Марк кашлянул, прочистил горло и сказал:

— У меня тоже может быть подарок для тебя. Только не знаю, как ты отнесешься к нему.

Мишель поболтал ногами в воздухе, еще раз поправил волосы и посмотрел на Марка чуть более заинтересованно.

— Что же это? — спросил он.

Марк отложил свитер в сторону и поднялся с кровати. Тихонько проскрипела пружина, а вслед за ней и пол, когда Марк сделал два шага к высокому платяному шкафу, покрытому темно-коричневой пленкой, имитирующей рисунок дерева. Дверка тоже проскрипела. А когда Марк начал искать что-то на полках, ему под ноги упал ком одежды.

Мишель продолжал расслабленно сидеть на подоконнике и болтать ногами. Плед медленно сползал с одного плеча, оголяя его и спину, но Мишель ничего не хотел поправлять. По голой коже приятно гулял холодный ветерок от окна.

Мишель смотрел на Марка. Как задралась у него на спине короткая майка, когда альфа наклонился ниже, как двигаются его острые лопатки, когда он перебирает руками комки одежды, как он быстро поправляет отросшие волосы, падающие на глаза. Мишель снова любовался им и наслаждался этим прекрасным днем — альфа был рядом с ним и больше ничего важного не существовало.

Марк обернулся через плечо, взглянул на Мишеля своим фирменным колдовским взглядом и на несколько секунд задумался, как будто решая, стоит ли, вообще, дарить Мишелю подарок.

— Что там? — повторил вопрос Мишель. Он поставил босые ноги на пол, но с окна так и не слез. Марк отошел от совершенно разворошенного шкафа с каким-то плоским свертком в руках. Мишель разглядел лишь упаковочную бумагу. Какая-то книга? Мишель же рассказывал, что любит книги. Точнее, чтение он хоть как-то еще мог назвать своим увлечением.

— Мы договорились меньше думать о прошлом. — Марк сделал шаг к Мишелю. — Не уверен, стоит ли тебе показывать.

Свежий холодный воздух от окна, которым дышал Мишель, разбавился мускусным запахом альфы. Мишель ощутил и самого Марка, и желанный запах хвои, вишневых пирогов и дома дедушки. Он даже не заволновался, когда Марк завел больную для него тему.

— Давай уже! — нетерпеливо попросил он.

Ему было интересно. И они, конечно, договорились не давать прошлому мешать им, но и не стремились делать эту тему запретной. Они не хотели зависеть от чужой вражды и от чужих ошибок, которым было уже почти два десятка лет. Но судорожные попытки избегания и игнорирование — это ли не зависимость?

— Фотографии отца. — Сказал Марк и положил сверток рядом с прикрытым бедром Мишеля на подоконник. Стал разгибать бумагу. Мишель с интересом повернул голову. Смотрел, как пальцы Марка неловко распаковывают сверток, неумело подгибают уголки и рвут старую бумагу. — Они потерялись в наших игрушках, когда мы переезжали. Папа их не видел, а то бы сжег.

Мишель молчаливо потерся щекой о голую руку Марка. Ощутил тепло, запах его пота и запах порошка, которым была постирана майка.

— Здесь папа, да? — тихо спросил Мишель. На пару секунд поднял взгляд, чтобы встретиться с обеспокоенным взглядом альфы. Марк боялся и волновался. И не был уверен в своих действиях. Но Мишель чувствовал себя нормально. — У нас остались лишь две его фотографии.

— Забери, если тебе они нужны.

— Я даже не знаю.

Мишель отодвинулся от Марка на край подоконника. Снова подхватил край пледа и накинул его на плечи. Рукой притянул пачку старых фотографий к себе и провел пальцем по чуть пожелтевшей бумаге верхнего фото. Снимали на что-то любительское и, должно быть, совсем не старались. На первом фото был изображен какой-то рыжеватый мужчина в испачканной рубашке. Он позировал на фоне черного автомобиля, держал в руке зажженную сигарету и улыбался, глядя в кадр.

— Это кто? — спросил Мишель.

— Я не знаю.

Мишель отодвинул фотографию и увидел следующую. Целая компания каких-то мужчин: двое сидят на диване и смотрят в камеру, а двое устроились сразу на полу и фотографа как будто не замечают — отвернулись от камеры и смотрят куда-то в сторону. Пятый человек стоит немного в стороне и вытирает руки белой тряпкой.

