И хотя я не совсем понимал, как здоровье короля Швеции связано с моим путешествием, но решил довериться послу. Приглашения доставили с поручным, который был отправлен к фон Брюлю с письмом от Кайзерлинга. Уж не знаю, что Кайзерлинг написал фавориту Августа, но тот без всяких дурацких вопросов отправил два дополнительных приглашения. Хотя, ему-то это практически ничего не стоило. Так, два лишних стула в зал притащить. На музыкальных вечерах даже кормить гостей не надо было, они вполне были сыты духовной пищей. Да и музыкант, как оказалось, работал все-таки на Кайзерлинга, который, в случае отказа, мог его просто забрать, поставив хозяина вечера в весьма неудобную позитуру.

Чтобы уже пообщаться с хозяином и, возможно, с гостями, необходимо было дослушать концерт до конца. Что, собственно, я и делал, стараясь изображать полагающийся восторг. Но, надо сказать, играл паренек вполне прилично, и я даже получил определенное удовольствие. Когда он закончил, слуги тотчас принялись зажигать свечи в зале, а сидящие гости вежливо зааплодировали.

– Иоганн, идите к нам, – махнул рукой Кайзерлинг, раскланявшемуся парню, к которому гости уже начали терять интерес. Парень тут же двинулся на зов, низко поклонившись, подойдя к нам. – Ваше высочество, позвольте представить вам Иоганна Гольдберга. Надо сказать, что сегодня Иоганн играл вариации, которые я заказал у господина Баха, специально для Гольдберга. Но, полагаю, если у вашего высочества возникнут вопросы, то вы и сами их зададите, а я же вынужден вас покинуть, чтобы поговорить с господином фон Брюлем.

Я проводил его взглядом, отметив, что к послу присоединился Корф и они вместе насели на дородного господина, в котором я опознал хозяина дома. Еще раз окинув взглядом зал, в котором убрали стулья, а гости быстренько скучковались, вероятно решая насущные проблемы, я снова посмотрел на музыканта.

– Значит, те… хм… вариации, что вы играли, написал для вас господин Бах? – я задал вопрос, чтобы хоть чем-то себя занять.

– Совершенно верно, ваше высочество, – он кивнул. Было видно, что ему тоже скучно, но он не мог уйти без разрешения от его высочества, приходилось терпеть. Он, наверное, был ровесником герцога, и, сложись все иначе, парень получил бы весьма благодарного собеседника, который обожал музыку, но вот со мной ему не слишком повезло. – Господин Вильгельм Фридеман Бах сначала послушал, как я играю, и даже дал несколько уроков, прежде, чем доверить мне свои вариации. Я все же немного их переделал, под свою манеру игры, чтобы звучание было наиболее плавным, надеюсь, маэстро не будет слишком возражать.

Пока я пытался сообразить, почему Баха зовут не Иоганн Себастьян, а Вильгельм Фридеман, к нам осторожно подошла молоденькая девушка, лет тринадцати-четырнадцати на вид. Выезжать в свет ей было пока по всему рановато, но вот на таких вот музыкальных вечерах она уже вполне могла появляться. Смущенно улыбнувшись, она быстро проговорила.

– Я благодарю вас, господин Гольдберг, за доставленное удовольствие. Эти вариации чудесны. Вы не могли бы мне передать ноты? Я хочу попробовать их разучить.

– Конечно, ваше высочество, вы их немедленно получите, – он поклонился сначала девушке, затем мне и бегом бросился выполнять поручение дамы, пускай даже столь юной. Вот только, ваше высочество? Мы смотрели друг на друга и не знали, что делать, потому что нас должны были представить друг другу, а просто познакомиться – это было бы нарушением этикета. Вот только что делать, если все взрослые дружно на нас забили, и мы оказались в практически патовой ситуации.

– Эм… позвольте представиться, – наконец, я принял решение, чтобы не стоять, как два идиота. Ну и что, что мы нарушим какой-нибудь протокол? Вряд ли от этого кому-то станет хуже. – Карл Петер Ульрих герцог Гольштейн-Готторпский.

– О, – она наклонила голову, а ее щеки окрасил легкий румянец. – Мария Анна София Сабина Ангела Франциска Ксаверия, принцесса Польши и Саксонии, – представилась она и протянула мне руку. Я скосил глаза на стоящую неподалеку пару, и тщательно скопировал мужчину, который в этот момент поцеловал протянутую ему руку дамы.

