Почему вокруг меня все пропитано ложью? Может быть, потому, что правды не существует? Если тьма в своей сути – лишь отсутствие света, может ли быть, что ложь – отсутствие истины? Я не знаю ответа. Но знаю, что ложь материальна и губительна. Она убивает истину и хоронит ее глубоко под землей, заваливает мусором, маскирует. И там, в кромешной темноте, правда разлагается и становится кормом для новых ростков лжи. Они тянутся навстречу солнцу, словно плющ опутывая всякого, кто ступит на их территорию.

Я столько лет лгал ради своей цели, что не заметил, как сам превратился в ложь. Перестал существовать в той реальности, которая знала истинного меня. И хрупкий карточный домик стал крепче каменного, ведь я верил, что у меня слишком много причин для лжи.

Может, самое время взглянуть правде в глаза?

Я поднялся с дивана и вышел в коридор. Зажег свет и заставил себя посмотреть в зеркало. Немного бледноват, но в целом неплохо. Только зрачки, как у наркомана, – огромные, на всю радужку, и неподвижные. Но, если надеть солнечные очки… никто не отличит меня от живого.

Я вернулся в спальню и просунул руку под подушку, достал пистолет. Поиграл с затвором, привыкая к оружию в бесчувственных пальцах. И отметил новую особенность – если я думал о движении, которое предстояло совершить, оно не получалось. Я попробовал нажать на спусковой крючок и не смог заставить руку пошевелиться. Но когда закрыл глаза и перестал концентрироваться, пальцы сами приняли нужное положение. Что ж, придется отвыкнуть думать и действовать интуитивно. Я засунул пистолет за пояс джинсов и в последний раз оглядел комнату.

Провел пальцами по тонкому серебристому одеялу, вспоминая мягкость флиса, положил ладонь на пластиковый корпус дешевого ноутбука. Он сильно грелся, когда работал, и это часто бесило, но сейчас я бы не отказался от ощущения тепла под рукой. И даже от запаха нагретого пластика.

Почему-то вспомнился Гелиос – его унылая равнодушная морда. Он ведь сдохнет там без меня. Никто не зажжет ему лампу, не оставит еды. Я решил заехать домой перед тем, как отправиться на склад, и пошел в ванную за кроссовками. Тщательно вымыл их в раковине и надел. Потоптался на полотенце, дожидаясь пока в обуви перестанет хлюпать вода, и вернулся в комнату. Забрал документы, телефон и обоймы, сложил в черный пакет для мусора. Вышел в подъезд и уже собирался спускаться, как вдруг услышал шаги. Я осторожно выглянул в пролет. Кто-то поднимался по лестнице двумя этажами ниже. Странно. Лифт не шумел, значит, был свободен. Сломался? Скорее всего. Но почему-то у меня возникло ощущение, что таинственный гость явился по мою душу. Через секунду я убедился в своих подозрениях – внутри шахты зашуршали тросы, кто-то нажал на вызов, и кабина пришла в движение. Значит, лифт работает.

Кто станет пешком подниматься на десятый этаж? Тот, кто не хочет оставлять лестницу без присмотра. Вполне возможно, что в лифте едет сообщник незнакомца. Но кто они? И как меня нашли? Никто не знал о моем убежище, в этом я был уверен. Приходил сюда, лишь убедившись, что за мной не наблюдают. Неужели Црвени узнал, что я выжил, и каким-то образом выследил меня? Я бесшумно поднялся этажом выше, остановился и прислушался. Лифт прошуршал мимо и открылся на двенадцатом этаже. Может, я все-таки ошибся?

Я спустился на пару ступенек, присел и сразу увидел незнакомца, стоящего перед дверью квартирного блока. Черт. Кто это? Не похож на помощников Црвени. И на полицейского не похож. Одет в камуфляжную куртку и штаны, на ногах потрепанные берцы. Он скрылся в тамбуре, и через минуту я услышал тихий щелчок замка. Вряд ли кто-то еще оставил сегодня незапертую дверь, значит, он все-таки пришел ко мне. Что ж, его ждет разочарование. В ноутбуке важную информацию я не хранил, предпочитая заучивать нужные данные. А больше там ничего и нет. И можно надеяться, что незнакомец скоро уйдет, убедившись, что не преуспел в своих намерениях.

