– Возьмите, прошу вас, – старик протянул мне своё сокровище.

– Нет, – я решительно покачала головой, – нет, спасибо…

Я не беру никакие вещи у незнакомых людей. Может это и предрассудки, и излишнее суеверие, но для меня это правило, не помню, откуда зародившееся в моём подсознании, но я всегда четко следую ему.

Старик засмеялся:

– Я понимаю, не стоит беспокоиться, это вещь вовсе не драгоценная, – он шагну ближе ко мне, – вовсе не драгоценная и не представляет никакого интереса, так безделица. Но мне было бы очень приятно, если бы вы приняли её.

Я не собиралась брать, и раздумывала, как корректнее отказать этому человеку, когда музейную тишину безлюдного зала грубо нарушил резкий звон сигнализации. Он резал слух, ударял по барабанным перепонкам, заставляя зажать уши.

– Наверное, опять учебная пожарная тревога, здесь такое случается, – прокричал старик, – но надо выходить.

Он сунул руку с украшением в карман и знаками велел следовать за ним. Он уверенно шёл вперёд, и мы довольно быстро выбрались туда, где было светлее и более многолюдно, в чаще посещаемую часть музея.

Паники не было. Люди под руководством смотрителей и охраны довольно спокойно продвигались к выходам. Но толпа была довольно внушительная, и людской поток разлучил нас со странным старичком. Заметив, что его рядом нет, я испытала облегчение, несмотря на крошечный укор совести. Если бы не он, я бы, наверное, все ещё плутала в поисках выхода.

Влекомая потоком разочарованных туристов, которым не дали насладиться знаменитыми шедеврами Лувра, так грубо прервали созерцание сокровищ, я очутилась на улице, возле стеклянной пирамиды.

Дождь уже закончился, и порывы ветра гнали остатки хмурых серых туч, очищая синеву неба. То и дело проблёскивало умытое солнышко. Я вдохнула свежий чистый, но ставший значительно холоднее после дождя воздух. И, раздумывая, куда направиться дальше, сунула руку в карман куртки. Пальцы тут же наткнулись на то, чего там не должно было быть. Я потянула за тоненькую цепочку и вынула то самое украшение того странного старика.

Глядя, как оно тихонько покачивается и сверкает на солнце, я соображала. Каким же образом оно очутилось у меня. Видимо старик сумел в толчее незаметно подсунуть его в мой карман. Но к чему такая настойчивость в желании подарить мне эту вещь? В душе у меня был неприятный осадок. Я не хотела разгуливать по городу с этим «подарком» и решила оставить украшение в номере, благо отель располагается в двух шагах от Лувра. Вечером всё расскажу Алексу, он во всём разберётся. И я направилась обратно, через сад Тюильри к Вандомской площади.

Я шла не спеша, наслаждаясь усилившимся после дождя божественными запахами многочисленных разнообразных цветов, заполнивших клумбы и газоны. Внезапно что-то, какое-то ощущение пронзило меня. Настолько сильно, что я физически почувствовала укол в сердце, замерла на месте на секунду и тотчас же обернулась. Я тут же увидела его, без сомнения, источник странного ощущения. Оно исходило от фигуры в нескольких метрах позади, в странном чёрном одеянии и в капюшоне, опущенном очень низко, так что лица не было видно. Я вздрогнула – это было видение из моего давнего сна – ужаса. Глаз человека я не видела, но ясно чувствовала, впившейся в меня взгляд. Этот взгляд я ощущала всем своим существом, и это было настолько неприятное, угнетающее воздействие, что мурашки побежали по моей спине. Но при всём этом я не могла оторваться от него, и он не отводил своих глаз, как будто насильно удерживая меня. В груди защемило, дыхание сбилось, и сердце пронзила боль. Каким-то невероятным усилием, преодолевая сопротивление, я поднесла руку и провела по лицу, и в тот же миг всё исчезло: давление, боль и чувство угнетённости, как страшное наваждение. Когда я убрала руку, человек исчез. Я поискала странную фигуру. Людей в парке было не много, и никого похожего я не видела, как не всматривалась. Я постояла ещё немного, унимая бешено колотящееся сердце, и быстрым шагом направилась в отель. Я твёрдо решила позвонить Алексу, когда вернусь в номер. То, что произошло, очень не понравилось мне, необъяснимое, но настолько осязаемое.

