплодными попытками, Анита сама не заметила, как задремала и уступила место Николь.

Наутро после пробежки Анита вновь вернулась к обучению медитациям. На этот раз она чувствовала себя более свежей и отдохнувшей и инструкции воспринимала без раздражения. Сосредоточившись на дыхании, Анита постепенно погружалась в спокойное и бездумное состояние. Удалось приглушить привычный скептицизм, так, что она даже ощутила странное доверие к лектору. После слов «а теперь открой глаза» Анита немедленно схватилась за фелицитомер и облегченно выдохнула, увидев приемлемые результаты.

«Ну что же, по крайней мере, я выиграла время», ― подумала она, ощутив прилив энергии.

Затем Анита занялась видеосообщением для Николь. Это оказалось непростой задачей и заняло несколько часов. Надо было продумать все нюансы: что именно рассказать, как не слишком испугать и побудить сотрудничать или, по крайней мере, не делать того, что может навредить им обеим. После этого ― заучить своё послание, чтобы не читать его по бумажке и выглядеть более естественной. И наконец ― записать в память Страйки. Получилось далеко не с первого дубля.

Покончив с сообщением, Анита принялась штудировать архивы двухсотлетней давности, которые подобрал для нее помощник. В этот раз читала не торопясь, делая выписки и заметки. Это позволяло отвлечься от панических мыслей, представить, что она просто решает исследовательскую задачу. Анита искала ответы на вопросы о причинах возникновения второй личности и о том, как можно исправить ситуацию, не прибегая к средствам, которыми пользовался Менторат.

Вновь и вновь ей попадалось мнение, что причиной расстройства может быть тяжелая психологическая травма в прошлом, вытесненная из памяти и сознания. Об этом же упоминал и Крис.

Травма, травма… Чем больше Анита об этом думала, тем больше теряла почву под ногами. Что такое травма? Сильная неприятность? Когда что-то тебя так расстраивает, что психика не может с этим справиться? Это звучало абсурдно, как, например, предположение, что причиной был сепсис или столбняк. Ничего подобного не происходило с людьми уже очень давно.

Не зная, за что зацепиться, Анита взялась перебирать в памяти интелкома свои детские фото и видео. Прямо в объектив внимательно, без улыбки смотрела аккуратная девочка. Даже играя, она, казалось, держала осанку и была сосредоточена. Темно-русые волосы собраны в гладкую прическу. Анита машинально провела рукой по голове ― она так и не изменила с тех пор имидж. На некоторых фото или видео рядом были родители или Крис. Они обнимали Аниту за плечи, улыбались, играли или разговаривали с ней. Всматриваясь в семейную идиллию, Анита почувствовала, что по коже побежал холодок. Что-то было в этой картинке неприятное, вызывающее беспокойство. Анита закрыла глаза, досчитала до десяти, а затем вновь посмотрела на изображение себя вместе с семьей, стараясь представить, будто это посторонние, незнакомые ей люди.

В расположении фигур, их взаимодействии друг с другом она не замечала ничего странного. Родители смотрели на нее ласково, на лице Криса, как всегда, было задиристое и слегка насмешливое выражение. Проблема крылась в девочке. Та держалась подчеркнуто отстраненно: ни наклона головы, ни взгляда в сторону родных. Она будто не замечала, что рядом с ней кто-то есть.

Анита встала и покрутила головой, размяла затекшие от напряжения плечи, пытаясь объяснить увиденное. «Ну да, такой я всегда и была. Не зря же мой статус ― одиночка. Это не плохо и не хорошо, просто тип личности. Я такая с детства ― самодостаточная. Но ведь Николь же другая! Постоянно с кем-то болтает, даже сама заговаривает, и вид у неё при этом такой, как будто это самое естественное дело. Да еще эта ее влюбленность», ― размышляла Анита.

Затем она перешла к более ранним архивам, относящимся к периоду, когда ей было от трех до шести лет. Просмотрев пару десятков изображений себя трехлетней, Анита почувствовала озадаченность. На них она увидела улыбчивую девчушку с ямочками на пухлых щеках и растрепанными кудряшками, увлеченно играющую с другими детьми или нежно обнимающую детскими ручками родных. Эта девочка больше напоминала Николь, а не Аниту.

В четыре года ― то же самое. И в пять она по-прежнему озорная и, похоже, общительная девочка. Вот он, переход ― в шестилетнем возрасте. Есть промежуток, что-то около двух месяцев, когда записей нет вообще, линия ее личной истории прерывается, а затем возобновляется, и вот она ― повзрослевшая, серьезная, с прямой спиной. Отдельная от всех.

«Почему же возник этот непонятный пробел, что произошло?» ― Анита закрыла глаза и попыталась вызвать детские воспоминания. Всё говорило о том, что тяга к технике и электронике была у нее всегда. Она отлично помнила, как играла с наборами детских инструментов, конструкторами, разбирала домашние приборы и изучала их устройство, как ходила на занятия по проектированию. Никаких историй, связанных, например, со стихами или чем-то подобным, при всём старании вспомнить не удавалось.

Вздохнув, Анита открыла глаза и сделала заметку: «Поговорить с Крисом или родителями о том, что произошло, когда мне было шесть лет». Немного подумав, она стерла слова «или родителями» и тут же почувствовала себя лучше. Разговаривать с родителями о детстве почему-то совсем не хотелось.

На этом она решила закончить с самокопанием и попробовать переключиться на работу. Анита старалась не думать о тех открытиях, которые ждали сегодня Николь, и о том, как та могла отреагировать на них.

Линора возвращалась по лесной тропе в свой домик. Она полдня искала по сигналу передатчика раненую пятнистую олениху, чтоб обработать её раны, а потом надо было ещё найти оставшихся без материнской заботы оленят, покормить и поставить рядом с местом их обитания защитную систему, чтобы те не стали добычей хищников. Олени всё ещё считались редким видом и потому находились под особой охраной. К счастью, с каждым годом количество животных, нуждающихся в опеке, сокращалось ― их численность восстанавливалась до уровня, который система обеспечения биоразнообразия считала безопасным.

Работа смотрителя заповедника в целом нравилась Линоре, особенно первые полгода. Оказавшись дома, она достала из холодильника баночку лимонада со вкусом шабли. Почему-то первый глоток любимого напитка не принес такого наслаждения, как раньше. Линора подошла к окну и устремила взгляд на залитые солнцем рыжие стволы сосен. Вид был всё тем же, который так радовал ее еще совсем недавно. Но сейчас… знакомые призраки тоски и скуки, казалось, повисли в воздухе, выглядывали из-за каждого дерева. Она плюхнулась на диван и растянулась на нем, не снимая ботинок. Уставилась в потолок. Раздражение вызвал вид паутины с висящими в ней дохлыми мухами в углу комнаты. «Только сделаешь уборку, как уже опять бардак!» ― проползла в голове мыслишка, тоскливая и грязная, как сама паутина.