– Всё в порядке. Чудесный запах. Я поговорю с Леннартом, чтобы он поменьше болтал.

– Спасибо. Сумасшедший день.

Они вышли наружу следом за Ингвилль.

На небольшой площадке, предназначенной для пуска метеозонда, Леннарт как раз заканчивал перепроверять крепление строп, сцеплявших бесформенную пластиковую оболочку и пятикилограммовый контейнер с аппаратурой. Электронные термограф, барометр, гигрометр, а также миниатюрная видеокамера и прочее – всё это готовилось подняться на высоту девятнадцати километров, чтобы уже там заглянуть в брюхо аномалии. Небо прощалось с оттенком желтеющей гематомы, бравшей исток на морском горизонте.

– Клянусь, от нее тянет каким-то животным, – бросил шепотом Леннарт.

– По-моему, ты просто сходишь с ума. – Ингвилль выпустила облачко дыма, со скепсисом наблюдая за возней дружка.

Наконец Леннарт нажал красную кнопку редуктора, и в пластиковую оболочку заструился гелий, подаваемый из пятидесятилитрового баллона. Шар начал надуваться, напоминая волдырь, стремящийся сорваться в небо. Когда диаметр пластиковой оболочки достиг метра, метеозонд оторвался от земли и поплыл вверх. Казалось, на юго-восточных склонах Подковы Хьёрикен всходила тусклая луна.

– Такой маленький, – заметила Диана.

– Из-за разницы в давлении он начнет увеличиваться в размерах уже на высоте трех километров. – Леннарт не хотел отвечать, но неловкость, возникшая после его необдуманного комментария, сама распахнула ему рот.

– Что ж, всем спасибо, остается только ждать! – объявил Эрик. – Первые данные мы получим лишь через час.

– Через час и три минуты, – вставила Ингвилль, забавляясь с сигаретным фильтром, – если, конечно, скорость подъема составит пять метров в секунду.

– Диана, ты останешься?

Та подумала, трезво оценивая свое состояние, и пришла к выводу, что хороший сон ей не помешает. После двадцатичасового перелета, из которого они потратили около двенадцати часов на пересадки и ожидание, ей просто необходимо было приклонить голову к подушке. К тому же Диана была уверена, что они сделали всё от них зависящее.

– Я, пожалуй, ознакомлюсь с данными утром.

– Хорошо. Я провожу тебя.

Эрик дошел с Дианой до ее «фольксвагена» и открыл ей дверь. Женщина уселась за руль и опустила стекло.

– Ты ведь в курсе, что Ингвилль и Леннарт спят вместе?

Старший метеоролог изобразил недоумение:

– А кого это касается?

– Ты прав. Доброй ночи, Эрик.

– Доброй ночи, Диана.

«Фольксваген» тронулся с места и пополз по серпантину к Лиллехейму, ощупывая дорогу светом фар, и Эрик вдруг ощутил необъяснимую тоску. Он потянулся за сигаретами в карман куртки и выронил их. На мгновение ему привиделось, что руки мутировали в уродливые лапы, похожие на волчьи. Как в том сне.

Сделав глубокий вдох, Эрик с закрытыми глазами подобрал упавшую сигаретную пачку, после чего закурил и поплелся обратно.

Дима всё ворочался. Организм, переживший несколько встрясок за сутки, от перелета и до дневных событий Лиллехейма, упрямо желал бодрствовать. Часы на смартфоне показывали начало третьего пополуночи. «Уже четвертое августа, – промелькнуло в голове у мальчика, – а сна ни в одном глазу».

Он открыл чат «Слюня Одина» и рассмеялся, прикрыв рот рукой. Фотография Тора, застигнутого Арне не в самый мужественный момент, рассмешила бы кого угодно. Следом он проверил еще два чата: «Физика капут», созданный Артемом Грашиным, главным заводилой у них в классе, и «Жить жопа», в котором состояли ребята с их двора. «Физика капут» пустовал с конца мая, а в «Жить жопа» и вспоминать не вспоминали про такого паренька, как Дима Хегай. Уехал и уехал, слава богу.

Дима испытал странное облегчение, обнаружив, что никто не стремился перекинуться с ним хоть парой словечек. Это означало, что можно дружить и веселиться без угрызений совести или тоски. Вроде бы. К тому же с утра их ждала настоящая жуть – дохлый тюлень в порту Лиллехейма! И откуда Франк только узнал о нём?

