После небольшого перерыва, во время которого Витус познавал тайны стратегии, наступил урок кулачного боя. Несколько раз наставник уворачивался от размашистых ударов ученика, забавляясь его тактике боя, а следом принялся объяснять.

— Намного эффективнее сжимать кулак в момент удара. Вот, гляди, — мужчина взял ладонь мальчика, сжал пальцы. — Таким образом ты будешь бить сильнее, а что самое главное — надёжнее.

И правда, удары посыпались по манекену с завидной скоростью. Он долго оттачивал приобретённые навыки под пристальным взором наставника. Когда голова деревянной куклы отлетела, Витус радостно вскрикнул. На сим урок был окончен, как и время занятий. Но перед тем, как уйти, Патриций увёл тему разговора в интересующее его русло, замечая, как мальчик тянется к знаниям.

— Сегодня в Ноксусе появился порох, за ним стали производить огнестрельные оружия, а что будет завтра? Мы покорим небеса, изучим глубины! — возбуждённо жестикулировал руками малец, признаваясь, что видел Патриция однажды и слышал его речь, да и учения мудрецов любит читать.

— Что ж, я польщён. Тебе, Витус, и правда следует больше внимания уделять философии, культуре, возможно, немного эзотерике, но никак не ведению войн.

— Мой отец считает иначе. Он запрещает пользоваться библиотекой и всё время твердит про военные походы.

— Ну-с, у полководцев одно на уме, — повисло молчание, пока наставник перешагивал порог усадьбы. — Но знаешь, Витус, думаю, я и правда займусь твоим обучением. Как полагается, разносторонним.

После этих слов Патриций попрощался с юным учеником, оставив тому искорку надежды на предстоящие уроки. Возможно, Витус нашёл единомышленника? В таком случае он ожидает завтрашнего дня с особым трепетом.

Своё отрочество Патриций провёл на полях брани, а после стал обучать отпрысков из богатых семей. Сначала он делал это с неохотой, как бы делая одолжение, мол, так уж и быть. Но со временем мужчина повстречал достойных кандидатов, по которым плачут офицерские лычки, и с тех пор к своей работе относился крайне серьёзно. По дороге домой, перед сном и весь следующий день он вспоминал забавного юношу по имени Витус. Олус Гальего — его отец — упоминал, что мальчик крайне одарённый и без крепкой хватки ему не обойтись.

— М-да, это так, — размышлял Патриций, отправляясь в усадьбу к своему ученику.

Лесной мальчик встретил его возбуждёнными прыжками, минуя лестничный пролёт в два счёта. Как только наставник и его ученик поздоровались, пришла пора приступать к обучению. С каждой минутой, проведённой рядом с Витусом, Патриций понимал: это не просто зверюшка, как его называют, уж точно не воин, каким хочет видеть его отец, он нечто большее, необъятное по своей природе и рвущееся к свободе во всём.

Уроки кулачного боя прошли неплохо, и отпрыск барона научился новым приёмам, с видом профессионального бойца избивая манекен. Дальше наступил урок письма, который проходил в строжайшей секретности, ведь если кто-то из слуг узнает об этом, то непременно доложат хозяину, и в таком случае проблем не избежать.

— Мастер Патриций, а как это правильно записать? Меха… зиван…

— О, механизированный — то есть, работающий благодаря механизмам.

— Я совсем не понимаю. Можно пример?

— Конечно. Например…

Патриций замолк, удручённо пожав плечами и меняя тему. Он страстно желал рассказать о своём увлечении, поделиться первыми опытами конструирования механических приспособлений. Но всё это шло вразрез с политикой Ноксуса, а потому подлежало конфискации. Но мальчик не сдавался, и учителю пришлось приоткрыть завесу тайны. Он рассказал лишь малую часть своих исследований, напомнил о конструкциях, перечисленных в трактатах учёных. Невооружённым взглядом было видно: Витуса объял интерес. Внезапно мальчик произнёс:

— Мастер Патриций, могу ли я следовать вашим учениям?

— Боюсь, мой юный друг, это невозможно.

Но невозможно бывает только в попе пчёлки, а потому, воспользовавшись хитростью, стар и млад решились на крайне рисковую авантюру. Они подошли к вернувшемуся с симпосия барону (по перегару можно было судить об успешности встречи) и предложили арендовать кузню, конечно же, для обучения ковки и работы с металлом.

