– Я, наверное, уснул, – он поднялся, протирая лицо руками. – Могу я войти, ваше высочество?

– Зачем? – я не вольно нахмурился.

– Наверное, нам нужно поговорить, – он пожал плечами. Я же посторонился, придерживая простыню на груди. Зайдя в комнату, он улыбнулся севшей на сбитой постели служанке, которая совершенно не стеснялась своей наготы. – Иди уже к себе, милая, – он сказал это спокойно, но тоном не терпящем возражений. Девушка быстро соскочила с постели, набросила платье, и, сделав книксен, выбежала из комнаты. – Горячая девица, прямо огонь, – Гюнтер проследил, как она уходила, закрыв за ней дверь.

– Как ее хоть зовут? – я сел за стол и сложил руки на груди.

– Марта, вроде бы, но какое это имеет значение? – Криббе пожал плечами, а затем потер шею ладонью. – Я хотел бы объяснить насчет сегодняшнего происшествия, – наконец, сказал он.

– Садитесь, – я указал ему на второй стул. Криббе сел, положив руки на стол. – Из-за чего вы дрались с графом? Это из-за этой девушки, из-за Марты?

– Что? Нет, она же всего лишь служанка, – он махнул рукой. – Это тесно связано с историей, из-за которой я покинул Вену. – Он замолчал, разглядывая свои руки. – Я служил капитаном и был принят в доме одного высокопоставленного полковника. Он был близок к герцогу Савойскому и пользовался почетом и уважением при дворе. А еще он был женат на женщине, младше его на сорок лет. Так получилось, что несчастный рогоносец заподозрил жену в адюльтере, и почему-то решил, что она изменяет ему со мной.

– Но, это было не так, – я уже примерно представлял себе конец этой в общем-то банальной истории.

– Нет, я слишком уважал его, чтобы пойти на такое откровенное предательство. Но, полковник впав в ярость вызвал меня на дуэль. Спасая свою жизнь, я лишь ранил его, потому что не хотел и не хочу стать причиной его смерти. Но моя карьера была разрушена. Разумеется, меня после этого случая выгнали, и, сколько я не стремился снова поступит на службу, меня везде ждал отказ. Тем более для меня важна служба у вас, ваше высочество. Вы не побоялись меня взять к себе, несмотря на мою репутацию.

– Ваша репутация, – я хмыкнул. – Поверьте, в Петербурге вы просто затеряетесь среди весьма уважаемых придворных с репутацией куда более подмоченной, чем ваша. Вы оказались в подобном положении из-за графа Чернышевского?

– Да. Сегодня я случайно узнал, что именно ему я обязан своими злоключениями. И я не сдержался. Не знаю, что мне сделать, чтобы вы меня простили, ваше высочество. Я не умею умолять, но я постараюсь, ведь вы мой единственный шанс на нормальную жизнь.

– Оставьте это, – я махнул рукой. – Еще не хватало мне видеть ваши унижения. Просто делайте свое дело, и делайте его хорошо. Я рассчитываю, что через год после прибытия в Петербург, смогу проводить с вами бои ничуть не хуже, чем это делал сегодня граф.

– Но год, это слишком ма… – он запнулся, затем решительно закончил. – Хорошо, ваше высочество, через год вы сможете показывать весьма хорошее фехтование, но для этого вы должны будете всецело довериться мне в плане ваших занятий.

– А я разве спорю? – я зевнул. – Дьявольское зелье. Меня снова клонит ко сну.

– Спокойной ночи, ваше высочество, – Криббе быстро поднялся, поклонился и направился к двери, оставляя меня одного. Эта дорога меня скоро или доконает, или разовьет выносливость пополам со здоровым пофигизмом. Надеюсь, что это все-таки будет второе.

В Риге нас встречали. Видимо, Елизавета начала уже беспокоиться, раз выслала мне навстречу чуть ли не целую роту Преображенцев. Во главе встречного комитета находился двадцатилетний Захарий Чернышев, который с нами в Петербург не ехал. Представившись, поручил меня командиру присланной роты и сразу же начал прощаться. Однако один вечер, который мы проведи в доме генерал-губернатора, он мне посвятил. Чернышев должен был сменить поляка Чернышевского подле Ланчинского в Вене. Я оценил юмор того, кто произвел замену. Им оказался, как я впоследствии выяснил Бестужев.

