— Ты утрируешь.

— Нет, Альбьери, я не утрирую, это ты недопонимаешь элементарных вещей. Слушаю! — Леонидас все тем же раздраженным тоном ответил на перебивший его пламенную речь телефонный звонок. — Лобату, как хорошо, что ты вышел на связь! Я уже сам хотел звонить в гостиницу и узнавать, где вы пропадаете с Лукасом… Что?! — мужчина резко изменился в лице, услышав какую-то неприятную весть.

— Все в порядке? — подал наконец признаки заинтересованности Альбьери. — Что-то случилось с Лукасом?

— Как это произошло? Как он сейчас себя чувствует? — замахал рукой на старого приятеля Феррас, дабы тот не мешал ему разговаривать. — Только этого не хватало! Ладно, я понял тебя. Будь на связи, я прилечу ближайшим рейсом.

— Да что же стряслось, в конце концов?

— Я так и думал! — взревел Леонидас, будучи уже на пределе. — Я нутром чуял, что добром эта поездка не кончится! Лукас оказался в больнице! Упал с высоты.

— Как?! — не на шутку встревожился Альбьери.

— А я откуда знаю? Лобату двух слов связать не может, не иначе как напился.

— Леонидас, я сам туда полечу, — доктор вызвался помочь крестнику. — Я переговорю с врачами, организую перелет, все будет хорошо. Доверься мне, лишние переживания тебе ни к чему. Вот увидишь, с Лукасом не произошло ничего страшного, если бы произошло, тебе бы уже сообщили.

— Сеньор Леонидас? — в дверях послышался надменный женский голос. — Что-то случилось?

— Случилось, Маиза. Еще как случилось. Твой инфантильный муж умудрился упасть с высоты и теперь находится в больнице.

— Неужели? — равнодушно произнесла Маиза, ни одной ноткой не выдав волнения. — Он что же, пытался забраться ночью в окно к возлюбленной?

— Маиза! — искренне возмутился Альбьери. — Как ты можешь говорить такое?

— А что? Лукас мне больше не муж, во всяком случае, он сам уже не считает себя моим мужем, почему я должна переживать из-за его безрассудных поступков? Пусть за него переживает та, ради которой он их совершает.

— Между прочим, в этом есть доля и твоей вины! — упрекнул ее Леонидас. — Если бы вы строили свой брак, как два взрослых человека, Лукас бы не застрял в возрасте мальчишки!

«Какое точное определение: застрял в возрасте мальчишки», — усмехнулась про себя Маиза. Она ничего не ответила на претензии свекра и, гордо вздернув подбородок, поднялась наверх, к себе в комнату, где наконец могла сбросить маску хладнокровия. Нет смысла притворяться перед зеркалом, и Маиза устало взглянула в глаза своему отражению, где словно бы увидела двадцать лет, потраченных впустую. Женщина задумалась: что, если бы когда-то она выбрала другой путь, другого человека? Какой стала бы ее жизнь к этому времени? Если бы ей, как по волшебству, довелось встретить юную Маизу, она сказала бы, чтобы та бежала без оглядки и строила свою судьбу совсем иначе. Сеньора Феррас с горечью улыбнулась — она не выбрала бы иную дорогу даже тогда. Вот, что было хуже всего.

***

Лобату на пару с Али осторожно вошли в палату к больному. Оба, не сговариваясь, прятали взгляд и не знали, с чего лучше начать беседу. Али заговорил первым с вымученной улыбкой:

— Лукас, ты нас всех очень удивил! Ходили слухи, что весь Фес можно обойти по крышам, но я даже представить не мог, что кто-то решится проверить это утверждение на практике! Как ты себя чувствуешь?

— Сеньор Али, Лобату, — Лукас пристально следил за гостями с тех пор, как только они показались в дверях, — я вижу, вы хотите мне что-то сказать, но не решаетесь. Ну же, смелее.

— Лукас, — подал голос Лобату, — тебе показалось, мы всего лишь пришли справиться о твоем здоровье. Я уже звонил несколько раз Леонидасу, скоро здесь будет Альбьери и займется твоим перелетом домой.

— Лобату, — больной закатил глаза, — я не чувствую ног. Вообще. Вы уже в курсе, но не хотите меня беспокоить, а может быть, вам известно то, чего пока не знаю я. Так?

