Но, несмотря на своё одиночество, Витус крепко встал на ноги и, можно заявить, освоился. Он приходил на учёбу в одно время, минуя заставленные домами улочки, всегда обходя множественные скопления людей, и возвращался домой, точно кукушка, знающая когда ей нужна подать сигнал. Редко он делился с бароном своими успехами, но в этом не было нужны; во-первых, отец всё знал будучи ознакомленным с отчётом учителей, и, во-вторых, он никогда не стал бы проявлять к отпрыску даже маленькую дольку теплоты и сентиментальности.

Витусу стыдно признавать, но во всём этом круговороте жизни он слегка позабыл Киндред: мать Овечку и незаменимого дядю Волка. Они редко всплывали в его снах, а если такое и случалось, то чаще всего сопровождая его отражение, смотрящее бездонной бездной. В такие ночи мальчик с криком просыпался, крепко хватаясь за рукоять ножа, и трясся в углу. Казалось, его тело ему не принадлежит, оно чужое, инородное. Страх набрасывал свои сети подобно рыбаку, желая выудить рыбёшку — покой мальчика.

Шло время, шли дни, плавно перетекающие в месяцы. Вот миновали тридцать дней; и однажды случилось это после прихода Витуса домой — состоялся разговор между ним и его братом. Гэвиус внимал каждому слову мальчика, мы так же навострили уши, чтобы слова его до ваших сердец донести.

— Я следую благодетели Кейл, словами благодарности вспоминаю отца. В своих трудах Кристофер Чуждир описывает Ионский сад и его обитателей… — мальчик замолк, как бы спрашивая, слушает ли брат. — Также маэстро упоминает ноксианского воина, потерпевшего кораблекрушения с механической птицы. Да, я знаю, что это сказка… Но тот воин, он был один среди чужого мира, противостоял всем и каждому, он…

Витус возбуждённо жестикулировал, но после замолк, кажется, сболтнул лишнего. Даже старый маразматик поймёт приведённую мальцом аналогию, понял её и Гэвиус. Рука юноши коснулась плеча брата, вторая ладонь нашла его щёку.

— Ягнёночек, придёт день, и этот мир перевернется с ног на голову; вещи безумные будут обыденностью, а наши дни утонут на страницах летописи.

— Ты так думаешь?

— Я это знаю.

Молчание не длилось долго, Витус продолжал откровенничать. То ли атмосфера чердака располагала к обмену тайнами, то ли он сам желал выговориться, но приведённый ниже диалог — ничто иное, как самая настоящая правда.

— Мне кажется, меня не очень… — мальчик долго подбирал слова, — ценят в школе. Там много детей, но они совсем не похожи на меня, такие тонкие, слабые, красивые… Порой мне кажется, стоит мне приложить небольшие усилия, и от них не останется ничего.

— Прости малыш?

— Спарринги. Все разбиваются на пары, но я тренируюсь один, избивая груду лат, а всё после того случая, когда ненароком поранил Эрнестину и Филопия. Мне это совсем не нравится и «уроки на свежем воздухе» тоже.

Повисло молчание, на улице замяукала кошка.

— Но уроки стрельбы… Это так чудно. Ты поднимаешь арбалет, вставляешь болт и будто бы… будто чувствуешь как он летит, ощущаешь порывы ветра, разбиваешь их своим стальным наконечником, а после врезаешься в цель и… и…

Мальчика объял восторг, на его лице расползлась широкая улыбка, а душа рвалась от переизбытка эмоций. Кроме того, Витус поведал о своих стараниях на уроке философии, успехах в письме и чтении. После этих рассказов Гэвиус что есть мочи обнял его, да так крепко, что завалил на спину. «Да, да, он не будет машиной для убийства!» — кричал он в душе, ощущая как весь мир склоняет голову перед его гением. Сказка или будущее? — вопрос без ответа.

— Витус, мой мальчик, моя отрада… Вот увидишь — увидишь! — наши звёзды ещё засияют, и ночь эта будет самая лучшая!

Были ли слова Гэвиуса пророчеством? Кто знает…

***

Дни пролетали с незавидной скоростью. Витус продолжал своё обучение в Ноксианской элитной школе имени Эрнесто Криано, где дети учились, познавали мир и медленно, но верно отдавали свои сердца великой и могучей империи. Увы, лесной мальчик не чувствовал патриотизма и лишь больше закрывался в себе.