Но прямо у дверей отеля я наткнулась на Алекса, который выходил из машины.

– Что ты здесь делаешь?

И тут же, не дожидаясь ответа, он подхватил меня за локоть и потащил за собой внутрь. Его поведение показалось мне, по меньшей мере, странным. Алекс был мрачен и всю дорогу до номера молчал. Я поглядывала на него, но тоже молчала. В номере он прикрыл дверь.

– Алекс…

Он перебил:

– Я прошу тебя сегодня остаться здесь и больше никуда не выходить. Тебя моя просьба не затруднит?

– Нет, – я пораженно смотрела на него. Впервые он говорил со мной в таком тоне.

То, что что-то случилось уже не оставляло никаких сомнений. Такое поведение любимого настолько поразило меня необычностью, что недавнее происшествие, на фоне этого, уже не казалось мне настолько важным.

– Алекс, что случилось?

Он не отвечал, а смотрел на меня каким-то странным взглядом, прочесть который я не могла, но он мне определённо не нравился. Я подошла к нему, осторожно спросила:

– Я могу знать, что происходит?

– Просто сделай, как я прошу, – ответил он раздражённо.

Я доверяла ему, и раз он говорит сделать это, значит так надо. Но обида на его странную манеру разговора и странное поведение, ещё вчерашнее, опять начала осаждать меня.

– Хорошо, конечно. Я никуда не пойду больше сегодня. Я хотела кое-что рассказать тебе. Может, пообедаем вместе?

Я потянулась к нему и коснулась его руки. Он вдруг показался мне каким-то чужим и отстранённым, и мне захотелось прикоснуться к нему, чтобы избавиться от этого чувства. Но он довольно грубо стряхнул мою руку и отошёл.

– Нет, мне надо идти. Еду закажи в номер. И ночевать я не приду. Не звони мне, я сам позвоню. И никуда не выходи…

Когда за ним захлопнулась дверь, я всё ещё продолжала ошарашено стоять посреди гостиной нашего номера. Эти брошенные несколько коротких фраз. Он вёл себя со мной, так как будто, я досаждала и раздражала его. Я что-то сделала не так? Что такого могло случиться, что так вдруг изменило его отношение ко мне? Объяснений этого у меня не было.

Терзаемая мрачными мыслями уснула я поздно. Алекс, как и сказал, не пришёл. Первый раз почти за месяц я спала одна на этой громадной кровати, которая без него уже не казалась такой уютной. Было очень непривычно не ощущать его рядом. К тому же непонимание происходящего просто сводило меня с ума.

Проснулась я, тем не менее, тоже поздно. Завтрак уже принесли, и я ела, взяв поднос с едой в постель. Круассаны, от которых я обычно была без ума, казались сегодня мне пресными и безвкусными, кофе горьким. Я включила телевизор, чтобы хоть как-то развеять гнетущую тишину, царившую в номере.

За мельтешащими на переднем плане людьми, полицейскими машинами с включёнными мигалками, и захлёбывающимся в желании вылить поток «экстренной» информации корреспондентом, я отчётливо различила стеклянную пирамиду входа в Лувр. Мне совсем необязательно было обладать знанием французского, чтобы понять – что-то случилось в музеи, а именно – ограбление. Картинка на экране сменилась. Люди в белых комбинезонах с одинаковыми чемоданчиками внутри помещений. Опять сменилась и крупным планом перед моими глазами возникла та самая золотая прямоугольная пластина с неровным краем, единственный экспонат дальнего почти непосещаемого полутёмного зала. Диктор продолжал что-то говорить, экспозиция опять сменилась, а я сидела, сжимая в руках чашку с кофе. Как странно, вещь никому не нужная и неинтересная по словам того странного старика, оказалась похищенной и судя по тому, что больше никаких экспонатов не показывали, единственная похищенная. Сработавшая сигнализация, и мы последние вчера, покинувшие этот зал, где она хранилась. Это странное украшение в кармане моей куртки. Я только сейчас вспомнила о нём. Вчерашнее поведение Алекса, горестные мысли непонимания, всё это вытеснило те события в музеи из моей памяти.