– Говори.

– В чём цель Союза?

Делать было нечего. Я не хотел, чтобы у нас осталось какое-то недопонимание относительно моих планов и взглядов, а потому я выложил всё, что удалось выведать у Виноградова.

Катрин слушала со скепсисом. Долго пыталась сообразить, что к чему, а потом выдала:

– Они хотят, чтобы простолюдины были равны боярам? Как может рождённый от безродных быть равным человеку знатных кровей?

– А в чём разница между ними? – спросил я.

– Ну как же? Это простолюдины, а это – потомки великих воинов, наследники древних родов.

– И что? А чем это делает их лучше? Среди простого народа тоже есть те, кто владеет чарами.

Катрин зависла на несколько секунд.

– Но так же было всегда! – нашла она, наконец, довод. – Это же краеугольный камень, на котором держится всё общество.

– Ну а тут, в Александрии, никто не делится на бояр и простолюдинов. Тут людям хуже живётся? Тоже общество на чём-то держится.

– Моё дело – служить, а не рассуждать. Философствования ведут к моральному разложению и разрушению устоев. Так нам говорили.

– Насколько же у тебя мозг забит всякой ерундой, – вздохнул я.

– Прости, мне и правда сложно понять то, что ты говоришь, – Катрин снова наморщилась лоб, соображая, что ещё можно возразить, а потом спросила:

– Допустим, всё получится так, как хочет Союз сильных... Ну а кому тогда я буду служить, если великих родов не станет?

Я аж рассмеялся:

– Не волнуйся. На твой век службы хватит. Если общество когда-то и изменится, то очень и очень не скоро. Может быть, даже не при нашей жизни. Но постарайся, пожалуйста, понять мою точку зрения. Для меня это важно.

– Ладно, я обязательно постараюсь это сделать.

– Хочу, чтобы ты знала, – я взял Катрин за руку, – я очень ценю то, что ты служишь мне.

Я смотрел ей в глаза и еле сдерживался, чтобы не поцеловать. Я никак не мог разобраться со своими чувствами. Да, тут в городе была Таня, но Катрин тоже для меня многое значила. Тем более я не знал, придёт ли сегодня Таня. Она настолько увлеклась своим делом, что забыла про меня. Или её чувства охладели? С другой стороны, она могла вернуться в любую минуту и застать нас. А я бы не хотел, чтобы всё произошло именно так.

Я поднялся со стула:

– В общем, завтра постараемся отбыть в Спрингтон. Надеюсь, местные нас отпустят, – я улыбнулся. – Спокойной ночи.

Вернувшись к себе в номер, я сел на кровать и задумался. Тане я тоже собирался в скором времени поведать о своих намерениях, и кто знает, как она их воспримет, особенно то, что я должен жениться на другой. Захочет ли Таня вернуться в Россию? Захочет ли она дальше быть со мной, довольствуясь местом в свите и ролью любовницы? Вряд ли я смогу «купить» её обещаниями богатой и красивой жизни. Она презирала это. Для неё было важно совсем другое.

Так и не дождавшись своей возлюбленной, я лёг спать, оставив зажжённым фонарь на столе на случай, если она вернётся ночь.

Проснулся я от того, что кто-то обнял меня. Я повернулся: Таня залезла ко мне под одеяло.

– Я тебя так не дождался, – пробормотал я спросонья.

– Прости, пожалуйста, – прошептала она. – Очень много дел. Я только и думала, чтобы поскорее вырваться к тебе. Но там люди. Им нужна помощь.

Проснулись мы рано. Точнее, проснулась Таня и начала собираться, чем и разбудила меня. Я разлепил глаза. В окошко бил утренний свет.

– Какой час? – пробормотал я. – Не рано?

Таня надевала платье:

– Уже семь утра. Мне надо бежать. В больнице сейчас только один врач, и он уже сутки не спал. Я должна сменить его. Меня и так еле отпустили.

– Погоди, – я приподнялся. – Задержись немного. Дела подождут, хорошо? Мы должны поговорить о нашем будущем. Это очень серьёзно. И сделаем мы это сейчас.

Таня замерла и испуганно уставилась на меня своими большими зелёными глазами:

– Ладно, хорошо, – произнесла она, – давай поговорим, если хочешь.