Я сел на ступеньки и начал ждать. Через пять минут лифт снова пришел в движение и привез еще одного гостя. До слуха донеслись обрывки фраз, затем снова наступила тишина. Я разрывался между желанием незаметно свалить и выяснить, кто явился за мной в мое тайное логово и откуда оно им известно. Пистолет за поясом решил спор в пользу второго варианта. Я решил, что одного убью сразу, а из другого постараюсь выбить ответы. Бесшумно спустившись, я проскользнул в приоткрытую дверь и оказался в прихожей. В кухне шумела вода, и, держа пистолет перед собой, я быстро прошел туда. У раковины стоял человек в камуфляже и держал под водой какой-то сверток. Через мгновение развернул его, вытряхнул содержимое и вскрикнул. На его ладони лежали пальцы Заславского.

Сука. Зачем ты в морозилку-то полез?

Незнакомец выбросил пальцы в раковину, попятился и обернулся. И увидел меня.

– Смотри! – я округлил глаза и указал на что-то за его спиной. Дешевая детская уловка, призванная рассеять внимание собеседника. Не думал, что он поведется. Но его голова дернулась вслед за моей рукой. Как только он отвел взгляд, я бросился вперед и ударил его пистолетом по голове. Незнакомец охнул и мешком осел на пол. Я присел над ним и хотел обыскать, но заметил движение за спиной и развернулся.

– Меня так просто не вырубишь, – спокойно произнес второй гость странным полушепотом.

– Он заряжен, – я указал на пистолет и наставил его на собеседника.

Но тот неожиданно улыбнулся. Без издевки, дружелюбно и немного сочувственно.

– Не поможет. Я такой же, как ты. А нас сложно убить.

– Такой же, как я? О чем ты? – я не мог понять, тянет он время в ожидании подмоги или говорит искренне.

– Такой же, как ты. Живой мертвец. Или восставший, как нас называет Волот, – он указал на лежащего на полу человека.

– Не боишься, что я проверю? – я направил пистолет незнакомцу в грудь, целясь в сердце, но тот лишь развел руки.

– Стреляй.

Высокий, стройный, худощавый, с бледным аристократическим лицом, на котором не было и тени волнения, он стоял передо мной в ожидании выстрела. И я понимал, что должен стрелять. Нельзя верить ему, потому что его слова не могут быть правдой. Как не могло быть правдой и то, что я стоял сейчас здесь, в этой квартире, с зашитыми ранами на животе, и ничего не чувствовал.

– Меня зовут Густав Бофремон, – вновь заговорил незнакомец. Я сын герцога Альфонсо де Бофремона. Я родился в 1822 году. И я мертв уже сто восемьдесят лет.

– Почему я должен тебе верить? – я встал у окна, чтобы видеть обоих пришельцев. Словам незнакомца я не поверил, и жалел, что не воспользовался случаем и не ушел, когда была возможность.

– Можно уложить его на диван? – вместо ответа спросил Густав, указывая на лежащего. – Это не первый удар по голове, который он получил сегодня, и я думаю, ему необходим отдых.

Я пожал плечами. Все случившееся выходило за рамки привычного мне мира, и я не знал, как реагировать. Ясно одно – они не от Деяна. А значит, расклад по-прежнему в мою пользу.

– Кто вы такие? – я задал вопрос и тут же внес уточнение. – Кто ты – я понял. А этот?

– Он называет себя некромантом. Волотом Новгородцем.

Густав подошел к человеку на полу, наклонился и подхватил его под мышки. Приподнял тело и осторожно потащил в комнату. Остановился на полпути и взглянул на меня.

– Поможешь?

– Нет! – я демонстративно наставил на него пистолет. – Ты не ответил на вопрос: кто вы такие?

– Я ответил, – просто сказал Густав и через минуту скрылся в спальне. Поражаясь такой наглости, я проследовал за ним. Остановился на пороге и молча наблюдал, как он укладывает товарища на кровать. Закончив, он повернулся ко мне.

– Если ты хочешь доказательств, попробуй выстрелить мне в сердце. Я не умру и не почувствую боли. Потом можем поговорить.

Похоже, он не шутил. Его лицо не выражало эмоций, а тело казалось застывшим и неуклюжим. Неподвижный взгляд только усиливал впечатление, что передо мной и вправду мертвец, а не живой человек. Но как это возможно?