— Совпадение! — усмехнулась Жади, укоризненно качая головой.

— Мы с Саидом учились в одном университете в Бразилии и когда-то были дружны. Когда ты исчезла, он позвонил мне, назначил встречу и рассказал вашу историю. Я отказался помогать ему тогда, Жади.

— Как интересно!

— Отказался, потому что понял, — с болью в голосе произнес Зейн, — как плохо тебе было в этом браке, и как сильно ты стремилась к свободе. Я понял тебя, Жади.

— Зейн… — Жади устало прикрыла глаза и помотала головой.

— А потом я приехал к донне Флоринде и увидел тебя. Жади, — он подошел ближе и заглянул ей в глаза, — я не могу передать того, что я почувствовал в ту минуту. Жади, я полюбил тебя.

Она вздрогнула, как от удара током, и испуганно обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от чего-то извне или внутри себя.

— Наверное, я должен был быть откровенен с тобой с самого начала, но я побоялся, что ты перестанешь мне доверять. Я не хотел напрасно пугать тебя.

— Почему я должна тебе верить? — полушепотом спросила Жади. — Назови хотя бы одно доказательство твоей бескорыстности. Да, возможно, я понравилась тебе. Я нравлюсь многим. И ты вместо того чтобы вернуть меня хозяину, решил оставить игрушку себе?

— Ты несправедлива ко мне, Жади! — в голосе Зейна зазвучала обида. — Разве я чем-нибудь оскорбил тебя? Словом, делом, взглядом?

— Я не знаю, — глаза Жади наполнились слезами. — Я больше не верю мужчинам, ни одному. Вы очень странные и жестокие создания. Ради своих интересов вы, улыбаясь в лицо, готовы воткнуть нож в спину. Жизнь многому научила меня, Зейн. Я уже не та восторженная восемнадцатилетняя девочка, которая рисковала всем, которая не боялась быть забитой плетьми только потому, что любит.

— Жади…

— Любовь ничто в этом мире. Это просто фарс, иллюзия, мираж, за которым ты бежишь навстречу своей погибели.

— Жади, я тоже так когда-то думал, — Зейн приблизился к ней вплотную и, не встретив никакого сопротивления, протянул руку к ее лицу. — Я презирал любовь. Считал ее не более чем реакцией химических веществ в головном мозге, воспетой поэтами. Все изменилось, когда я встретил тебя, все.

— Зейн, не надо… — закрыв глаза, прошептала Жади.

— Я хотел бы, чтобы все было по-другому, — он, как завороженный, скользил пальцами по ее щеке. — Хотел бы встретить тебя при иных обстоятельствах, не причинять тебе невольно той боли, которую причинил, но все случилось именно так, как случилось. Ты веришь в судьбу, Жади?

— Верила когда-то, — выдохнула Жади, борясь с невероятным по силе искушением.

— Что же изменилось? — тихо спросил Зейн, низко склонившись над ее лицом.

— Я, Зейн, — прошептала ему почти в самые губы Жади. — Я изменилась.

Он порывисто прильнул к ее губам, а она не отпрянула. Они целовали друг друга жадно, безумно, растворяясь в этом поцелуе без остатка. Земля уходила из-под ног, куда-то исчезли пространство и время вместе со своими заботами, перипетиями и трагедиями. В неистовом слиянии губ и сплетении рук имело значение только одно чувство, ярким пламенем горевшее в сердцах обоих.

— Зейн! — Жади внезапно оттолкнула его от себя, как ядовитого скорпиона. — Не приближайся ко мне! Не надо!

— Жади, в чем дело? — едва отдышавшись, растерянно спросил Зейн.

— Я больше не попадусь в эту ловушку! — в исступлении восклицала она. — Я знаю, чем все закончится, я не хочу, не хочу!

— Жади, умоляю, успокойся! — Зейн попытался схватить ее за плечи.

— Обманщик! Ты обманщик, ты все время обманывал меня! — пришла в ярость марокканка. — Я не ваша марионетка, я никому больше не позволю играть с моей жизнью!

— Жади, прошу…

— Хватит, Зейн, — Жади тяжело дышала, как раненая пантера. — Больше никакой лжи… Никакой…

Она развернулась и побрела по мостовой, всхлипывая и еле держась на ногах от бессилия.

— Жади! — в последний раз отчаянно окликнул ее Зейн. — Пожалуйста, не уходи! Я люблю тебя!

Жади обернулась. По ее лицу текли слезы.