– Ну вот и познакомились, ваше высочество, – я улыбнулся, думая про себя что не запомнил большую часть имен, которые мне перечислила принцесса. Точно помню только Мария Анна и на этом, собственно, все. Снова повисла неловкая пауза. Я понятия не имел, о чем можно говорить с этой девочкой, да и она, похоже, испытывала подобные же чувства. Ушедший за нотами Гольдберг, похоже, где-то потерялся, потому что минуты шли, а его все не было. – Вам не кажется, ваше высочество, что господина музыканта либо похитили, либо кто-то украл его ноты и он теперь пытается всеми силами их вернуть? – он прыснула, но тут же прикрыла ладошкой рот.

– Да, похоже, что вы правы, ваше высочество. Может быть, нужно его поискать? Вдруг его действительно похитили, и он нуждается в нашей помощи?

– То, что вы сейчас предлагаете, жутко безнравственно, – я понизил голос и слегка наклонился к ней. – Потому что нам никто не поверит, и все решат, что я специально все это придумал, чтобы увести вас из зала и остаться наедине.

– Зачем вам понадобилось бы уводить меня из зала? – она слегка наморщила носик, и я едва не рассмеялся, какая непосредственность.

– Как это зачем, чтобы сорвать ваш первый поцелуй, разумеется.

– Ох, – Мария Анна вспыхнула. – Да, тогда действительно нужно надеяться, что господин Гольдберг сам вскорости найдется. – На этот раз пауза не затянулась надолго. – А вы путешествуете, ваше высочество?

– Можно и так сказать, – ответил я неопределенно, заметив, что Кайзерлинг похлопал Брюля по плечу, о чем-то рассмеялся и после этого направился в мою сторону, в то время как Корф остался рядом с генералом.

– Просто путешествовать зимой, мне кажется немного… – она замолчала на секунду, видимо, подбирая подходящее слово, затем решительно закончили, – несколько опрометчиво.

– Вы очень деликатны, ваше высочество, – я улыбнулся. – Я бы сказал проще и грубее, но я все-таки мужчина. Путешествие зимой – это форменная дурость, вот что это такое. Но, похоже, что у меня нет особого выбора.

– А вы путешествуете куда-то конкретно, или просто так?

– Меня пригласила пожить у себя тетя. Мои родители умерли, знаете ли, – добавил я печально. Сказано это было намеренно, женщины, даже такие юные, любят жалеть кошечек, собачек и сироток. И на этом можно было играть, как потерявшийся виртуоз на клавесине.

– Ох, простите, я не знала, – ну вот, о чем я и говорил, в голосе принцессы послышалось сочувствие. – А где живет ваша тетя?

– В России. Моя тетя – ее величество императрица Елизавета, – добавил я несколько рассеянно, глядя на Кайзерлинга, который продвигался через толпу довольно медленно, постоянно останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми. – Прошу меня извинить, ваше высочество, но мне необходимо ненадолго вас оставить. Я обещаю, что, в отличие от господина Гольдберга, не позволю себя похитить и скоро вернусь, если вы все еще будете желать, чтобы я составил вам компанию, – сказав эту длинную высокопарную фразу на одном дыхании, я отошел от Марии и направился навстречу Кайзерлингу, который, похоже, застрял возле одного из гостей – худого старика с желчным лицом, который что-тот ему выговаривал, едва слюной не брызжа. Добродушное лицо посла не изменилось ни на секунду. Он продолжал улыбаться, и делал вид, что высказывания старика ему жутко интересны.

– … и я хочу просить вас также ходатайствовать о переводе графа Чернышевского обратно в Россию. Своими сближениями с дамами, приближенными ко двору, он дискредитирует и себя, да и меня тоже перед ее величеством, для которой, как вы знаете, супружеская верность является вершиной добродетелей, – собеседник Кайзерлинга оборвал себя на полуслове, заметив меня. Кайзерлинг обернулся, чтобы посмотреть, что же так насторожило старика, и сдержанно улыбнулся.

– Позвольте представить вам, ваше высочество, пана Ланчинского, чрезвычайного посланника к Венскому двору, – он повернулся к своему собеседнику и кивнул, как бы намекая на то, что вот это и есть мое задание от Елизаветы, а ты мне тут голову задурил своим блудливым графом.