— Опять вода, опять в лицо, как же больно, как же болят рёбра, — мысли которые роились в моей голове сами по себе.

Простонав я открыл глаза. Над мной стоят все те же лица — топор и напарник.

— Бля, какие же они здоровые, — подумал я, смотря на этих воинов снизу вверх скрипя всем телом от боли.

Напарник держал в руках деревянное ведро. Третий куда-то ушёл. Послышался шум у дверей, в проеме показался третий за собой он кого-то тащил. Подойдя ближе ко мне, я смог рассмотреть, что он за волосы тянул за собой молодую девчонку. Она чтоб облегчить свою боль от того, что её тащили активно перебелила ногами и помогала себе руками. Он подтащил ее ко мне и развернув ко мне лицом бросил.

Вместо когда-то добротного платья на ней были изодранные лохмотья, русые длинные волосы когда-то собранные в косу были растрёпанными. Черты лица сразу выдавали в ней принадлежность к славянам — вся в веснушках с курносым носиком и голубыми заплаканными глазами, в которых не было видно желания жить. Вся в синяках и ссадинах, с кровавыми потеками на ляжках. Трудно представить, что ей пришлось пережить.

Сказав ей что-то на французском, топор дал ей следом смачного леща, от которого у нее дернулась вперёд голова. Она всхлипнула и начала тараторить, что она будет мне переводить и знает французский, барыня ее обучала ради забавы. Топорик схватил девчушку за волосы и намотал их на кулак заставив ее замолчать.

Он начал говорить, девчушка следом начала переводить его речь.

— Как и зачем ты убил Марселя? — спросил топор.

— Он хотел меня изнасиловать, я отбивался и случайно убил его, — прохрипел я в ответ. Глаза девчонки расширились, и округлились глаза, когда она услышала мой ответ. Топор дернул ее за волосы, приказывая, наверное переводить. Он выслушал ее ответ и опять заговорил, девчонка без болезненных напоминаний принялась переводить.

— Тебе повезло мясо, что я уже сообщил сыночку графа, которому ты понравился, что ты жив. Твой мёртвый сосед уже был у него, и ему точно понравилось. А ты, я думал, подох, — показывая на меня свободной рукой, закончил топор.

— Марсель был хорошим солдатом, за его смерть ты должен ответить, мясо, — смотря на меня с злым прищуром.

— И ты ответишь мясо, я договорюсь с лейтенантом, чтоб после игры с сыном графа тебя вернули нам. Мы с парнями объясним тебе, что то, что хотел с тобой сделать Марсель, не самое страшное, что могло произойти в твоей никчёмной жизни, — закончив говорить топорик посмотрел на напарника и третьего, которые активно закивали и начали мерзко улыбаться.

— Как тебя зовут? — спросил я, хрипя и пытаясь повернуть голову, чтоб запомнить лицо топора.

— Хааа, — удивился топор, это не требовалось переводить, — а ты дерзкий да мясо? Ты заговорил без спроса и позволяешь себе нагло вести. За это нужно ответить, но сынок графа сказал, что не заплатит полную цену, если мы испортим твоё лицо, — задумчиво ответил топор.

— Ладно я сделаю тебе две услуги мясо. Первая — я отвечу как меня зовут. Меня зовут Жиром, сержант Жиром из отряда пехотных ловчих барона Дезе. И вторая услуга — сегодня за свои поступки отвечать будешь не ты, — закончив говорить, топор дождался пока девчонка всё мне переведёт и резким движением правой руки достал из ножен на поясе кинжал. Лёвой рукой дёрнул девчонку за волосы назад и одним слитным движением полоснул ее по горлу. Девчонка попыталась закрыть рану на горле руками, но у неё ничего не получалось, кровь хлестала из ее горла сквозь пальцы. Держа ее за волосы левой рукой, Жиром улыбался, а его друзья начали хохотать. Девчонка у меня на глазах истекла кровью и умерла за минуту. Жиром отпустил ее волосы и она завалилась вперед в лужу своей крови.

Я бессильно скрежетал зубами. Я не ожидал такой реакции на мой вопрос. Из-за меня погибла невинная девочка. Меня захлестнула злоба, — я запомню тебя Жиром из пехотных ловчих барона Дезе. Я обязательно найду тебя и твоих друзей, — пообещал я себе мысленно.

