– То-то и есть, что не имеешь ты желания вести разговор на серьёзную тему, – сказал он и встал. – Ну, как хочешь., в данном случае ты хозяйка положения. И, поскольку ты против, убеждать не буду. Словом, решай сама. И не сердись, у нас всё ещё впереди, – он посмотрел на часы. – Однако пора. А у тебя прошу прощения.

Он ушёл.

Чтобы не расплакаться, выпила стакан воды. Позвонила Ира, спросила, как дела. И тут же стала говорить о своих делах – о нескончаемой работе, прытко растущих ценах в магазинах, и, главное, о том, как она себя чувствует в «интересном положении».

– Представляешь, всё время хочется селёдки с картошкой. И дома, и на работе, и в транспорте. Иногда ем, но чаще запрещаю себе. Николай подозревает, что наш будущий сын станет капитаном дальнего плавания – любит солёное. А что у тебя с этим?

– Нет, всё нормально. Думаю, как будет дальше. Такое беспокойное время. И наши никак не могут договориться с этими. Всё думаю, родятся дети, а что их ждёт? Какая жизнь, если всё так шатко?

– Любочка, не бери в голову. Захотят жить по-человечески – поладят. Коля говорит, что, бывало, и не таким вставляли мозги и этим вставят. Не сомневайся.

– Лихо ты, – рассмеялась Люба. – Если бы от меня зависело, я бы тебя главным начальником страны поставила.

– Так ставь, не подведу. Уж если мы с тобой в себе деток комплектуем и готовим их на выход, то и со страной как-нибудь управимся. Что называется, не боги горшки обжигают.

– Ладно, оптимистка, не задавайся. Кто-нибудь со стороны, послушав наш разговор, подумал бы, что мы слегка того. А может, и не слегка. Давай о чём-нибудь другом.

– И я того же мнения. Коля недавно мне говорил, что у него с Виктором какие-то разногласия. Они теперь почти не общаются. Это при том, что раньше и дня не могли прожить друг без друга.

– Не знаю. Мой молчит. Хотя, да, раньше всё время вспоминал Николая. А теперь перестал.

– Может, слегка поостыли? И мы с тобой частично отняли их друг у друга. Надо вчетвером встретиться. Хочешь, у меня?

– Давай у тебя. Но, полагаю, они сами разберутся. Наше дело думать о другом. Всё, пока. До следующего контакта.

Люба убрала телефон и стала собираться на работу.

Ирина не ограничилась разговором с Любой. Почувствовав, что подруга не в себе, позвонила мужу и выказала тревогу. Николай поначалу предложил перенести обсуждение на вечер, но, решив, что это обидит её, сказал, что у Любы и Виктора есть давнишние проблемы, с которыми сиюминутно никак не разобраться. А вот с чем они связаны, говорить не стал.

– Погоди-ка. У тебя с ним раскол? – спросила Ира.

– С чего ты взяла?

– Мне кажется, в последнее время вы как-то отдалились друг от друга. Встречаться перестали, не звоните. А где тогда ваша легендарная мужская дружба?

– Конечно, меньше контактируем. Оба взрослеем, стали серьёзнее ко всему относиться. К тому же много работы, семья. Ты ведь тоже с Любой не так часто встречаешься.

– Ну так это из-за вас, ребятушки. Из-за того, что вы утеряли один к одному приятельский интерес. Ты бы поговорил с Виктором.

– О чём?

– Если у вас немного разладились отношения, не допускайте большего. Хочешь, вместе поговорим? И не нужно откладывать дело в долгий ящик. Боюсь, как бы не зашло у них слишком далеко.

– Ты о чём?

– Всё о том же. Не нравится мне Любино настроение. Вы там вместе на работе, загляни к нему, ладно?

– Мы вместе, но мы не эти… которые не разделены друг с другом.

– Сиамские близнецы?

– Да, ксифопаги.

– Тоже придумал! При чём тут ксифопаги? Я имею в виду, что Любу надо поддержать. Она молчаливая, но порывистая, мне давно известно. Может учинить такое, чего от неё никто не ждёт.

– Например?

– Того и гляди, возьмёт и повесится.

– С какой стати? – спросил он, хотя понимал, что у Виктора с Любой назревают малоприятные развороты. – Говорят, время лечит. Будем надеяться. А ты не бери в голову и не паникуй. У Любы достаточно ума, чтобы разобраться в семейных делах.

– Ох, я думаю, тебе этого не понять, милый Коленька. Ты слишком благополучный. Этакий красивый городской фонтанчик с кристально чистой водичкой. А время лечит только то, что само проходит.