– Это будет посерьезнее сбитых кошек у обочины, дамы и господа! – шепотом объявил Дима и рассмеялся. Прислушался.

Тишина.

Отец печатал почти до полуночи, прикончив половину бутылки своего картофельного пойла. Он то и дело спускался в подвал, словно там находился источник вдохновения. Мать вернулась с «Химмелфангера» немногим раньше. После короткой беседы и таких же коротких поисков зубных щеток и бритвы оба легли спать. Облако, перепугавшее Лиллехейм, к немалому разочарованию Дианы, пропало, словно единственной его целью было дать знак. Знак к чему?

Дима повернулся на правый бок и понял, что не может закрыть глаза.

Через приоткрытое окно было слышно, как на проезжей части Гренсен что-то постукивает. Когти? Походило на шаги бродячей собаки. Псина, судя по звуку, приближалась к коттеджу Хегай. Диму объял прямо-таки суеверный ужас. И через секунду ужас пустил в его теле столетние корни.

На подоконнике сидела женщина.

Поза ее отрицала человеческое понятие удобства, тогда как сама незнакомка была абсолютно голой и будто шелковистой. Ее волосы, напоминавшие густую серую гриву, ловили свет луны и возвращали его в ночное небо маленькими искрами. Лицо оставалось в тени.

Но произошло что-то еще, и Дима не сразу догадался, что именно. Он опустил на себя глаза и увидел, что повзрослел. Он, тринадцатилетний подросток, находился в будущем крепком теле. И также представлял собой голое естество. Какая-то глубинная часть сознания Димы прокричала ему, что он спит и должен немедленно проснуться.

Женщина вошла в комнату, забралась к нему на кровать и уселась на Диму сверху, как изголодавшаяся невеста. Несмотря на сладость и новизну ощущений, подросток, запертый в теле мужчины, испытывал ужас. Он попытался произнести хоть слово, но женщина и так поняла его незаданный вопрос.

– Сиф-ф-грай, – ответила она, шелестя ему прямо в ухо.

Его руки обняли ее за талию, и глаза поняли, что видят ложь. То, что выглядело как чистая и белая кожа, на ощупь было как охлажденная ветром шерсть. С каждым бесстыдным движением Сифграй наклонялась к нему всё ближе. Ее зрачки обрели цвет крови, смешанной с водой. И никакая тьма не могла умалить их адского сияния.

Последовал поцелуй, и Дима беззвучно закричал, ощутив, как его рот обхватила волчья пасть. Клыки стиснулись, и в горло парнишке ударила каменная крошка, забивая дыхательные пути. Раздался влажный треск, и лицо Димы отошло от черепа.

Он вскрикнул и проснулся. В ушах всё еще звенел звериный хохот, который Дима услышал за миг до пробуждения. Схватился за грудь, проверяя не выпрыгнуло ли бешено стучавшее сердце, и обнаружил, что область паха была мокрой. Он знал, что это, и всегда радовался, когда это происходило. Но только не сейчас. Сон был настоящим кошмаром, и то, что у Димы случилась ночная поллюция, говорило лишь о том, что организм дал ему сладкую пилюлю перед смертью, которую посчитал настоящей.

Наспех вытершись, Дима подошел к окну и выглянул на улицу. Коттеджи Гренсен безмятежно покоились в ночи. Не без удивления отметил, что у колпаков горевших фонарей нет насекомых. Всё еще дрожа от пережитого кошмара, Дима вернулся в кровать.

– Сифграй, – произнес он и горько усмехнулся, вспомнив Шакальника и его сумасшедшие фантазии, связанные с куском расколотого камня.

Через пару минут мальчик забылся крепким сном.

Микаэль лежал в темноте с закрытыми глазами. Перед мысленным взором плавали фрагменты изваяния из кристаллического сланца. Они то собирались в кусок породы с чертами хищника, то рассыпались. Но это не трогало Микаэля. Днем он услышал ее воющий стон – глас женщины-волчицы, как тогда, в западном штреке «Гунфьеля». А после, ближе к вечеру, в небе появился ее знак. Шахтер захихикал, едва сдерживая эмоции.

Она здесь!

Прямо в Лиллехейме!

Нужно лишь дождаться!

На прикроватной тумбочке валялись четыре смятые банки из-под пива, и каждую Микаэль хорошенько запил дешевым виски. Однако что-то, вопреки выпитому, удерживало его разум на плаву.