Мертвеца я нашел на обочине, у западной кромки леса, в последний день охотничьего сезона. Блики вечернего солнца на мгновение скользнули к земле и осветили то, что издали казалось обычной кучей мусора. Позволили разглядеть среди веток и кустов очертания человеческого тела.

Притормозив, я оглянулся на Густава. Он неподвижно сидел на заднем сиденье и, кажется, не произнес ни слова с начала поездки. Обычно это не удивляло – болтливостью мой помощник не отличался.

Но сегодня его молчание обнажило неприглядную истину, на которую последние годы я упорно закрывал глаза. Густав сильно сдал, ему необходима замена.

Поэтому, увидев труп, я ни секунды не сомневался.

Я вылез из машины, подошел к мертвецу и внимательно осмотрел. Почти свежий, без явных признаков разложения. Смерть наступила едва ли больше суток назад. Он лежал на животе, повернув голову в сторону шоссе, мутным взглядом уставившись на серую полосу дороги. Бледное лицо запачкано грязью, рот и подбородок в засохшей крови.

Перевернув тело, я пожалел, что не взял с собой Густава. Или хотя бы не захватил перчатки. Живот, грудь и ноги мертвеца покрывала омерзительная корка из крови, ошметков земли и листьев. Где можно было так измазаться? Полз он, что ли? Я посмотрел в глубь леса и увидел примятую траву, потемневшую от крови землю. Действительно, полз. И долго. Кровавый след тянулся насколько хватало глаз. Упорный, видать. Был. Надеюсь, эти качества пригодятся ему и после смерти. Я обернулся на машину, кажущуюся такой близкой, и покачал головой.

У тебя почти получилось, парень. Еще пара десятков метров – и ты выполз бы на дорогу. Немного удачи – и кто-нибудь подвез до больницы. Впрочем, удача давно тебя оставила. Иначе ты не оказался бы здесь в таком жутком виде. И уж конечно, не встретился со мной.

Вернувшись к машине, я попросил Густава помочь. Глядя, как он неуклюже выбирается из автомобиля и пошатываясь идет к мертвецу, я понял, что он вряд ли протянет до конца недели. Я больше не могу поддерживать в нем жизнь. Пришло время снова хоронить друзей.

Я никогда не смеялся над смертью, хоть и очень давно перестал ее бояться. Даже обладая властью поднимать мертвых, не научился относиться к ней легкомысленно. Слишком тесно переплетается смерть с болью и отчаянием, которые всегда достаются живым. И даже спустя много лет тяжелым грузом лежат на душе мои собственные потери.

Густав возвратился, неся на плече бездыханное тело. Я помог ему спрятать мертвеца в багажник и снова залезть на заднее сиденье. С его куртки в машину посыпались комья земли, и я мысленно записал в список дел на сегодня заехать на автомойку. Едва я сел за руль и включил зажигание, помощник заговорил:

– Значит, скоро, – произнес он свистящим прерывистым шепотом. Из-за травмы гортани он постоянно коверкал слова, и я не сразу научился его понимать. Звук его голоса прошелся по коже ледяными иглами, заставив снова ощутить подступающую неизбежность.

– Да, Гус, скоро, – я ободряюще улыбнулся ему в зеркало заднего вида.

– Ты помнишь, что обещал?

– Помню. Я отвезу тебя во Францию, на кладбище Пер-Лашез и похороню в могиле твоей матери. Я сделаю так, Густав. Чего бы мне это ни стоило.

Он кивнул, откинулся на спинку сиденья и не шевелился до самых ворот охотничьего клуба.

– Птицы нет, – бородатый охранник равнодушно покачал головой, когда я протянул разрешение. – Надо было приезжать раньше. Уже все отстреляли.

– Мы ненадолго.

Охранник недовольно нахмурился и хотел сказать что-то еще, но внезапно почувствовал невероятную усталость. Я забрал у него ровно столько жизненной силы, что все его помыслы свелись к долгому крепкому сну. И возиться с двумя припозднившимися охотниками на глухаря расхотелось. Он махнул рукой и скрылся в темноте крошечной бытовки. Я же заехал на опустевшую стоянку и припарковался в самой дальней ее части. Забрал с заднего сиденья рюкзак с инструментами и велел Густаву следовать за мной. Пока он доставал труп, я оглядывал окрестности, пытаясь уловить энергию обитающих в лесу созданий. Найдя то что нужно, кивнул Густаву, и мы углубились в лес.

Шли около часа по глухому сумрачному лесу, избегая указанных на карте маршрутов и троп.

Почувствовав приближение живого существа, я дал Густаву знак остановиться. Он бросил мертвеца на землю и замер под деревом, безмолвный и безразличный к происходящему даже в последние мгновения своей жизни.

