— Дурак! Ну, сразу видно, ни бе-бе, ни му-му по-нашему.

— Вон. Вон говорю! Чего рты раззявили? Говорят вам, вон!

— Но Барон, ведь…

— Мне повторить?!

Повторять не было нужды, мужики взяли свои палки, сеть и покинули внутренний двор усадьбы. На сцене остались три действующих лица, одно из которых потерянное, второе злое, а третье придурковато-доброе. Барон подошёл к своим сыновьям, разница во взгляде была велика: Витуса он испепелял глазами, а к его новоиспечённому брату относился снисходительно, но в то же время с ноткой строгости.

— Ты — ошибка природы…

— Отец!

— Кхм. Как звать-то тебя? Имя. Ну, как зовёшься?

— В-витус. Ви-вит-у-ус… — мальчик блеял подобно овце, с опаской глядел на новоявленных членов семьи, в ладони сжимая острый нож.

— Витус! Хах, я же говорил, по-нашему молвит!

— Ну, так… Моя кровь!

Сын почтил отца таким взглядом, что казалось земля, ушла из под ног пожилого барона; в нём смешались негодование и злоба, возмущение и недовольство. Одним словом Гальего-младший, не одобрял давние связи отца, благодаря которым на свет явился его брат. Но что было, то былью поросло — резюмировал юноша, и, под локоть подняв Витуса, направился в сторону усадьбы, попутно рассказывая, какие здешние места чудесные. Старик негодовал, его сын радовался, свалившейся снегом на голову мальчик чувствовал себя как зверёк на поводке.

***

— Ну, ты видела: уши большие, лицо слегка вытянутое, глаза огоньками горят. Ну, это же вастаи! Вылитый!

— Ничего ты дед не понимаешь. Ну, какой это вастаи? Ты вастаи хоть раз видел?

Дед, работающий возчиком в усадьбе барона, вастаи за свою долгую жизнь встречал лишь однажды, и то в состоянии далёком от трезвого; его собеседница, чья задача следить за порядком в доме, так же вастаи ни разу не встречала, но слышала, что народ это чудной, загадочный и потому такой манящий. Они расположились за дверью гостиной: обширной комнаты, где предпочитают устраивать чаепития и встречать гостей. Конечно, старик и молодуха не могли услышать, о чём говорили по ту сторону стены, однако мы, благодаря знаниям тайным, смогли стать свидетелями семейного разговора.

Сын барона расположил Витуса на софе, сам сел напротив и взглядом прямо-таки пожирал мальчика. В его глазах пылал коктейль из интереса, волнения и трепета; юноша боялся спугнуть существо, прозванное его братом, а потому движения его знавали плавность. Старик же был напротив, как всегда, раскованный; проходился по комнате, как хозяин жизни; лицо его искажалось в недовольной гримасе, он будто-то бы брезговал даже глядеть на найденного отпрыска. Никто из сыновей не знал, о чём думает Боров, но мысли его имели характер корыстный, он продумывал варианты диалога, исходом которого станет принятия Витуса в семью. Но не как её члена, а как оружие массового уничтожения.

«Силён чёрт, ничего не скажешь. М-да, когда оплодотворял Овечку и не думал, что вырастит такое оружие. Обещала на шестой год доставить, ан, вот как получилось. Ну, ничего, возраст лишь прибавил ему опыт. Когти сточены, из пасти разит плотью. Убивал, это точно, может даже кровь человечью проливал. Хорошо, это хорошо, ох, хорошо… Направить его силы да в нужное русло…или продать повелителю мёртвого легиона за вечную жизнь…» — Барон мыслил радикально, желая использовать Витуса как разменную монету, оружие, шанс подняться по карьерной лестнице. А вот его сын имел иное мнение:

— Ну, ягнёночек, наконец, мы нашлись! Надеюсь, отец не скрывает ещё одной дивизии вечных охотников.

— Скажешь тоже, я тебе девка, что ль, шальная, чтобы плодить потомства как кролик? Сын и…сын. Правду говоришь Гэвиус, в сборе семья, как и подобает членам знатного рода. Ты страхо…

— Витус, — поправил отца юноша, — его имя Витус.

— Кхм. Витус. Понимаю: дело сложное, принять такое родство тяжело, — барон сунул одну руку в складку дорого, вышитого золотыми нитями халата; второй ладонью проходился по заросшей бороде. — Но как-нибудь справимся.