Ненавистный, но гениальный, он продолжал своё обучение, посещая уроки фехтования, стрельбы и, безусловно, философии. И если первые два были ему чужды, то третье отдавалось теплотой в сердце подрастающего отпрыска Овечки.

Атмосфера отрешённости от общего дела, давление учителей и их завышенные требования — всё это порождало злость в душе мальчика, но то был не сжигающий огонь, а согревающий, дающий силы на дальнейший путь. И он шёл. Продавливался через сложные тренировки, пренебрежение, завистливые взгляды одноклассников, которые за спиной нарекали того «зверьком, сорвавшимся с поводка».

Может быть, так оно и есть? Может быть, его жизнь невозможна без крепкой цепи, что держит его на привязи, задавливая амбиции в зародыше? «Да», — сказал бы отец, «Нет», — ответил бы брат. Пожалуй, лишь Гэвиус поощрял мальчика по причине и без. Порою его похвалы были безосновательны, но они являлись тем огоньком, что освещает дорогу к предстоящим, лучшим дням, помогают не утонуть в болоте негативных мыслей.

Но время шло, и пришла пора барону узнать об успехах своего отпрыска. В тот день он явился домой очень поздно и не только по причине множественной работы и посещения важных заседаний. Школа забрала целый вечер старика, а троица учителей давала ответы на его вопросы. Итак, какие же успехи делает Витус?

— Право, я не знаю, какие планы у вас на своего сына, но настоятельно рекомендую ввести его в военную степь. Сила, ловкость, нестандартное мышление — всё это делает его уникальным воином. Впрочем…отсутствие желания убивает возможный результат на корню, — докладывал хозяин чёрного плаща.

— Истинно так, чертёнок умён, а глаз у него намётан. Стреляет хорошо, даже очень. Однажды запульнул с арбалета на триста метров, такой траектории я ещё не видел, — поправляя свой высокий воротник, отчитался второй учитель.

— Я обязана отметить его стремление к философии — письму и чтению. Мальчик способный, но он… Барон, при всём моём уважении к вашему роду, я стара, если хотите, можете отправить на эшафот, посчитав мой вопрос оскорбительным… Этот вастаи, не слишком ли много свободы вы ему даёте? — орлиный взгляд прошёлся по Гальего-старшему, по его широким губам, не имеющим улыбки.

Старик поблагодарил наставников и пообещал профинансировать ещё несколько проектов, тем самым оказывая хорошую помощь не только школе, но и их кошельку. Кроме того, главнокомандующий в отставке запретил госпоже Л… преподавать отпрыску философию, и велел прогонять того с уроков.

Храм знаний барон покидал в гнетущих чувствах, ведь как так, Витус тянется к философии! Если не подавить это сейчас, в дальнейшем могут появиться проблемы, размышлял Олус. Он желал сделать из сына орудие убийства, идеального воина, не знающего пощады. Ну, и что же получается на сегодняшний день? Ботаник, зарытый в книгах?! Вздор!

Именно с этими мыслями пожилой главнокомандующий запирал дверь библиотеки, обладая единственным ключом от неё. Отныне Витус не станет читать, а Гэвиус не будет прививать ему всякие глупости. На фоне этого зародился скандал отца и старшего сына. Увы, мы не можем привести их диалог, потому как нецензурная брань в большей степени преобладала в речи стара и млада. Но если убрать все проклятья, пожелания скорейшей кончины и иные не самые приятные слова, то можно подчеркнуть следующее: братьям отныне запрещено пользоваться библиотекой, Гэвиус — ни на что не годный сосун, получивший фингал от своего отца, и что финансирование Гальего-старшего отныне прекращено. Хочешь — поступай и учись с Витусом, а коль нет, так проваливай на все четыре стороны, заявил отец, прежде чем многозначительно умолкнуть. Тот вечер был наполнен чем угодно, но только не покоем.

***

С момента появления Витуса в доме барона прошло два года. За это время мало что изменилось: мальчик всё также посещал школу, однако теперь его не пускали на занятия по философии; он прогуливался по уже родному Болхейму, всё чаще выходя на широкие улицы и площади. Люд его боялся, сторонился, и даже покупка продуктов порою становилась ещё той игрой в гляделки, где мальчику была уготована роль монстра.