Мы обогнули какую-то пятиэтажку, и зашли во двор. Пустой, даже как будто заброшенный. Человек подвел меня к крайнему подъезду и встал рядом со сломанной пополам лавкой.

– Покажи еще раз телефон, – потребовал он.

– А где ваша мама? – спросил я.

– Ты мать мою не трожь, понял? Телефон показывай!

Его товарищи были рядом. Я извлек “нокию” и крепко сжал в руках.

– Новенькая, – сладострастно сказал рыжий. – Давай сюда. Красть – нехорошо, понял, да?

Понял, отчего же. А еще мне кажется, что я тебя понял, рыжий. Предположим, тебя зовут Семен. Ты рос в семье алкоголиков, и обожал “Спокойной ночи малыши”, только заяц тебя подбешивал. В школе тебя недолюбливали, и ты на всех обозлился. А общество не дало тебе реализовать таланты, и гоп-стоп стал для тебя единственной профессией, в которой ты хоть как-то сумел себя проявить.

Я протянул руку с телефоном. Зажмурился… И подставил лицо под удар. Может, все оно и к лучшему.

– Бей, Семен, – сказал я.

– Что? Какой я тебе…

Вдруг дверь в подъезд открылась.

Из него вышел Миша.

– Так, Горыныч, – сказал он. – Ты мне тут установленные порядки не нарушай. Шубин недоволен. Когда Шубин недоволен, я тоже недоволен. А когда я недоволен, все вокруг тоже должны быть недовольны, а тебе как будто бы все нравится. Мальца в покое оставь – и уходи восвояси. Не нравишься ты мне.

Когда он назвал меня “мальцом”, я удивился. Миша (я еще не знал, как его зовут) выглядел моим ровесником. Только осанка его, красная рубашка с желтыми квадратами, заправленная в строгие брюки, и какое-то неуловимое умение держать подбородок, выдавали в нем много больше жизненного опыта, чем у меня.

– Че-е-е-во-о… – ошарашенно проговорил рыжий и, сжав кулаки, двинулся на странного незнакомца. – Да я твоего Шубина…

Миша не дрогнул. Он быстрым движением постучал по чемоданчику, и в его правой руке, словно по мановению волшебной палочки, оказалась…

– Это кочерга, – объяснил Миша. Рыжий в ужасе отшатнулся. Что за кочерговая фобия? – подумал я, наблюдая за происходящим. – Но ты знаешь ее под другим именем…

Он поднял странное орудие над головой, и мой мир перевернулся.

Мы чуть не врезались в синий внедорожник. Водитель даже не выругался, вырулил с безразличным лицом и сделал музыку громче. Миша проснулся, громко зевнул, посмотрел на меня, и снова закрыл глаза.

Мне жутко хотелось кое-что у него спросить.

– Миш? – я толкнул его локтем.

– Ага?

– А Кладенец еще с тобой?

Миша улыбнулся и почему-то похлопал себя по животу.

– Со мной, дорогуша. Где б ему еще быть.

Двор изменил цветовую гамму. Стал неестественно оранжевым, с примесью бордового и раскаленной сковородки. Казалось, я здесь лишний, и все остальные, и вовсе не для людей это место построено. Может, так оно и было… Тела гоп-троицы стали меняться. Кожа их зеленела, под трескающейся одеждой росла чешуя. Языки удлинялись; рыжий кашлянул огоньком, а один из его товарищей отгрыз половину чересчур длинного когтя.

Миша смотрел на них равнодушно, я – очарованно. Но не испуганно! Прошу это зафиксировать. Боятся высоты или темноты, например (хотя это тоже не в моем случае), а к тому, что происходило, эволюция не готовила органы чувств. Через минуту перед нами стояло три ящера ростом с баскетболиста. Позади “рыжего” Семена мотылялся хвост. Они зашипели, и ринулись на Мишу.

Я подумал, что, разобравшись в ним, они переключатся на меня, и по голове я все-таки отхвачу, но рефлексы Миши оказались богатырскими. Он уклонился от когтей Семена, сделал шаг, крутанулся и стукнул его по затылку. Ящер с грохотом повалился на землю. Двое других попытались напасть скоординированно: один – снизу, другой, подпрыгнув, сверху. Миша этот трюк разгадал. Подсел, сделал апперкот, отчего ящер в воздухе взлетел еще выше. Кочерга описала широкую дугу, и сшибла с ног последнего врага.