— Лукас, — Али прислонился рукой к каретке больничной койки и сочувственно посмотрел на него, — в жизни случается так, что Аллах иногда посылает нам испытания. На первый взгляд, они кажутся человеку неподъемной ношей, которую он не в силах понести, но истина в том, что Аллах никогда не дает нам горестей больше того, что мы способны вытерпеть. Человек гораздо сильнее, чем он сам о себе думает.

— Я не смогу ходить? — напрямую задал вопрос Лукас. — Говорите, я имею право знать!

— Лукас… — Лобату в нерешительности взглянул на Али, будто просил его одобрения. — У тебя серьезная травма позвоночника, лечение будет непростым и долгим. Ты должен морально настроиться на борьбу.

Больной тяжело вздохнул и устремил взгляд в потолок — опять эти недомолвки. Лобату абсолютно не умеет притворяться, у него просто не хватает смелости выложить все, как есть. Меньше всего на свете в этот момент Лукасу хотелось разговаривать с кем-либо. Али дал знак спутнику, чтобы тот больше не тревожил его.

— Что ж, врач предупредил нас о том, что тебе пока нельзя переутомляться, — спокойно произнес Али. — Тебе нужно отдыхать и набираться сил, чтобы побороть болезнь, а завтра мы навестим тебя снова. До свидания, Лукас. Подумай о том, что я тебе сказал, — на прощание обернулся на пороге мудрый араб.

Дверь закрылась за посетителями, и Лукас остался наедине со своими тягостными мыслями. «Побороть болезнь», — прозвучало эхом в голове, словно издевка. Разве это грипп, чтобы его взять и побороть? Из глаз впервые за то время, пока Лукас находился в сознании после операции, градом покатились слезы, которые он совершенно не пытался сдерживать. Он предполагал, что Лобату из жалости решил не шокировать его вот так сразу известием об инвалидности, но в некоторых случаях лучше уж рубить с плеча, чем отрезать по кусочкам. Жаль, что окружающие этого не понимают из-за якобы «заботы».

Жизнь устроена странно. Еще вчера миром Лукаса была его любовь к Жади, стремление во что бы то ни стало отвоевать у судьбы право на счастье, которое ускользало от них двоих так долго. Двадцать лет он думал, что его связывают по рукам и ногам путы безысходных обстоятельств, но теперь понял, что значит безвыходная ситуация в прямом смысле этого слова. Быть узником собственного тела, вернее, собственной немощи, куда ужаснее, чем заложником родительского авторитета или ответственности перед дочерью. Все происходящее казалось кошмарным сном. Лукасу страшно было даже подумать о том, что такие доступные для большинства людей вещи, как самостоятельно встать с кровати, дойти до кухни и налить себе воды, своими ногами спуститься или подняться по лестнице, прогуляться босиком по пляжу, где набегающие волны щекочут ступни, да просто способность пойти туда, куда необходимо, не пользуясь неповоротливой инвалидной коляской, остались для него в прошлом. На долгое время, если не навсегда. Как мало, оказывается, человеку нужно для счастья! Ну почему он выдумывает себе тысячу проблем, когда на самом деле не имеет ни одной?.. Его мир больше не Жади, Жади осталась где-то там, в прошлой жизни, в здоровой жизни. Его мир отныне — это больницы, четыре стены и кровать, а больше в нем Лукасу ничего и не требуется.

Размышляя так, он не заметил, как дверь в палату вновь легонько отворилась. Перед Лукасом возник женский силуэт в черной парандже, которую посетительница тут же сорвала с себя. Улыбаясь белоснежной улыбкой, на него горящими от любви глазами смотрела Жади.

========== Часть 2 ==========

Отбросив паранджу, раздобытую специально для того, чтобы незаметно проникнуть в больницу, Жади тут же бросилась к любимому и обняла его настолько крепко, насколько это было возможно в его положении. Он почувствовал знакомый аромат ее духов — такой родной и такой далекий одновременно, будто отголосок нормальной жизни, отсеченной от Лукаса всего одним роковым мгновением. Больной закрыл глаза и прислушался к сердцу, пытаясь хотя бы на секунду перенестись душой в те недавние счастливые часы, но от этого становилось еще более горько.

— Лукас! — с нежностью сказала Жади, отстранившись от него наконец. — Я так переживала за тебя, я места себе не находила! Что они с тобой сделали?..