Почти всю обратную дорогу я молчал. Было тяжело на душе и болтовнёй заниматься не хотелось. Таня отказалась ехать, и меня это огорчило. Встретившись после трёхмесячной разлуки, мы были вынуждены расставаться снова, на этот раз навсегда.

Я рассказал ей всё: и о намерении возглавить род, и о целях Союза, и о том, что мне придётся жениться на другой, и пусть я сам не рад такому, но положение обязывает. Таня слушала молча, время от времени кивая и поджимая губы. А потом заявила, что здесь она нужнее и что в Россию больше не вернётся. Я пытался переубедить её, приводил доводы и аргументы, которые должны были повлиять на её решение, наобещал кучу всего, даже апеллировал к тому, что, став приближённой главы могущественного рода, она сможет заниматься благотворительностью... Но всё оказалось напрасно. Таня хотела остаться.

Ну а мне вместе с Катрин и другими моими спутниками надо было возвращаться в Спрингтон. Мы задержались ещё на день, чтобы найти транспорт и немого помочь местным. А на следующее утро выдвинулись в путь.

Мы потеряли полуторку, которая после попадания снаряда превратился в груду бесполезного металлолома, зато приобрели ещё одну трофейную бронемашину. На заводе нашёлся старый грузовик с угольной топкой и брезентовой крышей. В нём-то мы и разместились всем составом за исключением Кузьмы, которому предстояло вариться в душной кабине бронепаромобиля. Потом, правда, мы решили ехать за баранкой этого пылесоса по очереди, поскольку одному человеку находиться десять часов в раскалённой на солнце стальной коробке – та ещё пытка.

А вот трофейное оружие мы почти всё оставили защитникам Итоби. С собой забрали только демонтированный с подбитой полуторки пулемёт и немного собранных с противника патронов, да ещё Ахмед нашёл себе винтовку посовременнее: пятизарядную со скользящим затвором.

Выдвинулись мы ранним утром, а во второй половине уже дня прибыли в Спрингтон. Первым делом отправились в штаб. Перед мэрией стояли грузовики. Похоже, охрана рудников уже вернулась. Пока мы ждали Добронравова, которого в штабе не оказалось, я поспрашивал сидевших в мэрии бойцов об операции в Пуэстосе. Новости были неутешительные: после короткой стычки отряду Белозёрова пришлось отступить. Пятеро были убиты, более десятка ранены.

Когда Добронравов явился в штаб, он сообщил нам тоже самое. Мы все – я, Катрин и трое моих сослуживцев – сидели в комнатушке, где располагался наш командный центр, я доложил об и итогах поездки в Итоби и спросил, как дела в Пуэстосе.

– Не рассказывают толком, что произошло, – ответил Добронравов. – В засаду какую-то попали – не понятно.

– Да, попали в засаду недалеко от Пуэстоса, – подтвердил Алваро, который тоже пришёл нас послушать, – а потом ещё и в самом городе их встретили пулемётным огнём. Мне ребята в больнице рассказали.

– Бронемашин не было? – спросил я.

– Они не видели, – пожал плечами Алваро.

– Значит, на юге у нас крупная группировка, – подытожил я. – Будем готовиться к нападению? Как скоро они придут?

– Готовиться, конечно, будем, – согласился Добронравов, – вот только не думаю, что банда решится напасть. Какой резон сюда соваться? Сам посуди. Возможно, они уже знают или узнают очень скоро, какая судьба постигла их приятелей. Грабить тут больше нечего, в каждом городке люди уже готовы дать отпор, да ещё и армия прибудет со дня на день. На их месте разумнее всего было бы собрать манатки и свалить обратно к себе в горы или откуда они там вылезли.

– Что ж, ваши рассуждения разумны, – сказал я. – Но не захотят ли они поквитаться за своих?

– Будем готовиться к худшему, – объявил полковник, – но даже если они сюда сунутся, их ждёт поражение. С двумя бронемашинами мы и батальон пехоты сдержим, что уж говорить о толпе дикарей?

Тем временем солнце клонилось к закату, и мы с Катрин отправились домой, чтобы отдохнуть от долгой дороги, перекусить и вернуться в штаб. Я познакомил дружинницу со своими новыми жильцами, а на обратном пути сообщил, что Генри владеет огненными техниками, и Виноградов советует взять его с собой в Россию. Катрин возражать не стала. Она вообще со мной никогда не спорила, за исключением того случая, когда я сообщил о намерениях Союза сильных сменить общественный строй в Российской Империи.