Она отключила телефон, а Николай сходил в управление за образцом Соглашения о транспортной безопасности, и на обратном пути заглянул к Виктору. Тот удивился, но не обрадовался другу. Вышли на лестницу. Виктор спросил:

– Что-то случилось?

– В целом, ничего особенного. Твоя Люба с Иркой по телефону общалась. Короче, Ирка сказала, что Люба как будто в плохом настроении. Боится, чтобы чего-нибудь не выкинула.

– Так вот откуда сквозняки. Да, чуткая и отзывчивая у тебя жена, позавидовать можно. Только скажи Ирочке, что напрасно она переживает. Просто сегодня малость поговорил с Любой насчёт того, чтобы повременить с ребёнком. Она ни в какую. Поэтому будем носить.

– Не надумал пожить с ней отдельно от родителей? Квартиру ты снял, оба работаете. А родится малыш, назад переберётесь. Бабушка и дед помогут взращивать потомка. Не знаю, как тебе, а мне бы это подошло.

– Нет, Коль, шутки и я люблю. Но шутки, а не глупости. Я ещё до конца не разобрался в своих чувствах к Любе, но, если честно, понимаю так, что не быть нам вместе. Не быть, до тебя это доходит? Женившись, я не увеличился в размерах, а сделался как будто меньше. Тебе это о чём-то говорит?

– Становись отцом, станешь вдвое больше.

– Или, наоборот, вообще стану мандариновой долькой, – рассмеялся Виктор, довольный своим остроумием. – Ведь по жизни как выходит? Чем больше у матери детей, тем величественнее мать. А если при ордене, то мать-героиня. А чем больше детей у отца, тем меньше отец. И никакого ордена. Ты разделяешь моё понимание?

– Я не хочу это слушать, давай оставим. Ты в своём уме?

– Как ни странно, да. Пока что своего хватает. Или, если всё-таки быть с Любой, то крайне короткое время. Подобный исход мне давно подсказывает моя интуиция. Ирине, конечно, огромное спасибо за участие, но здесь уже ничего не поправить. И тебе спасибо, ты настоящий друг. Хотя в последнее время ощутимо сказывается твоя солдафонская сущность.

Николай выпрямился, не ожидал он таких слов.

– Солдафонская?

– Именно. – И не лезь не в свои дела.

– Что ж, ваше суверенное право. Хотел, как лучше, но…

– Извини, ждут в отделе, и потому до новой встречи. Привет Ирине, у тебя отличная жена!

Николай ничего не ответил и пошёл к себе. И что тут ответишь, когда не только ему, но и всей медицине не по силам вернуть друга в нормальное состояние. Хотя, если провести встречу вчетвером, возможны какие-то подвижки. Но согласится ли он?

Андрей Евгеньевич позавтракал вместе с женой и детьми, отвёл сына в детсад и приехал в следственный отдел. Первый, кого он встретил, был капитан Дорофеев.

– Как дела? – спросил Маков. – По Смоленской разобрались?

– Там нет особых сложностей, – сказал Дорофеев и энергично потёр себе виски. – Графологи подтвердили, что прощальное письмо изобразил именно самоубийца.

– Укажите в рапорте и отдайте секретарю.

– Нет секретаря, ушла в декретный отпуск.

– Ага, я так и думал. И кто теперь вместо неё?

– Пока никто. Скачков решает.

– Тогда мне. Что с мамашей? Она то хоть жива?

– Жива. Отпустили её из больницы. Хмелёв передал ей ключи. Потеряв сына, в короткий срок стала буквально седая. Значит, что-то было не так в твоих с ним отношениях. – сказал Дорофеев и снова потёр виски. – Я бы судил таких дамочек за преступную халатность в отношении детей. Тогда и другие бы задумались, как нужно обращаться с детками.

Два года Маков работает с капитаном Дорофевым – исполнительным и чётким, готовым, не щадя сил и времени, заниматься розыскным делом. И многое им удаётся даже в самых, казалось бы, трудных ситуациях. Надо – значит надо, и весь вопрос. Хотя в одном не идеален – любит выпить. И сейчас Маков понял, что его помощник накануне слегка перебрал, поэтому излишне критичен в отношении несчастной женщины. Легче всего теперь ткнуть пальцем в самого близкого к покойнику человека и обвинить его в недосмотре. И не обмолвиться о тех, кто влияет на нас, кроме наших отцов и матерей. Разрушительно влияет. И где государство, способное противостоять этому? И где люди, которые, по вменённой им обязанности должны ограждать растущие особи от роящихся вокруг них изъянов и пороков?