Через две недели, когда смрад рассеялся и стало возможным подойти к пруду, оказалось, что пираньи не только не вымерли, но стали еще больше и злее. Они были уже размером приблизительно с ладонь, проворно сновали по красноватой жиже и мгновенно нападали на все, что случайно попадало в воду. Несколько собак решили залезть в пруд, хозяева их вовремя не остановили – в итоге собаки были разодраны насмерть.

Надежды на суровую зиму не оправдались, весной пираньи объявились снова, да и вода в пруду осталась розоватой, за что его и прозвали кровавым. Пруд обнесли высоким забором со стороны домов и дороги – огородить его полностью у администрации не было ни возможности, ни желания. Каждую весну пруд растекался, так что любой из местных жителей мог к нему подойти со стороны поля.

Вместе с пираньями пришла и другая беда. В пруд стали случайно попадать люди. Каждую неделю-две в воде находили обглоданный труп. Иногда тела были настолько изуродованы, что не только идентифицировать личность человека, но даже понять, мужчина это или женщина, было невозможно.

Местная полиция называла эти трупы огрызками. По поводу «обнаружения искалеченного тела, не подлежащего идентификации» составляли протокол, причиной смерти указывали несчастный случай. Даже свидетелей не пытались найти, ведь и так было понятно, что никто ничего не видел. Предполагалось, что все эти несчастные, прогуливаясь ночью вдоль кровавого пруда, случайно оступились и упали в воду, где их поджидала неминуемая смерть.

Желающих поселиться в Новом Домодедове и раньше было не так уж много, теперь же они и вовсе пропали. Место приобрело дурную славу. Продать квартиру даже за половину реальной цены было бы большой удачей, так что чужаки здесь больше не селились.

Надя посмотрела в сторону кровавого пруда.

– Тьфу ты, такое утро испорчено!

Ей не хотелось смотреть на труп, но тетя Клава упорно тянула ее за рукав:

– Там, на самом краю. Почти целая, толком обглодать не успели твари.

Подчиняясь любопытству и мысленно кляня себя за это, Надя послушно побрела за тетей Клавой. На берегу уже начала собираться толпа. Народ охал и ахал, вздыхал, шмыгал носами, изредка зевал, но не расходился. Полиция еще не приехала, а для врачей было слишком поздно.

Тело нашли на северном краю разлившегося пруда. Вода здесь с трудом доходила до середины щиколотки, так что у погибшей сохранились остатки белого платья и лицо, удивительно молодое и спокойное. Светлые короткие волосы спутались, местами из них торчали веточки и травинки, но женщина все равно производила впечатление обеспеченной и очень ухоженной.

Несколько ребят в резиновых сапогах вытянули ее из воды, и теперь она лежала на берегу, искромсанная безжалостными зубами. На руках, раскинутых в стороны, можно было разглядеть замысловатые татуировки. Такие яркие и необычные, что они привлекли внимание Нади. Она подошла ближе и наклонилась над телом.

Ей никто не мешал. Все ценное с женщины уже сняли. Местная команда спасателей доставала утопленников, вернее, то, что от них осталось, без всякой оплаты, но все ценные вещи жертв забирала себе. Администрация и полиция об этом прекрасно знали, но претензий не имели. Понятно, что лезть в пруд с пираньями, рискуя быть искусанным насмерть, просто так никому не хотелось, а эти ребята обзавелись резиновыми сапогами и перчатками, длинными крюками и сетками и неплохо на этом подрабатывали.

У женщины были красивые длинные руки с ярким маникюром. Верхнюю одежду либо разорвали рыбы, либо сняли еще до падения в воду, остатки белого платья доходили только до плеч. На левой руке – татуировка в виде причудливой ветки с бабочками по обеим сторонам, она начиналась от запястья и поднималась до локтевого сгиба. Все бабочки разных цветов и форм. На правой руке рассмотреть татуировку было трудно. От локтя до плеча рука представляла собой сплошное обглоданное мясо, а вот сверху, ближе к запястью, шли довольно ровные параллельные порезы, словно девушка решила покончить с собой и вскрыла вены.

Неужели самоубийство? Судя по состоянию тела, пролежала она в пруду недолго – часа два, максимум три. Странно приехать в такое чудесное солнечное утро в подмосковную глушь, чтобы порезать вены и лечь в грязную воду с пираньями в дорогом белом платье. Поверить в такое трудно. Лицо девушки казалось удивительно знакомым, хотя Надя под присягой могла бы утверждать, что никогда раньше не видела ни ее, ни эти татуировки.

К виду и запаху изуродованных тел жители Нового Домодедова уже успели привыкнуть, но в этот раз Надя подошла слишком близко к трупу и желудок не выдержал. Ее скрутило с такой силой, что пришлось быстро подняться и отбежать в сторону. Несколько спазмов – и весь скромный завтрак вырвался наружу. Еще пара бесплодных позывов – и наконец отпустило. Наде хотелось глотнуть чистой воды, но с собой были только молоко и йогурт.

Отбежать от толпы она успела шагов на пять, не больше, но на нее никто не смотрел. Любого может вывернуть от мерзкого зрелища, но это почему-то не снижало интереса жителей к подобным происшествиям. Словно есть в таких картинах что-то отвратительно пьянящее. Смесь страха и радости. Напоминание, что все мы смертны, но пока еще живы, а значит, есть надежда и еще можно что-то изменить, исправить.

Надя отвернулась от людей, и неожиданно взгляд ее упал на небольшую ямку правильной формы, наполненную темно-красной жижей. Нет, это была не вода из пруда. У той воды мутно-розовый цвет, а эта жидкость темная и густая. Надя наклонилась посмотреть поближе. Кровь. Свежая человеческая кровь. С минуту она задумчиво стояла над ямкой, пытаясь понять, что же здесь могло произойти.

Можно представить, что молодая обеспеченная женщина приезжает покончить с собой в уже печально знаменитом кровавом пруду, скажем, из-за несчастной любви и глупой романтики. Но представить, что она предварительно вырыла ямку и, порезав себе вены, туда собирала кровь? Зачем? Чтобы потом отползти к воде и позволить рыбам себя догрызть? Абсурд. А если ее убили, то почему? Зачем кому-то может понадобиться человеческая кровь? И тут Надю осенило. Она, конечно, не знала, зачем кровь другим желающим – может, они вампиры, но ей она нужна, чтобы получить наконец медицинскую книжку. «Я буду дурой, если упущу такой шанс».

Действовать нужно было быстро, пока кровь свежая и полиция не разогнала зевак. Надя достала банку с йогуртом, вылила ее содержимое аккуратно на землю. О том, чтобы выпить, даже мысли не возникло. Желудок и так неприятно сжимался, желудочный сок поднялся и застрял где-то на полпути к выходу, но сейчас было не до него. Несколько секунд понадобилось, чтобы сполоснуть банку в луже с дождевой водой и зачерпнуть из ямки свежую кровь.

Все сделано. Только руки предательски дрожали, пока девушка убирала бутылочку в пакет. Медленно достала из кармана платок и, как бы небрежно протирая лицо, обернулась на стоявших позади зевак. Те были заняты разглядыванием подъехавшей полицейской машины и выходивших из нее молодцов с палками и электрошокерами наперевес.

Было самое время уносить ноги. Толпа быстро рассеивалась: никто не хотел, чтобы его записали как свидетеля происшествия или, еще хуже, преступления. Резко развернувшись и не глядя по сторонам, Надя направилась к дому, до боли сжимая в пальцах пакет с добычей.