Старик отошёл к окну, взглядом провожая охотников; те возбуждённо жестикулировали руками, кажется, обсуждая нечто очень интересное. Никак страховидло, что пробралось в сад барона. Сейчас он сидит рядом с новоиспечённым братом, крепко сжимая рукоять ножа; колени его дрожат, всполохи глаз лихорадочно бегают по комнате, силятся найти ниточку, что приведёт к спасению. Но так ли было опасно, как казалось на первый взгляд?

— Красивый нож, — с улыбкой сказал юноша. — Это подарок от матери?

Витус кивнул. При упоминании Овечки, сердце его сжалось, стало дурно. Видимо, перемены в лице увидел не только брат, но и отец, потому как задал вопрос, не сильно ли мальчика огрели дубинами, в попытке усмирить? Конечно, он знал, что отпрыск Киндред имеет толстую кожу, не чета человеческой, и силы, сравнимые с божественными. Однако такая “забота” позволяла старику выставить свою личность в лучшем свете, тем самым заручаясь таким нужным доверием потерянного ̶о̶р̶у̶ж̶и̶я̶ сына.

— Твоя мать она…с ней что-то случилось?

— Гэвиус, где твои манеры? Наш гость изрядно утомился, разве ты не видишь?

Это было правдой. На Витуса навалился снежный ком информации, которая, казалось, не имеет ничего общего с лесным мальчиком, который все восемь лет провёл вдали от цивилизации. Его шокировали слова старика, про сына, брата и родовое гнездо. Также выходца из лесов нервировала слишком приторная улыбка юноши в рясе; шестым чувством он ощущал скрытую угрозу. Будто два хищника не могут поделить добычу, решить, кому достанется ужин. Мысли мальчика прервал сладкий шёпот:

— Витус, знал ли ты, а ты знать не можешь, что на чердаке располагается старая комната няньки? Там очень уютно и если ты соблаговолишь, я могу, — Гэвиус взглядом словил кивок отца, — могу оставить тебя там на ночь.

Да, выходец из лесов не знал про подвал, табун слуг в усадьбе; про десяток комнат на двух этажах, подвал, используемый как пыточную, и, конечно же, предлагаемый новоиспечённым братом чердак. Не знали и мы, а потому тенью последовали за братьями, что скрылись в дверном проёме, оставляя отца. Думы его были тяжелы.

После попадания Витуса в усадьбу барона прошло два дня. За это время он ни разу не спустился с чердака, опасаясь неизведанного мира, людей и, самое главное, новоиспечённого брата. «Брат — кто же это, что это вообще значит?» — спрашивал себя мальчик, забившись в углу, точно раненый зверь. Он до сих пор помнил взгляд старика, пропитанный откровенной злобой, презрением, брезгливостью — таким взглядом смотрят на давнего врага, нежелательного попутчика в дилижансе, но уж точно не на, как заверяли его стар и млад, сына.

Два дня и две ночи Витус думал о Киндред. Как там они? Овечка до сих пор перед сном чистит тетиву своего лука, а Волк приносит с утренней охоты тушки кроликов? Он очень хотел узнать, не изменилось ли это, но был далеко, был очень далеко от родного леса. Где он? — вопрос, ответ на который не суждено отыскать.

Не стоит думать, что мальчика обижали. Напротив. Гальего-младший, названный его братом, относился к нему, как к выпускнику школы святой Каролины, где каждый год умалишённые находят свой конец, увы, не счастливый. Молодой человек принёс Витусу тёплое одеяло, несколько шкур, подложив под них солому, тем самым сделав мягкую лежанку. Слугам строго-настрого приказал не подниматься на чердак, а приносимую еду оставлять у двери. Увы, мальчик был слишком напуган, чтобы притрагиваться к пище, а потому брату приходилось исполнять роль няньки. Это может показаться странным, но, уверяем вас, отпрыск Киндред с удовольствием поедал кашу с ложечки.

За двое суток мальчик не отпускал нож, спал, ел и слушал, — всё это делал со сталью в руках. Возможно, сын барона и был против подобного, но не стал поднимать разговор на эту тему, а больше рассказывал про Ноксус — страну, где проживает его семья, отныне — их семья.

— Мы проживаем в Болхейме — городе, расположенном на высоте трёхсот метров над уровнем моря. Здесь чистый воздух, приятные люди и полная безопасность. Тут у нас академии, мастерские, цехи, бондарни, гарнизоны… Живём и, что называется, в ус не дуем, — с видом высшего академика вещал Гэвиус.