© Росмэн, 2022

© Николай Ободников, 2022

В ту ночь И́нгри О́рхус спала плохо. Сперва она грешила на картофельный самогон, в котором оказалось слишком много специй и от которого началась мигрень. Потом шестидесятилетняя хозяйка бакалейной лавки «Аркадия» решила обвинить во всём дувший с моря Ноготь Га́рма. Так в Лиллехе́йме называли муссон, приносивший с влажных просторов океана холод и боль для суставов.

Наконец Ингри поняла, что спит. Ее красный двухэтажный коттедж, с его вечно протекающей системой отопления, окружили волки. Хищники бродили по лужайке дома и постукивали когтями по мокрому асфальту улицы. Сама женщина стояла у окна, выходившего на Врата Допса, и всхлипывала. Она не слышала лая Лукаса и каким-то образом знала, что дункер[1] мертв. Точно так же были мертвы и все жители Лиллехейма. Остались только волки.

Хватая ртом воздух, Ингри проснулась. Она ощупала постель и обнаружила, что простыни промокли. И не вся влага принадлежала ее потовым железам. Женщина горько усмехнулась. В девять лет, на экскурсии в Осло, ее зацепил проезжавший эвакуатор. Водитель-кретин подумал, что пара цепей на борту украсят машину. Одна из них угодила под лямку школьного рюкзака и швырнула Ингри почти через всю улицу. И никто не смеялся, когда выяснилось, что перепуганная насмерть девочка обмочилась.

Но сейчас Ингри была бы рада и насмешкам. В темноте слышалось сопение Лукаса. Женщина села на край кровати и подумала о Кри́стофере, жившем на другом конце города. Интересно, что снится ее сыну?

Схожие чувства опустошения и страха терзали и Матса А́ндерсен. Сорокалетнего аптекаря пробудил надсадный кашель. Спохватившись, он подавил рвавшиеся наружу звуки, способные перебудить всё семейство. И чем больше он кашлял, тем сильнее болела голова. Хе́лен, обычно спавшая довольно чутко, не проснулась. А вот малышка Фрида…

Матс бросил взгляд на угол спальни, где стояла кроватка четырехлетней крошки. Тонкие полосы уличного освещения, прорывавшиеся сквозь жалюзи, обрамляли тень. Тень стояла на задних лапах и, опустив голову в кроватку, что-то ела. Звуки кормежки, нарушавшие ночную тишину, привели Матса в ужас. Мужчину охватило чувство непоправимой сюрреалистичной трагедии. А потом тень повернулась.

Волк.

Зверь, чьи глаза напоминали вдавленные черные колодцы, направился к застывшему аптекарю. Матс закричал, как обычно кричат в кошмарах, – без звука и без воздуха в легких. Когда тварь, сожравшая малышку Фриду, впилась в глотку аптекаря, тот наконец-то проснулся. Дрожа всем телом, Матс обнял жену, и она, к облегчению аптекаря, взяла его руку. Кошмар сгинул, но мужчина так и не нашел в себе сил, чтобы заглянуть в кроватку к младшей дочери.

Эрик Йе́ртсен курил на крыльце. Для августовской ночи было довольно тепло. Ноготь Гарма пытался сбить температуру до десяти градусов, но ночной воздух уверенно держал все пятнадцать. Завтра Эрику предстояло знакомство с Дианой, и он несколько нервничал. На метеостанцию «Химмелфангер» и сотрудничество с Росгидрометом возлагались большие надежды. Если бы не та спиральная аномалия, чёрта с два в такую дыру, как Лиллехейм, кого-нибудь направили.

Старший метеоролог «Химмелфангера» попытался сделать затяжку и с удивлением обнаружил, что сигарета выпала из гнезда пальцев. Чертыхнувшись, полез в задний карман джинсов за новой. Но и сигаретная пачка «Malboro» ударилась об рассохшиеся доски крыльца и провалилась в щель между ними.

Эрик без особого энтузиазма потянулся за сигаретами и замер, разглядывая волчью лапу, заменившую человеческую кисть. Заморгал, пытаясь понять, что видит. Огрубевшие мякиши. Шерсть, из которой торчали когти.