— Не ищи меня больше, Зейн, — устало проговорила она. — Все кончено. Поезжай в Рио, тебе больше нечего здесь делать. Не ищи меня…

========== Часть 86 ==========

Когда эмоции улеглись, отзвучали счастливые возгласы и поздравления, высохли слезы умиления и все в приподнятом состоянии духа покинули комнату Лукаса, Иветти осталась наедине с пасынком.

— Ну что, Лукас, ты счастлив? — с мягкой улыбкой спросила она его.

— Иветти! — Лукас буквально светился изнутри. — И ты еще спрашиваешь! Мне кажется, ты стала счастливым талисманом этого дома. Ты появилась, и все начало налаживаться.

— Лукас, ты преувеличиваешь мои заслуги, — вновь улыбнулась ему новоиспеченная мачеха. — Я думаю, тебе был дан знак свыше, что пора начинать новую жизнь.

— Новую жизнь?

— Да! Лукас, у тебя появился шанс начать все с начала, не упусти его!

— Иветти, когда мне так говорят, я всегда теряюсь, — смутился Лукас. — На меня сразу сваливается такая ответственность, что я не знаю, что с ней делать. Знаешь, Иветти, я хотел бы просто… жить. Я не хочу ничего анализировать, стремиться к каким-то высотам, за кем-то тянуться, достигать, побеждать — мне все это не нужно. Не нужно, Иветти. Не все люди по натуре завоеватели и победители.

— Это ты-то не победитель? — хмыкнула Иветти. — Ты так отважно сражался и сражаешься с болезнью!

— Это другое. Когда в нашем доме появился этот парень, клон, поначалу это ранило меня так сильно, что я впал в настоящее отчаяние. Мне была невыносима мысль, что кто-то проживет мою жизнь за меня, проживет правильно, не повторяя моих ошибок. Но потом я подумал: так ли уж счастлив этот парень? Разве он не ошибается? Разве он не может оступиться на своем пути? Может. В конце концов, мы оба смертны. Какой тогда смысл сравнивать нас: кто лучше, а кто хуже, кто воспользовался своими шансами, а кто не воспользовался? К чему это соревнование, бег наперегонки с самим собой? Я достаточно гнался за призраком Диогу, но больше не хочу. Я вдруг почувствовал себя свободным.

— Лукас! — Иветти покачала головой.

— Я хочу поскорее начать ходить снова. Это не так уж мало, Иветти. Жизнь — это уже немало, ведь у кого-то судьба отнимает и ее.

— Нет, Лукас, я не люблю довольствоваться малым, — блондинка гордо подняла голову. — Жизнь — это праздник, из нее стоит брать максимум. Неужели нужно, подняв руки, просто плыть по течению? Так и состаришься, и умрешь, а счастья не увидишь.

— Мы с тобой разные, — улыбнулся Лукас. — Меня делали несчастным те рамки, в которые я сам себя загнал. Да, Иветти, ты не ослышалась: не мой отец, не Маиза, не Далва или кто-либо еще, а я сам. В моем воображении существовал образ идеальной жизни, образ счастливой жизни. Того счастья, которое могло бы быть, но не случилось. Я и оправдывал себя, но и страшно корил за то, что не был достаточно смел, достаточно дерзок, чтобы воплотить этот образ в реальность. А смелости и сил мне все же не хватало. Я долго бегал по замкнутому кругу, в результате чего просто высох изнутри.

— Не могу не согласиться с этим. Лукас, ты всегда казался мне излишне склонным к самобичеванию.

— Возможно, я просто старею, — Лукас рассмеялся. — Но я такой, какой я есть. У меня больше нет желания сесть на коня, взять меч и отправиться сражаться с драконом, а после штурмовать башню с прекрасной принцессой.

— Лукас! — с возмущением воскликнула Иветти. — Как ты можешь так говорить? Ты еще так молод, у тебя вся жизнь впереди! А как же Жади? Ты хочешь сказать, что больше не намерен сражаться за вашу любовь?

Лукас задумался и помрачнел.

— Жади… Если я только однажды увижу ее вновь. Но если вдруг у нас что-то не получится или получится не так, как мы мечтали, — он рассеянно потер пальцами мочку уха, — это не будет для меня мировой трагедией.

***

— Мел! — позвала Маиза дочь, которая пришла навестить семью по радостному поводу.

— Да, мама? — откликнулась Мел.

— Идем, дочка, я хочу с тобой поговорить.