Несколько минут я прислушивался к тишине, пытаясь угадать направление, откуда появится зверь. И одновременно разглядывал мертвое тело. Средний рост, темные волосы, невыразительные черты лица. Из него получится идеальный подручный, когда я закончу ритуал.

Неприметный. Незапоминающийся. Но сначала нужно найти того, кто отдаст ему свою жизнь.

Олень, кабан, волк. Любое животное, чей срок жизни превышает десять лет и чей вес сопоставим с человеческим. Жизненной силы такого зверя восставшему хватит на долгие годы. Если, конечно, не заставлять его прыгать с крыши и останавливать поезда. И, вполне вероятно, он станет моим последним помощником. Уже сейчас, в начале двадцать первого века, найти никем не замеченный труп большая удача. Каждый день сотни людей умирают от разных причин, и лишь немногие удостаиваются чести покинуть этот мир без свидетелей. Вокруг слишком много глаз – и человеческих, и электронных. И с каждым годом скрываться от них все труднее. Поэтому я и тянул так долго с заменой Густава.

Ночь стремительно опускалась на лес, и я занялся мертвецом. Соединил руки перед собой, сконцентрировался. Когда воздух между ладонями стал нестерпимо горячим, направил поток энергии на мертвеца, прогревая тело и возвращая подвижность мышцам и суставам. Через несколько минут тело обрело податливость, кожа мертвеца стала теплой, черты лица немного смягчились. Теперь он выглядел значительно лучше. И, если бы не жуткая бледность и грязь, его можно было принять за спящего.

Я надел перчатки и попытался расстегнуть на мертвеце куртку. Молния, задубевшая от земли и засохшей крови, долго не поддавалась, но в конце концов разошлась с громким чавкающим звуком. Моим глазам открылось печальное зрелище. Торс и живот мертвеца были покрыты глубокими ранами. Я насчитал четырнадцать разрезов, нанесенных, по всей видимости, армейский ножом с широким зазубренным лезвием. Неприятная смерть. Меня всегда удивляло стремление людей к изощренному истреблению себе подобных. За восемь столетий, что я наблюдаю за ними, человеческая суть не изменилась. Им всегда нравилось топить друг друга в крови. Что ж, если восставшему удастся вспомнить, кто сотворил с ним такое, – возможно, я позволю ему отомстить.

Я достал из рюкзака ножницы, медицинские иглы и катушку шелковой нити. Разрезал на мертвеце футболку и зашил раны плотными тугими стежками.

Из самых глубоких разрезов все еще сочилась кровь. Значит, он умер совсем недавно. Тем лучше для меня. Не придется обучать элементарным вещам.

Я отложил инструменты, привел одежду будущего помощника в приличный вид и занес руки над головой и телом мертвеца. Забрал последние, едва ощутимые искорки жизненной силы, что еще оставались в клетках организма, высосал досуха жизнь из бактерий и микроорганизмов, останавливая неизбежный процесс разложения. Довел тело и почву под ним до состояния абсолютной биологической смерти – полной медицинской стерильности. Теперь оставалось только ждать.

Спустя минуту или две справа послышался треск валежника. Кто-то осторожно шел через лес, легко ступая по отсыревшей траве. Моя неизбежная необходимая жертва. Я замер на месте, боясь неосторожным движением спугнуть животное. И вскоре увидел мелькающие среди деревьев рога. Олень. Его тревожный внимательный взгляд блуждал по стволам и кустарникам, пытаясь отыскать в темноте возможного врага. Он выглядел как напряженная стрела, готовая вот-вот сорваться с тетивы. Один случайный звук – и он бесследно исчезнет в чаще. Я дождался, когда он подойдет ближе, и начал потихоньку вытягивать из него силу. Почувствовал, как она перетекает из его сильного тела в мое, принося зверю сперва лишь легкую усталость. Расслабленность, переходящую в желание остановиться и лечь на траву. Движения оленя стали медленными, тяжелыми. Он неуверенно переступал ногами, потряхивал головой и фыркал, но вскоре уступил охватившей его дреме и улегся на землю. Я позвал Густава, велел ему перенести тушу поближе к мертвецу. Хотел поделиться энергией и с ним, но не решился. Он давно уже стремился уйти и воспринял бы мое желание помочь как попытку задержать его в этом мире. И мне не хотелось омрачать его последние часы недоверием. Поэтому я просто смотрел, как он взваливает оленя на плечо и несет сквозь кустарник. Я отметил и бережность, с какой он опустил оленя на землю. Словно ощущал разницу между живым и мертвым телом. И своей осторожностью выражал сочувствие тому, чью жизнь я собирался прервать.