— Я подарю тебе сердце Перси Джексона, — сказала Афродита.
Нико шагнул к ней, кивая… и недоумённо нахмурился.
— Что? — переспросил он.
— Ты ведь любишь его, — мягко ответила богиня. — И он полюбит тебя в ответ.
Нико широко распахнул глаза.
Казалось бы, богиня любви с лёгкостью должна читать в его сердце, да и вроде бы она лишь озвучила то, о чём он сам думал не однажды, но…
Когда он в последний раз думал о Перси?
Нико нахмурился.
— Нет, — медленно ответил он. — Он просто… я…
— Прими свои чувства, Нико, — шагнула к нему Афродита. На мгновение её образ подёрнулся, сменяясь образом широко улыбающегося темноволосого зеленоглазого подростка; Перси протянул Нико руку, и глаза его были полны любви. Нико невольно подался навстречу, но Перси тут же исчез, и на его месте тут же возникла Афродита. Она по-прежнему протягивала Нико руку, но на этот раз тот резко отступил назад.
— Нет! — воскликнул он. — Это была лишь влюблённость! Я не люблю Перси! И мне не нужно, чтобы ты заставляла кого-то меня любить! Никому это не нужно! Уходи! Уходите все!
Лицо Афродиты исказилось, и она исчезла; вслед за ней исчез и луг, и Нико снова оказался в тронном зале на Олимпе.
Кажется, всё происшедшее заняло не часы, а долю секунды, потому что Уилл не заметил его отсутствия. Он взволнованно смотрел на Нико, и в груди у него потеплело.
У него был Уилл, и Афродита не была к этому причастна. Нико нравился Уиллу просто потому, что… ну, по каким-то уилловским причинам. У каждого человека могло быть то же самое безо всякой божественной помощи.
Да, люди прекрасно справлялись со своей жизнью и без богов. Может, и трёх будет для них много?
Но слово уже было произнесено, и Нико снова вспомнил «три главные беды человечества».
— Аполлон, — сказал он. — Чтобы исцелять болезни. Ну и там… солнце, все дела.
Третье имя он называть не стал, а вместо этого повернулся к Уиллу, взглядом давая понять, что последнее решение — за ним.
Уилл широко распахнул глаза, изумляясь такому доверию, но повернулся к Зевсу и произнёс:
— Аид. За подземным царством нужно кому-то приглядывать, и за экономикой тоже.
Ну да, Аид ведь ещё и бог богатства. Вот кто виноват в охватившем мир сенсорном безумии.
— Ваше требование принято, — громогласно объявил Зевс, поднимаясь. — Согласно договору, у нас есть ответное требование.
Сердце Нико ушло в пятки. Вот о чём лучше было узнать, прежде чем что-то обещать.
— Фемида, останься, — сказал Зевс, и Нико с удивлением обнаружил, что остальные боги тают.
Сколько жертв они уже получили? Кажется, погибли шестеро… значит, кроме трёх названных богов могут какое-то время прожить ещё трое.
— Гермес, — назвал второе имя Зевс. — Гера.
Имя Геры удивило Нико.
Всё-таки бог-изменщик любит жену… или, может, только потому, что скоро потеряет её.
— Афина. Афродита. Гефест.
Ещё кто-то погиб, пока они здесь!
— Ваше ответное требование, — напомнил Уилл.
— Мы требуем, чтобы договор не пересматривался в ближайшие две тысячи лет, — сказал Зевс.
— Идёт, — быстро согласился Нико, пока он не придумал что похуже.
— Значит, — сухо подытожила Фемида, — остаётся трое богов. Зевс, Аид и Аполлон. Культы остальных богов распускаются в течение года. Охотницы Артемиды теряют бессмертие, как и остальные служители культов теряют дарованные богами милости. В следующих Битвах участвует по шесть героев, трое из которых должны погибнуть. Стороны обязуются не разглашать условия сделки. Новые условия распространяются на все участвующие в договоре с Олимпом страны в течение как минимум пятисот лет, как максимум — до следующего требования о пересмотре.
Нико облизнул пересохшие губы. Значит, он выживет, но каждый год всё равно будут гибнуть три человека. И так две тысячи лет…
Кроме того, он решил не только за свою страну, а и за Европу и Австралию — их тоже опекают греческие боги.
И он уже бессилен что-либо изменить.
— Гермес, — распорядился Зевс, — верни детей в Лагерь и сообщи всем заинтересованным о новых условиях. Причину ты придумаешь. Скажем, половину чудовищ истребили окончательно. Потому что эти герои особые молодцы.
