Христианская каноническая нравственность стоит на шатком фундаменте десяти заповедей. Уже поверхностный взгляд на этот фундамент позволяет увидеть то, что церковь упорно не желает видеть двадцать веков: заповеди не составляют органическое единство и необосновываемы. И нет свидетельств того, что они от Бога. Но есть сколько угодно свидетельств противоположного рода: это те противоречия и несуразности, которыми кишит Пятикнижие, в том числе Декалог. Чего стоит уже первая заповедь, действительная будто бы и для христиан: «Я, Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов перед лицом Моим»[3]. Христиане механически повторяют её, опуская слова «который вывел тебя из земли Египетской», как будто не очевидно, что эта заповедь – узкая, сектантская – предназначена не для них. А как совместимо с моралью и нравственностью оправдание рабства в Декалоге? Декалог краток, всего несколько строк. И в этих нескольких строках дважды упоминается рабство без слов осуждения, как естественное для сообщества людей явление.
Не осуждаются в Декалоге и войны, этот главный бич человечества, даже более страшный, чем болезни и эпидемии. Описания ветхозаветными авторами войн и поведения воинов в них вызывают протест чувства и здравого смысла. Но все тексты Писания боговдохновенны! Ничто так не дорого иудаизму и христианству, как догмат о боговдохновенности их священных текстов. Боговдохновенны, согласно канонам иудаизма и христианства, и следующие свидетельства о ратных подвигах Иисуса Навина:
«Израиль разил их, не оставляя из них ни уцелевших, ни убежавших. Но царя Гая они взяли живым и привели его к Иисусу. Когда Израиль закончил убивать всех жителей Гая в полях и в пустыне, куда они их загнали, и когда каждый из них был предан мечу, все израильтяне вернулись в Гай и перебили тех, кто оставался в нем. В тот день пало двенадцать тысяч мужчин и женщин – все население Гая. Иисус не опускал протянутой руки с копьём, пока полностью не истребил всех жителей Гая. Израиль взял себе скот и добычу из этого города, как повелел Иисусу Господь. Иисус сжёг Гай и навеки сделал его грудой развалин… Он повесил царя Гая на дереве и оставил его висеть там до вечера. На закате Иисус приказал, и тело царя сняли с дерева и бросили перед городскими воротами»[4].
Замечательно в этом изображении военного триумфа евреев, что их предводитель, Иисус Навин, направляя своё копье на беззащитных и несопротивляющихся мужчин и женщин, действует по повелению Господа, того самого Яхве, который сорок лет назад торжественно вручил Моисею среди прочих моральных заповедей и заповедь «Не убей!». Осмысление этой заповеди, по-видимому, было делом трудным для тех, кому она предназначалась; иначе не объяснить, что за сорок лет они так мало продвинулись в её усвоении.
Второй текст, сходный по духу с вышеприведённым, более обширен:
«Затем Иисус поразил и умертвил царей и повесил их на пяти деревьях, и они висели на деревьях до вечера. На закате Иисус приказал, и их сняли с деревьев и бросили в пещеру, где они укрывались. Ко входу в пещеру привалили большие камни, которые там и по сегодняшний день. В тот день Иисус взял Македу. Он предал город и его царя мечу и полностью истребил всех жителей. Он никого не оставил в живых. Он сделал с царём Македы то же, что и с царём Иерихона. Затем Иисус и с ним весь Израиль пошёл из Македы к Ливне и напал на неё. Господь отдал в руки Израиля и этот город вместе с его царём. Город и всех, кто в нём был, Иисус предал мечу. Он никого не оставил там в живых. Он поступил с его царём так же, как и с царем Иерихона. Затем Иисус и с ним весь Израиль пошёл из Ливны к Лахишу. Он поставил напротив него лагерь и напал на него. Господь отдал Лахиш Израилю, и Иисус взял его на второй день. Город и всех в нём он предал мечу, как он сделал в Ливне. Тем временем Горам, царь Гезера, пришёл Лахишу на помощь, но Иисус разбил его и его войско, никого не оставив в живых. Затем Иисус и с ним весь Израиль пошёл из Лахиша в Эглон. Они поставили напротив него лагерь и напали на город. Они взяли его в тот же день и предали мечу. Он полностью истребил всех, кто в нём был, как он сделал и с Лахишем. Затем Иисус и с ним весь Израиль пошёл из Эглона в Хеврон и напал на него. Они взяли город и предали его мечу, вместе с его царём, его поселениями и всеми, кто в нём был. Они никого не оставили в живых. Как и в Эглоне, он полностью уничтожил и город, и всех, кто в нём был. Затем Иисус и с ним весь Израиль повернул назад к Давиру и напал на него. Они взяли город, его царя и поселения и предали их мечу. Они полностью истребили всех, кто в нём был, никого не оставив в живых. Он поступил с Давиром так же, как и с Ливной и её царем и с Хевроном. Так Иисус покорил всю ту область – нагорья и Негев, западные предгорья и горные склоны, и всех её царей. Он никого не оставил в живых. Он полностью истребил всё дышащее, как повелел Господь, Бог Израиля»[5].