— И ты, и твой барон ответите мне, — шептал я про себя.

Не обращая на меня внимание это трио развернулось и пошло на выход из сарая.

Около часа я занимался самобичеванием обзывая себя последними словами. Смерть девчонки была на моей совести. Может быть её и так бы убили, без меня, но меня это не успокаивало. Мыслено поклялся лежавшей перед мной девчонке, что я сделаю все, чтоб отомстить за неё. От чувства вины и внутренней разбитости я решил воспользоваться камнем, как прошлый раз. Мне нужно было подлечится и привести мысли в порядок. Я скрипя от боли в рёбрах с третьего раза смог достать камень из голенища правого сапога. Немного посмотрев в него заметил, что внутри камня появилась яркая точка или искра. Ее точно там раньше на было, прошлый раз я его внимательно рассмотрел. Подумав откуда она там взялась, я пришёл к выводу, что это, скорей всего, энергия, которую я получил от убийства педоМарселя. Других толковых объяснений и вариантов я не придумал. Камень помог — чувство вины отступило на задний план. Приняв удобную позу, чтоб рёбра не так сильно болели при каждом вздохе, я положил камень в ладонь. И стал ждать лечебное тепло, как в прошлый раз. Спустя минут пятнадцать ожидания появилось ощущение тепла в ладони. Я стал пытаться равномерно дышать, насколько это возможно, разгоняя тепло по телу. Где-то через час боль в рёбрах притупилась, а голова перестала беспощадно кружится.

Услышав разговор приближающихся солдат, пихнул камень обратно в голенище. Зашли двое, которых я раньше не видел. Подойдя ближе, один из них небрежно отбросил тело мертвой девчонки ногой в сторону. Подхватив меня под руки потащили на выход.

Яркое солнце ударив в глаза на улице ослепило меня, привыкнув к потёмкам сарая я уже как будто и не знал жаркую силу лучей. Хоть рёбра ещё и болели, но пару раз вдохнув чистый воздух улицы я не мог сдержатся чтоб не вдохнуть на всю — на полные легкие. Это было больно, но и приятно. Я только теперь почувствовал, как воняло в сарае. Чистый воздух способствует мозговой деятельности. Даже к запаху войны привыкаешь, когда нет другого выбора.

Меня приволокли к телеге, связали руки и закинули во внутрь.

— Хорошо хоть соломки подстелили, — подумал приземлившись на дно телеги.

Охрана моей тушки составила четыре пеших солдата и два всадника. Никого из них я раньше не видел. Жиром и его друзья — напарник и третий провести меня не пришли. Обидно. Восстановив зрение осмотрелся. Мы находились на плацу военной заставы, скорей всего пограничной. Добротное не высокое здание казармы, напротив, через плац столовая, за ней хозяйственные постройки. За казармой в двадцати метрах дом из сруба, наверное штаб или казарма офицеров. Сарай и конюшни так же присутствуют, но отдалены от плаца. Вокруг зданий частокол с бойницами и помостом для стрельбы. По углам четыре невысоких деревянных вышки. Кстати особых следов боя не видно и как взяли заставу не совсем понятно. Но логично подумать, что или предательство, один из своих открыл ворота или взяли ночью, тёпленькими.

Пока я обдумывал увиденное мы тронулись к воротам. Проехав буквально сто метров, от постоянной тряски на каждой кочке у меня закружилась голова и опять начало мутить. Погоняя по телу энергию камня в сарае, после сломанных рёбер, я успел только немного подлечится. И теперь эффект кончился и я валялся в бреду на дне телеги в которой меня куда-то везли. Пришёл себя от того, что солнце просто беспощадно жарило мне в лицо. По высокому положению небесного светила понял, что уже за двенадцать дня и в пути мы не меньше четырёх часов, выехали то мы ещё утром, — после водных процедур, — вспомнилось мне. Вместе с водой в лицо вспомнил убитую девчонку и слеза сама скатилась по лицу. Перевернулся на спину, нащупал и отвязал флягу с пояса, попил воды.

— Хорошо хоть флягу не отобрали, — подумал, — да им походу вообще похер жив ли я, — продолжал я смотря в спину «водителя» телеги.

Чувствовал я себя по прежнему плохо, боль в рёбрах от постоянного подпрыгивания на кочках только усиливалась, да и приступы головокружения переодически накрывали.