Кажущийся неразрешимым конфликт между долгом правдивости и склонностью к нарушению этого долга разрешается легко, если подойти к нему как к семантической проблеме. Каждый знает, что мешает ему лгать. Лгать – особенно людям, которых мы уважаем и которые уважают нас – мешает особое внутреннее чувство; но лучше назвать его особым состоянием духа. Когда человека под пыткой заставляют оговорить дорогого ему человека, каких мучительных усилий стоит ему его ложь! Солгав, он испытывает новую боль: муки совести. Эта боль долговременная, в иных случаях от неё нет избавления до смерти. Абсурдно говорить человеку, которого пытают: «Не лги, не оговаривай ближнего». Если он выдержит пытки и не солжёт, последует ли он заповеди или внутреннему велению, которое окажется в данном случае даже сильнее боли пытки? Но вот что замечательно: он готов выдержать боль пытки, чтобы не солгать, а в других случаях ложь даётся ему легко, и он лжёт, не моргнув глазом. Тут тем же именем обозначаются разные состояния духа. То состояние духа, когда человеку трудно солгать, не идентично тому, когда он лжёт с лёгкостью. В обоих случаях высказывается суждение, не соответствующее положению дел, но только в первом случае имеет место осознанное неследование морально должному. Ложь – феномен более сложный, чем неправда, он несводим к высказыванию ложного суждения.

Есть ложь и похвальная, и низменная. Скрыть от умирающей старой женщины, что её сына постигло несчастье, нравственно. Осуждают не за высказывание ложного предложения, если в таком случае никому не причиняется вред, но за низменную ложь. Чем больший вред причиняется другому, тем более ложь аморальна. Ценность и моральный характер поступка определяются не его внешними признаками, но результатом для другого человека. Если ложь – благо для того, кому лгут, запрещать лгать абсурдно. Ложь выделяют из других феноменов прежде всего на основании внешних признаков. Они бросаются в глаза в первую очередь: человек говорит да, хотя следует сказать нет. Но намеренно высказанная ложь либо имеет отрицательные последствия для другого человека, либо нет, либо даже имеет для него положительные последствия. Учитывая это, логично было бы выделить три вида лжи и обозначить каждый особым именем. Либо, отвлёкшись от внешних признаков как несущественных, нужно исходить только из внутреннего чувства, которым сопровождается высказывание ложного предложения. Лгать тем труднее, чем более близок нам человек и чем большее зло мы навлекаем на него своей ложью. В какой-то момент мы почувствуем, что не можем солгать, и скажем правду, даже если поступим при этом против собственного интереса. Делением на ложные высказывания и ложь можно морально допустимые ложные высказывания отделить от морально недопустимых. И тем, и другим присущ признак «не соответствует положению дел», но только во втором случае человек лжёт.

Необходимый признак лжи – суждение не соответствует положению дел и высказывающий его знает это. Но этого признака недостаточно, чтобы считать поступок – высказывание такого суждения – аморальным. Следует считать ложью либо всякое высказывание, не соответствующее положению дел, либо только такое, когда другому этим высказыванием причиняется зло. В этом случае «другому причиняется зло» составляет обязательный признак лжи. Высказыванию должны быть присущи оба признака, чтобы оно могло считаться ложью. Если оно соответствует положению дел, но при этом причиняется зло другому, оно не ложь; но если оно не соответствует положению дел, но при этом не причиняется зло другому, оно не ложь, но лишь ложное высказывание.

Но это субъективный и произвольный критерий, его можно признавать или нет. Кроме того, непросто установить, причиняется ли высказыванием зло другому и существенно ли зло; если ложь безобидна, вновь возникает вопрос, ложь ли такое высказывание. Этот вопрос возникает и в том случае, если зло, причиняемое другому, очевидно велико, но не причинив его, мы причиним ещё большее зло этому или другому человеку или себе. Ложь всегда благо для того, кто лжёт, иначе бы не было лжецов. Это делает ещё более трудноразрешимым вопрос, в каком случае высказывание ложь и всегда ли недопустимо лгать.