Бог Яхве откровенно доволен злодеяниями израильтян, допускаемыми ими в войнах с другими народами, и, судя по всему, ничего не имеет против того, что сам он не изображён пацифистом. Тут не помогает ссылка на то, что все народы ведут себя в войнах одинаково. Это и тем более вызывает вопрос, почему Яхве не включил в число важнейших заповедей для израильтян запрет на вой ну? Ему легко было бы сделать свой любимый народ непобедимым, не влагая в его руки оружия, и евреям не пришлось бы обагрять свои мечи кровью невинных.
Но продолжим обзор тех мест Десятисловия, которые вызывают сомнения относительно их достоинств. Странно воспринимается заповедь почитать родителей на том основании, что это выгодно для детей. «Почитай отца твоего и матерь твою, как повелел тебе Господь, Бог твой, чтобы продлились дни твои, и чтобы хорошо тебе было…»[6]. Словно было трудно найти для почитания родителей иное, более высокое основание. Девятая заповедь почему-то предостерегает человека не от лжи, но от лжесвидетельства. От лжи предостерегает заповедь в книге Левит: «Не крадите, не лгите и не обманывайте друг друга»[7]. Разве в жизни чаще случается, что человек лжесвидетельствует, чем лжёт? Если заповеди Десятисловия предназначались для евреев, какой вывод нужно сделать из этого требования не лжесвидетельствовать против ближнего, как не тот, что евреи чаще лжесвидетельствовали друг против друга перед судом, чем лгали друг другу? Неужто евреи были настолько особым народом, что непрестанно судились друг с другом, соперничая при этом, кто больше налжёт на другого перед судьёй? Иначе к чему эта заповедь?
Но вершиной всех несуразностей, которыми сопровождался акт вручения нравственного закона человеку, было то, что среди десяти заповедей не оказалось заповеди любви к ближнему. Эта важнейшая заповедь и иудаизма, и христианства есть в книге Левит[8], но она не записана на скрижалях. Христос объявит позже две заповеди важнейшими: заповедь любви к Богу и заповедь любви к ближнему[9]. Но они обе отсутствуют в Декалоге. Зато в нём нашлось место для заповеди не желать вола и осла ближнего. Если заповеди были начертаны перстом Божьим и составляют содержание морального закона, как случилось, что для Бога было важнее, чтобы человек не желал чужого осла и вола, чем чтобы он любил ближнего?
К свидетельству разума в деле критики Декалога должно быть добавлено свидетельство души. Только свидетельство этих двух авторитетных свидетелей и может быть убедительным для человека в его поисках ответов на высшие вопросы жизни. Цель автора данного сочинения – проникнуть по мере возможности не в смысл запретов таких действий, как воровство, ложь или убийство – смысл запретов тут очевиден, – но в природу этих действий и в смысл их понятий. Главный вопрос, который требует ответа: могут ли нравственные запреты и предписания быть обоснованы? Для Моисея вопрос об обосновании заповедей не стоит. Но он встаёт для желающих принять заповеди и следовать им.