В спине хрустнуло, и Эрик, подчиняясь внезапной боли, опустился на карачки. Царапнул доски. Новое тело казалось раздутым и чужим – неудобным. Он закричал, пытаясь схватить себя за голову. Лапы скользнули по волчьей морде, из которой, будто из пещеры, со свистом выходил вой.

На крыльце коттеджа извивался и рычал огромный волк, и Эрик смотрел на него со стороны. Таращился на самого себя.

Он рывком сел, запутавшись в одеяле. В доме стояла невыносимая жара, от которой разболелась голова. Эрик с помощью термостата уменьшил температуру на пару градусов и, захватив со столика пачку сигарет, направился на крыльцо. Распахнув дверь, он с недоверием посмотрел на собственные руки. Вполне человеческие. Эрик покосился на рассохшееся крыльцо и закурил, оставшись в дверном проеме.

Си́гни Пе́ттерсон тоже снился сон. Она находилась на темной, обесточенной кухне своей пекарни, гарантировавшей, что жители Лиллехейма получат свежую выпечку к утреннему кофе. Эту смену кошмара она несла в полнейшем одиночестве. Ее руки разминали холодное тесто, тогда как сама она со страхом поглядывала через коридор на улицу.

Ее ждали волки.

Они сидели на асфальте, практически в полумраке, потому что освещение Кристиановой улицы, где располагалась пекарня «Золотая челка», сбоило. К ужасу Сигни, твари с вдавленными глазами становились всё нетерпеливее. Наконец женщина вынесла ком сырого теста наружу. Боясь опустить глаза, уставилась на заброшенные коттеджи ночного Лиллехейма.

Неожиданно ее руки поглотил холод. Волки хватали тесто и с рычанием отходили. Сигни, повинуясь зловещему течению сновидения, опустила взгляд. Ее рот распахнулся в крике, которого не было.

Руки женщины, сточенные зубами проголодавшихся тварей, заканчивались в локтях.

И волки всё продолжали насыщаться ее отмиравшей плотью.

Сигни со всхлипом очнулась. Обхватила себя, с облегчением обнаружив, что руки в порядке. Впервые в жизни обрадовалась неизбывному рыбному душку, исходившему от сопевшего рядом Э́джила. Следующий час женщина провела за повторением Малого катехизиса. Закрепление основ христианства успокаивало ее, особенно когда начинало казаться, что Богу плевать на то, как они живут и умрут. Как в эту ночь.

Ничего не понимая, Микаэ́ль Скоглу́нн изучал волков. Кружившие вокруг него звери напоминали чудищ с просверленными глазницами в лохматых головах. Сам пожилой шахтер был почему-то абсолютно голым. Он огляделся: внизу простирался безжизненный Лиллехейм, казавшийся серым в свете ночного неба. Море напоминало графитовую каплю, заполнившую бухту Ме́льген.

Микаэль находился на одной из вершин Подковы Хьёрикен, бравшей городок в плен громадной дугой из скальных возвышенностей, меж ребер которой с запада втекало окраинное море Ледовитого океана. Закрывая промежность руками, мужчина закричал, призывая показаться хозяйку хищников. Ветер унес его бессвязный вопль и спихнул с обрыва. Волки зарычали, и Микаэль узнал смех.

Чертовы твари смеялись над ним.

Пожилой шахтер бросился к лапам уродливого самца, и тот с брезгливостью отпрыгнул. Микаэль, причитая, потянулся к остальным. Но страшные животные лишь посмеивались хриплыми голосами.

Когда Микаэлю показалось, что она вот-вот явится, сон оборвался. Тяжело дыша, он соскочил с кровати и выбежал на задний двор. Освещение Пилстред охватывало почти всю территорию дворика. В его северной части был установлен специальный навес, защищавший от дождя, солнца и ненавистных огней улицы. Именно здесь Микаэль укрывал фрагмент горной породы, послуживший причиной, из-за которой в 2018 году произошел обвал в угольной шахте «Гунфье́ль».

Его возлюбленная.

Его Сифгра́й.

Микаэль спустил трусы, явив каменной статуэтке, утопавшей в тенях, мужскую готовность. Через сорок секунд камень был увлажнен. Мужчина передернулся, гоня прочь остатки сладкой дрожи. Запечатленный в камне зловещий образ наполнял его силой. И силу эту он требовал лишь для себя.

Вернувшись в дом, Микаэль залез под одеяло и, абсолютно умиротворенный, закрыл глаза.