От такой силы и мастерства у меня отвисла челюсть, со всеми тремя пломбами, что мне вставили на прошлой неделе. Я срочно должен научиться так же классно орудовать кочергой! Будь Илюха жив – ух, как бы я… Ух… Мда. Илюха…

Я встряхнул головой, отгоняя непрошенные мысли.

Двор обрел былой цвет. Со стороны детской площадки послышались детские крики. Перед нами лежало три человека в спортивных костюмах, избитые, и никакие не ящеры. В окно первого этажа выглядывала старушка, Авдотья Агаповна (сто процентов так ее и звали), бывшая гимнастка и любительница вышивать пингвинов на носочка.

– Горыныч… – выдохнул Миша, покачав головой, – еще одно происшествие – и ты будешь изгнан. Я не шучу. И Шубин не шутит, – понимая, что никто его не слушает по причине отключки, он повернулся ко мне. – Миша.

– Саша, – сказал я и пожал протянутую руку.

– Приятно познакомиться. Пойдем отсюда, Саша. А то набегут…

Мы вышли на Университетскую улицу, и только там, возле магазина тортов “Лучиано” я задал волнующий меня вопрос.

– Так это был, я так понимаю…

– Горыныч.

– … не Семен?

– Горыныч, говорю ведь. Та еще погань. Но сердце доброе. Иногда.

– Но ведь это… из сказок… – неуверенно сказал я.

– Ты не удивляйся, Саша. А впрочем, говорить, что тебе делать и как себя чувствовать я не вправе. Донбасс – удивительный край. Горыныч не может здесь быть злобным драконом, не по-нашенски это. А вот троицей бандитов – пожалуйста. Ну, пока! Мы еще с тобой увидимся, совсем скоро.

Он поклонился мне и запрыгнул в подъехавший троллейбус. А я так и остался стоять, глядя на статую шахтера с куском угля в руке. Все произошло так быстро, а я, как обычно, такой тормоз, что не успел задать ни одного вопроса.

Зато я много чего додумал самостоятельно. Если вкратце, я осознал, что Миша – иллюзионист из Румынии с восемнадцатью братьями, я – сошел с ума, а мир – он, в общем, то же самое, что и я.

Мы приехали на станцию метро “Аннино” и вышли из машины. До дома на такси – полтора часа из-за пробок, сообщило мне приложение. Придется на метро.

– И ни одного безголового монстра, скажи? – Сказал Миша. – Скучновато.

Хотелось ответить, что таких у нас полгорода – настроение было ни к черту.

Миша своим прикидом, лицом, вот этой способностью быть старым и молодым одновременно, а главное – дурацкими вопросами, не вписывался в столичный ландшафт, пусть и стояли мы где-то на отшибе.

– Миша, я не…

Мимо прошла молодая пара: брюнетка с длинной, по пояс, косой, и парень в кожаной куртке, джинсах и явно недешевых туфлях. Они молча всучили Мише сторублевую купюру, и пошли дальше.

– Это еще зачем?

– Не знаю, – сказал Миша. – Жалеют меня все тут.

– Раньше к тебе иначе относились.

– Так то раньше! А ты-то? С горнячком-то давно беседы водил?

– Слушай, давай честно: я был мелким, и не хотел бы к этому возвращаться. Если хочешь знать ответ: давно. Сто лет. С тех пор как с Донецка уехал. Доволен?

Выплеснулось – извините. Хоть Мишу и не смутил мой тон, но все-таки развивать диалог он не стал. Он протянул мне руку, как тогда, в первый раз, и сказал:

– Не забывай, Саша. Никогда нельзя забывать, откуда ты.

– Рад был видеть, Миша. Будь здоров.

Я ехал в метро и вспоминал те годы. Алину, наши с ней ночные переписки о всякой ерунде, и иногда – о фильмах. В ту пору был популярен сериал Lost, мы смотрели его в пиратском переводе. Сейчас я “Вконтакт” практически не включаю: только иногда, чтобы выложить фотки с путешествий, назло одноклассникам.

Я открыл телегу, и принялся листать новостные каналы, погружая себя в пучину стресса. Но буквы в голову не лезли. Воспоминания оказались сильны, и даже материальны.

Тем более что я вот-вот должен был увидеть Горнячка.

Когда после случая с гопниками я вернулся во двор, меня словно окружили стены княжеского форта, ров, и стрельцы в бойницах – настолько безопасным показалось это место. Горыныч – крутилось у меня в голове. Горыныч… Нет, правда? Серьезно? Горыныч?