И в следующее мгновение Уилл, Нико и Гермес оказались посреди поля битвы.
Над ними парили Стимфалийские птицы. Гермес нахмурился, глядя на них, и занёс было руку, чтобы изгнать их, но его опередили.
На ясном небе возникла туча, ручеёк взметнулся высокой волной, и вдруг над ним образовался тайфун; вода образовала высокую бешено вертящуюся воронку, на поверхности которой сверкали молнии.
Изумлённо обернувшись, трое новоприбывших увидели Перси и Джейсона, стоявших бок о бок и вытянувших руки вперёд. Кажется, пугающий цунами был результатом их общих усилий.
— Кажется, вы и без меня неплохо справились, — хмыкнул Гермес, когда птицы одна за другой сгинули в воронке, как беспомощные соринки в пылесосе. — ГЕРОИ! — его голос стал громовым. — БИТВА ОКОНЧЕНА! ВЫ ПРОБУДЕТЕ В ЛАГЕРЕ ЕЩЁ СУТКИ, НО НАПАДЕНИЙ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ. ПОЗДРАВЛЯЮ! ВЫ — ВЫЖИЛИ.
И он исчез.
А все уставились на Нико и Уилла.
А потом взорвались радостными криками.
Пайпер бросилась поцеловать Джейсона, буквально повисая у него на шее; Перси недовольно скрестил руки на груди, и Пайпер хихикнула:
— Не будь букой. У Аннабет нога сломана. Ты же не хочешь сказать, что она обязана была приковылять посмотреть на ваше представление?
— Какое представление? — требовательно спросила Аннабет. — Что я пропустила? Я только услышала голос… кто это был?
— Твоя нога! — воскликнула Пайпер.
— Она прошла, — отмахнулась Аннабет. — Все наши исцелились. Наверное, потому, что битва закончилась. Так что произошло?
— Да какая разница? — рассмеялся Перси. — Она закончилась, и всё тут!
Аннабет возмущённо раскрыла было рот, но Перси поцеловал её, и она передумала спорить, обнимая его обеими руками.
Нико усмехнулся при мысли о том, что, послушай он Афродиту, Перси сейчас целовал бы его. Не то чтобы эта мысль была ему неприятна… но нет, спасибо.
Фрэнк на радостях превратился в десять разных птиц за одну минуту. Когда он снова вернулся к своему облику, Кларисса отвесила ему дружеский подзатыльник; он схватил её и поднял на руки, но почти сразу же опустил.
— Доспехи у тебя тяжёлые, — смущённо пробормотал он.
Закатив глаза, она снова отвесила ему подзатыльник. Впрочем, она бросила оружие на землю и стянула доспехи.
За ней то же самое сделали и все остальные; хорошо было снова дышать полной грудью, не боясь нападения.
— Ребят, а вы уверены, что это не обман? — осторожно спросил Малкольм. — Не уловка, чтобы мы расслабились?
— Да! — тут же насторожилась Аннабет. — Кто это всё-таки был?
— Это был Гермес, — заверил её Уилл. — Всё по-честному.
— Гермес — бог обмана, — напомнила ему Аннабет.
— На этот раз всё было честно.
Аннабет с сомнением покачала головой, но все остальные уже позабыли обо всём на свете, подпрыгивая, смеясь, вопя что-то неразборчивое, обнимаясь, распевая дурацкие песни и просто радуясь тому, что выжили.
Нико, улыбаясь, обвёл взглядом ликующую толпу и вдруг замер, увидев в стороне Талию, безучастную ко всему.
Её лук валялся в стороне, но, кажется, она отбросила его вовсе не в порыве радости. Она сидела над телом Зои, и по лицу её стекали слёзы. Она опустила на щёку Зои ладонь и что-то тихонько шептала.
Вся радость Нико тут же испарилась.
Зоя мертва.
Да, все раненые исцелились, но мёртвые остались мёртвыми.
А ведь боги предлагали ему многое за то, чтобы он назвал их имя!
Он ведь мог потребовать у Аида, чтобы он вернул к жизни Бьянку! И ещё кого-нибудь, ведь погибнуть должно было лишь трое. Он многого мог потребовать, а не подумал даже о раненых; наверное, их исцеление — это широкий жест со стороны Аполлона.
Он даже не вспомнил о сестре, упиваясь своей ролью спасителя человечества. Хорош спаситель; каждый год из-за него будут гибнуть трое человек. За две тысячи лет это шесть тысяч человек. Да, это меньше, чем раньше; да, человечество по-прежнему будет процветать; да, Хейзел не останется одна.
