— Один? — третий голос раздался с другой стороны, но повернуть голову Юлиану не дали. Чужой палец издевательски смял его мягкие губы и протолкнулся в рот, скользя по языку и оттягивая щеку в сторону. Парень зажмурился, его лицо подрагивало от отвращения. Он дернулся, едва слышно застонав, когда над его ухом шумно потянули воздух. Палец медленно покинул его рот, измазывая губы в вязкой слюне.
— Один, — корчмарь хмыкнул.
— Приятно пахнет…
Бард ахнул и сильнее вжался в стену, когда чужая ладонь крепко сжала пах сквозь одежду. Он попытался закрыться и отстранить их, но его руки перехватили с двух сторон, наблюдая за тем, как омега мелко подрагивал, срываясь на тихий жалобный скулеж, когда его член принялись мять сквозь грубую ткань. Лютик ощутил, как с него стягивают красный щегольской камзол.
— Пожалуйста, не надо… — непослушными губами забормотал бард, уже ни на что не надеясь, но на член сквозь ткань надавили сильнее и парень едва не зарыдал, слыша в своём же голосе непривычные нотки истерики.
— Шлюха, как обычно. Как все они, — как-то едва ли не философски изрёк корчмарь, жадно наблюдая за тем, как со слабо сопротивляющегося омеги срывают рубашку. — Течет как подросток. С нас-то какой спрос?
Мужики глупо гоготнули.
— Сколько тебе? — барда снова грубо схватили под челюстью, и тот испуганно уставился на некрасивое лицо в паре сантиметров от себя. Изо рта говорящего настолько скверно пахло, что даже в такой момент Лютик скривился от отвращения. — Ах ты, паскуда… морду воротит.
В коридоре послышались шаги.
— Мы ещё кого-то ждем? — грузный альфа, сидевший между его ног, выпрямился и встал, уже готовый расстегнуть штаны, но прикрытая дверь распахнулась и слетела с таким грохотом, что все трое аж дернулись.
— Лютик…
Бард единовременно и испытал невероятное облегчение и похолодел, потому что возникший в дверях Геральт посмотрел на него таким нечитаемым взглядом, что все внутри сжалось и перевернулось. Судя по всему, ведьмак добрался до того же постоялого двора, что и он. Мужчину не могла не привлечь странная мешанина запахов, а «дама в беде» была для ведьмака одним из любимых поводов погеройствовать и главным способом удовлетворения чувства справедливости.
Лютик боялся представить, насколько жалко и развратно в тот момент выглядел. Он ощутил легкую панику, когда осознал, что Геральт, возможно, подумал, что он сам всего этого захотел. Однако не подумал. Его гнев бард ощутил кожей и вжался в стену спиной, испуганно наблюдая за тем, как ведьмак одним быстрым ударом сбил с ног несколько оторопевшего грузного альфу. Второй, помоложе, который только Лютика удерживал, испуганно поднял ладони.
На этом моменте Лютик зажмурился. Где-то рядом раздались звуки громких ударов и возня. Когда бард открыл глаза, в комнате он был один. Корчмаря Геральт рывком за грудки выволок в коридор и, судя по угрожающему тону, давал ему какие-то не слишком нежные напутствия. Корчмарь, с разбитым в кровь лицом и распухшей губой, нервно закивал и что-то ответил. Но Лютик уже едва слышал.
Он вцепился зубами в своё запястье. Его буквально трясло от неунимавшегося возбуждения. Он когда-то читал, что оно не пройдет до конца течки. Тогда это казалось забавным, теперь Лютик был от этого в ужасе. Он подтянул ноги к груди и тихо завыл в ладонь, крепко зажмурив глаза. Парень, беззлобно посмеивавшийся над этой темой, никогда не предполагал, что течка может настолько парализовать всю волю.
Ведьмак вернулся в комнату и отстраненно стоял рядом, молча сверля барда тяжелым взглядом. Только сейчас Лютик заметил, что плачет, крупно содрогаясь от частых беззвучных вдохов:
— Геральт… — чужой такой знакомый и такой успокаивающий древесный запах заполнил комнату, отчего омега потёк ещё сильнее. Лютик даже не решался поднять на своего друга взгляд, буквально сгорая со стыда. — Белый Волк, запри меня здесь. Пожалуйста. Я не могу…
Видеть Лютика таким было для ведьмака непривычно. Тот хоть и был далеко не самым смелым и стойким спутником, но ещё ни разу не позволял себе в присутствии Геральта слёз. Ведьмак подошёл к омеге, склоняясь над ним и вдыхая усилившийся манящий аромат.