Мишель и эту фотографию убрал в сторону.

Взял третью, потому что на ней было всего лишь двое и крупным планом. Молодой парень, очень даже красивый и привлекательный, если судить по милой улыбке. И папа, который с трудом доставал макушкой до подбородка этого незнакомца. Мишель посмотрел ближе, покрутил фотографию. Почувствовал, конечно, волнение и какой-то потусторонний страх, но быстро взял себя в руки. Папа здесь был подростком, и у Мишеля уже была похожая фотография.

— Кто этот мужчина? — спросил он, показывая пальцем на, скорее всего, альфу. — Они встречались?

— Друг отца был, я имя не помню. — Марк разложил по свободном пространстве подоконника оставшиеся три фото. И везде на них снова был папа. — Это все мой отец снимал.

Папа стоял полубоком на фоне башни из покрышек, в камеру не смотрел и зажимал зубами яркую резинку, готовясь собрать сотню мелких косичек на своей голове в хвост.

Папа развалился в мягком кресле, курил и держал в руках бутылку с лимонадом.

Папа сидел на высоком барном стуле в полутьме. На одной половине его лица и на белой футболке лежал яркий красный свет, и папа скалился прямо в камеру. Видимо, был не очень доволен фотографом.

Все фотографии были сделаны примерно в один период, на всех папа выглядел подростком и был примерно одного возраста. Скорее всего, это сняли еще даже до его первого ареста. Когда они все еще были друзьями.

— Почему их так много? — спросил Мишель после нескольких минут тишины. Как реагировать на это, он пока не понимал. Это был, безусловно, значимый подарок для Мишеля, но именно сейчас хотелось завернуть все это обратно в бумагу и спрятать под ворохом одежды в шкафу. — Ты специально с ним отбирал фото?

— Нет. — Марк сам сложил разбросанные фотографии в стопку и положил сверху ту, где папа обнимался с альфой. — Это все что было. Мы с Эшли не знали, кто это, а у папы догадались не спрашивать. — Он усмехнулся. — После встречи с тобой я понял. Вы даже немного похожи внешне.

— Он специально его фотографировал. — Уверенно сказал Мишель.

Марк промолчал. Он убрал фотографии в упаковку. Как сумел, завернул обратно в бумагу и отодвинул от себя.

— Заберешь их? — спросил он и заглянул Мишелю в глаза.

Мишель кивнул.

А ведь Марк внешностью пошел в отца. В этом Мишель был полностью уверен. Эти жесткие кудряшки на голове, темные глаза, пухлые губы. Даже эта любовь к машинам и хламу, который когда-то был машинами. Только вот его Марк был добрым и хорошим.

Мишель успокаивающе погладил его по плечу и от нахлынувших чувств уркнул — издал странный гортанный звук, который иногда издают коты.

— Потому что твой отец тоже ощущал это. — Сказал Мишель, приближаясь к губам Марка.

Он поцеловал его, провел языком по красивым губам, протолкнул его глубже. Ощутил жар тела Марка, когда прижался к его груди, а покрывало упало вниз с плеч, скользнуло по голой спине, и вся его верхняя часть осталась лежать на подоконнике. Мишель позволил Марку ответить, снова позволил ему вести в этом непродолжительном поцелуе. А когда они вместе выдохнули, когда лишь на пару дюймов отстранились, когда замерли в такой близости друг от друга, что Мишель ощущал на своей щеке теплое дыхание Марка, снова заговорили:

— Не взаимно. Папа его никогда не любил. — Зашептал Мишель.

— Я бы с ума сошел. — Тем же тихим голосом ответил Марк. — Если бы ты меня отверг. Я уже почти, когда мы….

Свои ладони он держал на полуголых ягодицах Мишеля и слегка их сжимал. Позволял Мишелю гладить плечи и смотрел серьезным взглядом прямо в глаза, в самую душу, как будто.

— Я бы смирился. — Мишель погладил пальцами его скулы, а потом поймал одну из кудряшек и потянул за нее. Мишель говорил правду, как и знал теперь правду. Это все было не случайно, их любовь и влечение были не случайны. Это вместе с генами и запахами передалось от родителей. И им повезло намного больше.