Если человек, солгав ради блага другого, причиняет зло себе, нравственно ли он поступает по отношению к себе? Обязан ли человек быть нравственным по отношению к себе? Безнравственное поведение по отношению к самому себе невозможно; стало быть, невозможно и нравственное. Кант, правда, полагает, что самоубийца поступает безнравственно, поскольку, лишая себя жизни, он нарушает свой долг по отношению к самому себе, состоящий для него в том, чтобы заботиться о своём счастье. Но, не говоря уже о том, что счастье для самоубийцы состоит как раз в том, чтобы умереть, даже если есть такой феномен, как долг по отношению к самому себе, очевидно, что не то же самое – нарушить долг по отношению к другому или по отношению к себе. В первом случае поступок аморален, во втором – нет.

Цель и назначение нравственности – благо другого. По отношению к себе человек ведёт себя не нравственно или безнравственно, но следуя принципу «выбирай лучшее». Этот принцип не нравствен и не безнравствен, он морально нейтрален. По отношению к другому человек ведёт себя либо как эгоист, либо нравственно. Но и во втором случае его отношение к другому не свободно от эгоизма: поступок, сообразный с моральным законом, приносит моральное удовлетворение. Он лишь менее эгоистичен, чем в том случае, когда он безнравствен.

Невозможно достоверное знание о том, кому ложным высказыванием причиняется зло и в какой мере, поэтому нет объективного критерия, позволяющего надёжно различать между ложью и ложным высказыванием. Остаётся положиться на свидетельство интуиции. Но интуиция не подсказывает, когда высказывание – ложь; она лишь подсказывает, когда высказывание аморально, а считать ли его ложью, человек должен решить сам. Поскольку моральная оценка поступка может быть верна только при знании всех его обстоятельств, а такое знание невозможно, объективно верная моральная оценка поступка невозможна в принципе. Но это не мешает оценкам всех людей в большинстве случаев совпадать. В чём причина такого единодушия, вопрос особый. В любом случае это свидетельство того, что согласие всех при оценке поступка возможно.

Кант полагает, что не должно лгать даже бандиту, преследующему свою жертву, если мы знаем, где она укрылась. Несомненно, лгать даже бандиту безнравственно; но более безнравственно не солгать ему. Ложь морально допустима в тех случаях, когда не солгать безнравственнее, чем солгать. Логический закон тождества требует, чтобы с понятием всегда связывалось то же значение. Но ни один логический закон не нарушается так часто, как этот. Он не может соблюдаться строго уже потому, что значения понятий неопределённы. Из того, что два суждения утверждают противоположное, не с необходимостью следует истинность одного и ложность другого. В зависимости от того, как мы определим понятие «ложь», о человеке, который скрывает от умирающей старой женщины, что её сына постигло несчастье, можно с одинаковым основанием утверждать, что он лжёт и что он не лжёт. Если принять, что лжёт тот, кто утверждает нечто, что не соответствует положению дел, то человек, утаивающий от умирающей женщины, что её сына постигло несчастье, лжёт. Тем не менее мы одобрим его поведение и осудим этого человека, если он скажет правду. Если же считать, что лжёт только тот, кто говорит неправду в низменных целях, то этот человек не лжёт.

Но положим, что он лжёт. В этом случае поступок морально положителен по сущности, хотя его имени присуще отрицательное коннотативное значение. Чтобы разрешить это противоречие, нужно изменить коннотативное значение понятия «ложь» на положительное. Но негативное коннотативное значение понятий конституируется в опыте, оно сводимо к объективным причинам и не может быть по нашему желанию заменено на противоположное. Но мы можем произвольно решить пользоваться словом «ложь» для обозначения аморальных поступков, а выражением «ложное высказывание» для обозначения морально-нейтральных поступков, когда высказывание не соответствует действительности, но при этом никому не причиняется вред.