Захарий мне признался, что ему не хотелось бы покидать Россию во время таких знаковых перемен, но с Бестужевым спорить было бесполезно. Он давил на то, что молодой человек был весьма сведущ в языках, но мне показалось, что основной причиной являлась его фамилия. Чтобы Ланчинский не путался, ему выбрали в помощники человека с фамилией, похожей на ту, что носил его предыдущий помощник. Ну, надеюсь, с Захарием у чрезвычайного посланника не будет таких проблем, какие были с его предшественником, иначе я решу, что это место проклято. Чернышевский же должен был продолжить путь вместе с нами до самого Петербурга.

Гонец, которого отправил вперед Кейзерлинг, опередил нашу кавалькаду почти на неделю, что дало время и подготовить замену в Вену и прислать встречающих.

В Риге нас пересадили, наконец-то, из холодных и вечно застревающих в снегу карет в возки, поставленные на полозья. Дорога сразу стала веселее, и, самое главное, двигаться мы стали гораздо быстрее.

За оставшуюся дорогу я так и не нашел общего языка с графом Чернышевским. Более того, мы со спесивым поляком даже ни разу не разговаривали. Да и наплевать. Мне от его присутствия было, если честно ни холодно, ни жарко. А вот с моими самоназначенными учителями я проводил много времени и не сказать, что это время было потрачено зря. Говорить-то можно было и в возках, в которых помещалось максимум два человека. Только Бастиан ходил грустный, потому что скрипку я забросил совсем, да и никакого пристрастия к музыке не выказывал. Ну вот такой я, да и в своей прошлой жизни не умел даже три блатных аккорда на гитаре изобразить, не то что на скрипке сыграть нечто, что не вызовет спазмы у окружающих.

Так что Бастиан был забыт, как были забыты Крамер и Румберг, с которыми герцог, оказывается, играл в тех самых солдатиков, которых я какой-то девчонке сплавил в Берлине. При этом он пытался в точности воспроизводить битвы своего кумира короля Фридриха. Мне вот было удивительно, зачем они вообще поощряли все эти детские выходки у подростка, который уже вполне был способен, как показала практика в виде Марты, с девушками кувыркаться. Наверное, это было сделано, чтобы отвязаться: занят герцог хер знает чем, зато никаких хлопот не доставляет. А то что это явно не вполне нормально – да пофиг, кому от невинных игрищ герцога плохо-то? Только вот я – не герцог, и мне все эти игрушки не нужны. Я прекрасно отдаю себе отчет, что, если пойду по пути наименьшего сопротивления, то закончу как настоящий Петр III в дружеских объятьях одного из братьев Орловых, хоть убей не помню какого именно, и его шелкового шарфа. А мне оно надо? Да и не привлекает меня военщина в том виде, в котором привлекала герцога. И я с удовольствием сменю осточертевший мундир на что-нибудь более штатское.

Все-таки мы успели прибыть в столицу до исполнения моего четырнадцатилетия, которое, как мне по секрету сказал перед отъездом Чернышев, Елизавета планировала отметить с невиданным размахом. Вопрос «зачем» не стоял – затем, чтобы меня увидели все те, кто пропустит долгожданную встречу тетки с племянником.

Чем ближе мы подъезжали к Петербургу, тем сильнее меня мучил вопрос, а как вообще знакомиться с Елизаветой? Чмокнуть в руку и свалить в выделенные мне апартаменты? Обнять? Поцеловать трехкратно, как папаша ее любил делать? Ну а что, она же утверждает, что продолжает дело Петра, вот и показать всем, что знаю, кто такой этот самый Петр, вплоть до привычек его. Корф помочь мне в том никак не мог, потому что не знал. Его отправили в Киль практически сразу после переворота, ничего толком не объяснив. Остается надеяться, что Елизавета сама выкрутится из положения и как-то обозначит свои намеренья. Или, что еще лучше, пришлет кого-нибудь, кто все мне объяснит, потому что выглядеть чучелом под прицелом сотен глаз, а я сомневаюсь, что их будет меньше, как-то не слишком хотелось бы. Потому что пятьдесят процентов из этих сотен будут уже на церемонии знакомства оценивать, прикидывать перспективы и определяться с дальнейшими телодвижениями в отношении меня.