— Кузня? Эм-аа… М-да, почему нет? Мастер Патриций, с этого дня вы совладелец кузницы «Volo dei sogni».

На том и порешили, а учитель и его ученик заговорщицки друг другу подмигнули и отправились отрабатывать техники фехтования. В это время они говорили много, даже слишком. Их объединяла единая мечта, детский задор, с которым ребёнок принимается за новое дело. Вскоре уроки кончились, и хитрецы попрощались до завтрашнего дня.

***

Гэвиус изображал статую. Его здесь нет. Нет. Он просто сквозняк, призрак без тела. Пусть он и обманывал себя, но Витус видел его как никогда ясно и потому подошёл поздороваться. После прихода прокурора между братьями висело некое недопонимание, мешающее общению. Впрочем, нет, не совсем так. Если быть полностью откровенными, проблемы начались позже, когда лесной мальчик признался в своей тяге к пище, душам и плоти. Эти слова настолько впечатлили Гэвиуса, что тот решил сохранять дистанцию с братом.

— Ты меня слушаешь?

— А? Да, Витус, да…

— Всё ведь хорошо?

Он глядел на своего брата, но вместо маленького, потешного чертёнка видел злобного демона, готового разорвать его по щелчку пальца. Лоб пробила испарина, по спине пробежали ледяные мурашки.

— Да, конечно… Да…

***

Двери кузницы отворились, на пороге стояли тамошние кузницы: Бернольд по кличке «Медведь» — габаритный мужчина с широкой улыбкой, его дочь Антуанетта — миниатюрная кокетка с голубыми глазами и тёмными прядями волос, собранными в косу. Они размашисто махали подходящим, а когда те добрались до небольшого здания, на окраине Болхейма пожали руки.

— О как. Так это вы теперь наши совладельцы? Вот нам повезло! Сам Патриций…

— Бернольд! Не против ли вы оказать нам честь и показать, что здесь да к чему.

— Спрашивайте. Эй, Анета, чего рот раззявила, иди накрывай на стол. Тут у нас такие гости!

Витуса и его учителя приняли как родных, показали и рассказали всё, что требуется знать. Помещение внутри было вполне просторное, в два этажа: первый с огромной плавильней и местом для ковки, бадьей с водой, а также станком, заваленным всевозможными заготовками; второй этаж использовался для хранения инструментов и иных нужд. Огромное окно позволяло не помереть от духоты, в то время как настежь распахнутая дверь всегда встречала новых клиентов.

Сначала у мальчика ничего не выходило, и даже Патриций за годы отставки позабыл, что такое горячий металл. Их обучал Бернольд, Антуанетта всегда держалась рядом, то и дело разглядывая Витуса. Ей нравились его уши, такие забавные, наверняка мягкие. То же можно сказать и про стан: не слишком прямой, немного горбатый, но этим и примечательный. Он ведёт себя как дитятко, потерявшееся в кондитерской, а потому она берёт его под руку и, встречая негодование, разочаровывается в несбывшихся мечтах. Патриций глядел на это с доброй улыбкой, обещая объяснить ученику, что значит честь дамы и почему её не следует срамить.

Этот разговор состоялся после обучения, после захода солнца, когда уставшие, но довольные учитель и Витус покидали кузню, обещая завтра вернуться, пусть и на полдня. Мужчина начал читать нотации и впервые встретил незаинтересованный взгляд Витуса, которому камни под ногами были интереснее, чем миловидная особа, положившая на него глаз.

— Что ж, — закончил Патриций, — дело твоё, но на твоём месте я бы всерьёз задумался.

— Главное — обучение, — бормочет про себя мальчик и достигает первых высот. Но об этом он ещё не знает…

***

Все последующие дни проносились мимо Витуса, как пущенный болт: подъём, обучение фехтованию, чтение (в тайне), после — пробежка, спарринг, работа в кузне и построение чертежей. Вначале у мальчика ничего не получалось, после также не клеилось, и даже на десятую попытку результат был плачевный. Но он упорно, денно и нощно, изрисовывал старые листы, оставлял каракули на обрывках обоев. Со временем он освоил один чертёж и теперь мог нарисовать его даже с закрытыми глазами. Кроме того, Патриций неоднократно отмечал способность к математике и одарённость ученика.