— Было бы на что запирать, — мужчина кивнул в сторону двери или, вернее, жалких её останков. — Пойдем-ка, будет разговор.
Лютик, едва соображавший от перевозбуждения, лишь тихо заскулил, почти ничего перед собой не видя, сводя трясущиеся колени и почти подмахивая бедрами в попытке сильнее вжаться в стену. Геральт своим запахом даже на подавителях заставлял его буквально сходить с ума. Что уж говорить теперь. В заднице и так было противно и мокро, ко всему этому прибавилось еще и будоражащее чувство стыда, барду не особо-то и свойственное.
Наблюдая за этим, ведьмак свёл густые брови к переносице, глухо выдохнул и плотно сжал губы, Лютик уже даже не боялся, что Геральт его ударит. Хотелось едва ли не валяться у того в ногах, он бы так и сделал, если бы его мешком картошки не закинули на плечо и не утащили в соседнюю комнату. Мутным взглядом он проводил оставшиеся за спиной Геральта обломки двери, туго соображая о причинах смены помещения. Дверь со скрипом отворилась. Альфа опустил юношу на кровать и скинул в угол всю остальную поклажу. Здесь было куда приличнее, чем в комнате с выбитой дверью и витающими в воздухе мерзкими чужими запахами. Не прогадал.
Бард сдавленно рвано простонал, ощущая себя словно в горячечном бреду. Он попытался сесть, но, ахнув от очередного слишком сильного спазма внизу живота, откинулся на жесткую подушку, едва не разведя ноги, но в итоге лишь сильнее их сводя. Лютик перевернулся на бок, сжимаясь в комочек, одним глазом наблюдая за тем, как его ведьмак знаком Игни зажигал в комнате свечи. Геральт провёл языком по пересохшим губам и достал из дорожной сумки флягу, допил остатки эля и только после этого развернулся всем корпусом к юноше, скрестив руки на груди:
— Омега, значит, — мужчина хмыкнул, сверля при этом Юлиана нечитаемым взглядом жёлтых глаз.
Юлиан зажмурился, часто хватая ртом воздух. Его тело периодически крупно вздрагивало. Он не знал, сможет ли сейчас что-либо ответить. Когда бард открывал рот, то мог лишь хватать воздух и издавать какие-то нечленораздельные звуки. Лютик все же собрал волю в кулак и суетливо неловко сел, неотрывно смотря в эти яркие глаза, пытаясь сосредоточиться на чужом голосе и словах.
— Мне стоило догадаться, не зря же от тебя так часто несло магией. Да и для альфы ты слишком смазлив, не говоря уже о твоих «первоклассных» навыках флирта, — мужчина беззлобно хохотнул, однако тут же становясь предельно серьезным и подходя к омеге вплотную. Внутри неприятным царапающим комком зарождались какие-то еще притупленные, но сильные эмоции. – Лютик, ты вообще соображаешь, что они могли с тобой сделать? Последние мозги в горах оставил? — Геральт взял неподвижно сидящего на кровати юношу за подбородок, делая глубокий вдох и стараясь думать о чем-нибудь неприятном (например, о том, с каким мерзким звуком выпал изо рта корчмаря зуб), чтобы самому моментально не поддаться искушению и не повести себя, как последняя скотина, каких он сам же и осуждал. Лютика хотелось сейчас сделать безраздельно своим, выбить из него всю дурь, оставить стремительно наливающийся кровью укус на красивой бледной шее. Такой стройный, притягательный…
Парень сжался, не отрывая взгляда от золотистых глаз. Он заломил брови, мелко подрагивая даже от такого слабого физического контакта. Его вело. Жутко вело.
Ведьмак мотнул головой, концентрируясь на другом: выдержки ему было не занимать, но инстинкты побороть оказалось сложно. Тем более, когда перед ним находился омега, по праву принадлежавший ему больше, чем кому-либо другому. Наблюдая за неловкими, а вскоре и вовсе с треском провалившимися попытками барда держать лицо и противостоять изнуряющему возбуждению, ведьмак мрачнел с каждой минутой всё больше.
«Придурок. Просто неисправимый беспечный болван, неспособный даже позаботиться о своей безопасности. Если бы открылся сам, ничего бы этого не было…»
